И город проснется под цокот копыт,
И все прояснится открытой борьбой:
Враги — пред тобой, а друзья — за тобой… —
так начинается стихотворение Наума Коржавина «Трубачи». (Вообще, надо сказать, что образ трубача — один из любимых романтических образов, причем не только у нас. Поэтому особенно обидно, что песня про маленького героя, да еще трубача, — «изъята из обращения».)
Странно, вроде бы странно… Что там может отзываться в пятилетней малявке на слово «подвиг»? Тем более сейчас, когда эта тема так непопулярна, когда о героизме и подвигах в лучшем случае не говорят ничего. Наши дети уже не знают тех имен, которые были на слуху у нас: Олег Кошевой, Леня Голиков, Зоя Космодемьянская… Но подвигов жаждут не менее, если не более страстно.
Однако если мы вспомним об архетипе, о родовой памяти, то ничего странного и удивительного в этом нет. Какие свидетельства дошли до нас на каменных скрижалях, керамических черепках, пожелтевших папирусах? Что люди прежде всего хотели оставить в памяти потомков? Описание своих подвигов. Какой самый древний жанр в литературе? Эпос, повествование о героях и их свершениях, то есть подвигах. Эпос есть у каждого народа. Это, можно сказать, лицо народа.
Но если это есть у каждого народа, значит, это для чего–то нужно?
С тех незапамятных времен, как люди стали называться людьми, они устремляли свой взор к небу, где обитали боги. Богам поклонялись, богов страшились, богам хотели подражать. Но боги были недосягаемы. Милость богов и близость к ним следовало заслужить. Заслужить отважными деяниями, п о д в и а м человек, совершивший подвиг, приближался к богам, но в то же время — и это очень важно — оставался человеком. Он был ближе, доступнее, понятнее, ему легче было подражать. Самим фактом своего существования герой как бы говорил другим людям:
Вы тоже сможете возвыситься, если очень постараетесь у вас есть надежда. Я тому пример.
То есть герой становился промежуточным звеном между людьми и богами. Можно дать множество объяснений тому, зачем, почему люди самых разных веровании и культур стремились к возвышению (или, как мы говорим, к элевации). Но ни одно из них не будет полностью отражать суть. «Так надо трагедии», написал когда–то крупнейший советский психолог Выготский, размышляя о загадочном поведении шекспировского Гамлета. И здесь тоже «так надо»… Так уж устроен человек.
Герои появлялись во все времена. И что самое важное — были у каждого народа с в о и.
— У России такие герои, что лучше б их и вовсе не было! — можно порой прочитать в нашей печати. — Разве это герои? Сплошные разбойники, убийцы.. Стенька Разин да Емелька Пугачев… А уж Павлик Морозов вообще! Донес на родного отца.
Что ж, давайте вспомним иноземных героев. Геракл, Уллис, Александр Македонский, Цезарь, Робин Гуд, Тиль Уленшпигель, Жанна д'Арк, Марат… Они что, цветы в лесу собирали или бабочек ловили? Если подходить к ним с обычными мерками, то есть если судить их по общечеловеческим законам, то все они были преступниками. Они или грабили, или убивали и то и другое вместе. Но в том–то и дело, что человеческие мерки к ним не применимы, потому они, герои, не совсем люди. Их отличают две главные особенности: способность к самоотречению и непоколебимая уверенность в том, что они действуют во имя добра, во имя идеала.
Героями как и богами, лучше восхищаться на некотором расстоянии. Поэтому их и возводят на пьедестал. Иначе полыхающий в них огонь может опалить.
И это не только метафора. Совершая подвиг, герой неизбежно причиняет кому–то страдания. Да, таков парадокс героизма. Возьмем самый, казалось бы, невинный случай, когда героическая личность никого не убивает, а, наоборот, спасает. Спасает, жертвуя собой. Предположим, выносит из горящего дома чужого ребенка, получая при этом смертельные ожоги. Героический поступок? Безусловно. Но дети самого героя остались сиротами, а жена — вдовой. А безутешные родители? А другие родственники? А друзья?
И это, повторяем, еще тот случай, когда герой, во–первых, не отнимал жизнь, а во–вторых, не брал на себя ответственность за судьбы тысяч, миллионов людей.
Если посмотреть под этим углом зрения на наших героев, в том числе и на оплеванного Павлика Морозова, то окажется, что они, безусловно, самые настоящие герои. Предать отца — страшное, чудовищное злодеяние, но не корысти ради, не ради кулацкого наследства Павлик Морозов пошел на это. Им владела идея справедливости (отец утаил зерно, которое изымали для спасения голодающих), которая — нравится нам это или нет, — безусловно, относится к разряду героических. Полезно помнить и финал Павлика: не возвышение по пионерско–комсомольско–партийной лестнице, а мученическая смерть. Что же касается отказа, отречения от самых близких во имя идеи, то это воспели наши отнюдь не «социалистические» классики. Перечитайте стихотворение Лермонтова «Гяур», где мать с проклятиями изгоняет сына, бежавшего с поля боя. А героический Тарас Бульба, которым Гоголь, обычно такой насмешник, искренне восхищается, — тот и вовсе убил своего сына–изменника. А ведь убить собственного ребенка — это поступок, нарушающий все законы, даже биологический. Поступок, по человеческим меркам еще более чудовищный, чем предательство отца.
Кажется, читателю самое время задать вопрос. И даже не в очень–то вежливой форме:
— Так на кой черт нужны эти герои? Провались И они все пропадом! С какой стати я должен воспитывать ребенка на таких отвратительных примерах?! Гори синим пламенем это вселенское благо, если оно несет страдания близким. Хорошенькое благо — на костях! Не нужен мне герой! Пусть будет нормальным человеком.
Но в том–то и дело, что невозможно вырастить нормального человека, если не предлагать ему в период его формирования возвышенно–романтические, героические идеалы.
— Возвышенные? Романтические? А жизнь, она совсем не возвышенная. И она шмякнет с этих романтических высот мордой об стол. Тогда что? Разочарование? Душевный надлом?
Но, исходя из этой логики, и сказки читать вредно. Там тоже сплошные герои и подвиги. И все не как в жизни.
да, разочарования неизбежны. Процитируем все ТО же стихотворение Наума Коржавина. Мы цитируем его потому, что оно как нельзя более ярко и емко иллюстрирует взросление души, которая воспитана правильно, то есть романтически. («Романтизм — это душа». В.А. Жуковский.)
И вот самолеты взревели в ночи,
И вот протрубили опять трубачи,
Тачанки и пушки прошли через грязь,
П р о с н у л о с ь г е р о й с т в о, и кровь
пролилась.
А вот и разочарования:
Но в громе и славе решительных лет
Мне все ж не хватало заметных примет.
Я думал, что вижу, не видя ни зги,
А между друзьями сновали враги.
И были они среди наших колонн
Подчас знаменосцами наших знамен.
Автора ждали не только разочарования, но и такие страшные удары судьбы, которых не дай Бог никому. Правда, он об этом пишет сдержанно:
Жизнь бьет меня часто. Сплеча. Сгоряча…
Ну и что же он, воспитанный на иллюзиях, не готовый к жизненным испытаниям?
…И все же я жду своего трубача. Ведь правда не меркнет и совесть — не спит…
И на это ожидание жизнь отвечает сурово:
…Но годы уходят, а он — не трубит.
И старость подходит. И хватит ли сил
До смерти мечтать, чтоб трубач затрубил?
Этот трагический вопрос кажется одновременно и трагической точкой. Конец иллюзиям, конец стихотворению. Но у стихотворения «Трубачи» другой конец:
А может, самим надрываться во мгле?
Ведь нет, кроме нас, трубачей на земле.
Романтически заряженная душа, пройдя через все, совершила прорыв и сделала по форме романтический, а по сути — мощный, волевой и, главное, вполне реалистический выбор. Она, душа, не угасла, не погибла, и произошло это не вопреки, а благодаря романтическому заряду, романтической энергии. Идеал не ломает человека, а, напротив, дает ему психическую опору. Дает силы жить. Пережить грязь, унижения, насилие. «Мужество быть» (так называется книга одного протестантского философа). Когда жизненный вихрь сбивает с ног, очень важно знать, что кто–то устоял, кто–то на ногах удержался.
Интересно, что даже те родители, которые активно не хотят дать своим детям романтическое воспитание, считая его ненужным или даже вредным, искренне недоумевают и возмущаются, когда видят в своем ребенке проявления трусости, эгоизма, равнодушия.
Ему жалуются на неприятности на работе или в семье, а он:
— Извините, это ваши проблемы. Его спрашиваешь, почему он девушку до дому не проводил, ведь было уже поздно. А он усмехается:
— Что я, дурак, что ли? Она в таком районе живет… Там и башку проломить могут.
И самое печальное, что такое «реалистическое» воспитание неизбежно оборачивается против родителей.
Наши знакомые, пожилые супруги, очень гордились тем, что дали своему сыну правильное воспитание:
— Мы нашему Костеньке с пеленок твердили:
