О, молодой матросик был красив! Богатырь, бородач с ясными, голубыми глазами. Высокий, широкоплечий, в хорошо сидящей на нем морской форме. «Орел! Настоящий орел!» – говорила о нем Александра.
Дыбенко сопровождал большевистского оратора повсюду. Коллонтай выступала на крупнейших военных кораблях – «Гангут», «Республика», «Андрей Первозванный», и он – председатель Центробалта Павел Дыбенко, на руках переносил ее с трапа очередного корабля на катер, а с катера – на причал. То есть он ее носил на руках в буквальном смысле слова. 28 апреля 1917 года Александра Коллонтай записала в своем дневнике: «Неужели опять?!» Да, она влюбилась!
Ну и что, что ей сорок пять, а ему – двадцать восемь. Ну и что, что она интеллигентка до последней косточки, дочь генерала, а он всего лишь простой матрос из крестьян. Ну и что, что она образованнейшая женщина своего времени, владеющая несколькими иностранными языками, а он – малограмотный, пишущий с ошибками, уроженец деревни Людково Черниговской губернии. Какие все это мелочи! «Это человек, в котором преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия, – писала Коллонтай про Дыбенко. – В нем, в его страстно нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха».
Это вам не занудливые функционеры-партийцы, не худосочные теоретики социальных реформ с истрепанными нервами и язвой желудка. Павел Дыбенко представлял собой саму стихию, вольную, неукротимую, олицетворявшую мужскую силу и внутреннюю прочность. «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности…», – говорила Александра.
Странная пара… Но, как говорят, противоположности притягиваются друг к другу. Видимо, Александре не хватало «чернозема», а Павлу хотелось узнать, как же любят эти избалованные петербургские «чистюли». Биографы Александры Коллонтай отмечают, что этот роман коренным образом отличается от тех, что она пережила прежде. Она не сразу бросилась в объятия Дыбенко, а долго и терпеливо разжигала в его душе страсть. Поначалу они даже называли друг друга на вы. «Александра Михайловна, – писал ей в то время Дыбенко, – не откажите приехать на обед!»
Но постепенно чувства все больше и больше захватывали их, они перестали скрывать свои отношения. Александра готова была всему миру рассказать о своем счастье. Неужели она наконец-то встретила того самого, единственного, кто предназначен ей самой судьбой?! «Наши отношения всегда были радостью, расставания – полны мук», – вспоминала впоследствии Коллонтай. Однажды ее спросили: «Как вы решились на отношения с Павлом Дыбенко, ведь он был на семнадцать лет моложе вас?» Александра Михайловна, не задумываясь, ответила: «Мы молоды, пока нас любят!»
Но не всем нравилась их любовь. Узнав о том, что женщина, в которую он когда-то был влюблен, сошлась с революционным матросом Дыбенко – дочь генерала пала столь низко! – застрелился морской офицер Михаил Буковский. Александра, услышав об очередном самоубийстве, причиной которого невольно стала, воскликнула: «Этого еще не хватало!» Александра не понимала: неужели в любви важны какие-то условности, неужели это чувство можно объяснить. Нет! Она просто любила.
«Где мой Павел? – писала Александра. – Как я люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем «жестокого, страшного Дыбенко», и страстно трепещущей нежности – то, что я так в нем полюбила. Это то, что заставило меня без единой минуты колебания сказать себе: да, я хочу быть женой Павлуши… Павлуша вернул мне утраченную веру в то, что есть разница между мужской похотью и любовью. Похоть – зверь, благоговейная страсть, а любовь – нежность».
Да и Дыбенко пришлось наслушаться упреков от своих матросов. Братва, с которой Дыбенко ранее устраивал грандиозные пьянки и шумные обыски в буржуйских домах, обиделась: «Нас на бабу променял?!» На что он ответил: «Разве это баба? Это Коллонтай».
Интересное все-таки определение для любимой женщины. Но если копнуть глубже, то Павел Дыбенко никогда не считал Коллонтай обыкновенной женщиной. Вот что он сам писал по этому поводу: «Да, я никогда не подходил к тебе как женщине, а как к чему-то более высокому, более недоступному. А когда были минуты и ты становилась обыденной женщиной, мне было странно и мне хотелось уйти от тебя».
Он любил ее. Какой нежностью наполнены его письма, написанные Александре: «Как бы мне хотелось видеть тебя в эти минуты, увидеть твои милые очи, упасть на грудь твою и хотя бы одну минуту жить только-только тобой». «Мой Ангел!» – так он обращался к ней, неизменно с большой буквы.
В конце концов, и Балтийскому флоту пришлось смириться с выбором их предводителя. Хотя в отместку «предательству» Дыбенко его любимую женщину наградили прозвищем: «Центробаба!». Дыбенко сопровождал ее во всех поездках по кораблям Балтийского флота. Они не могли расстаться ни на минуту. Однако им пришлось это сделать. Я уже писала, что некоторое время после июльских беспорядков 1917 года Александре Коллонтай пришлось провести в тюрьме. Арестован был и Дыбенко. Он писал ей трогательные письма, которые адресовались «гражданке Коллонтай». Правда, стража отказывалась ей их передавать. Александра маялась в тюрьме, где не было ни одной политической арестантки, сплошные уголовницы. Вскоре Коллонтай выпустили под залог. И они с Дыбенко снова встретились.
7 ноября 1917 года наступил день, изменивший судьбы мира. Коллонтай вошла в состав нового, уже советского правительства, в качестве наркома государственного призрения (что-то вроде министра по социальным вопросам). Так она стала первой в мире женщиной-министром. Она арестовала всех старых сотрудников этого министерства, которые не пускали ее на рабочее место. И отняла у них ключи. Затем позаботилась об инвалидах войны. Чтобы найти помещения для Дома инвалидов, она приказала взять штурмом Александро-Невскую лавру. Ее встретили звоном колоколов, прихожане пытались не пустить. Но тщетно. Лавру захватили. На следующий день во всех церквах Александру Коллонтай предали анафеме. Узнав об этом, она расхохоталась. Вечером они с Дыбенко, коллегами по наркоматской службе и матросами отметили это дружеской попойкой.
Жестокое время, жестокие нравы! Имя Коллонтай знала вся страна. Коллонтай шокировала своей неженской, по тем представлениям, активностью, своими декретами о новом положении женщины, своим неприкрытым и бурным романом с Дыбенко. Единственная женщина в новом революционном правительстве, она вызывала ужас у населения. Не только ужас, но и восхищение. Конечно, осуждений было больше. Про нее слагали памфлеты, анекдоты, рисовали карикатуры. Чего только стоит следующая под названием «Междуведомственные трения», а изображена была на ней… двуспальная кровать, возле которой рядышком на коврике стояли грубые матросские сапоги и изящные дамские туфли. Грубый укол в адрес двух наркомов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
