— И ты будешь делать все, что тебе прикажут?
— Да, господин.
Петр, тем временем, пытался сесть. В этот момент тяжелый конец посоха опустился вниз. Раздался легкий звон, и меч, за которым потянулся было Петр, оказался от него еще дальше, почти у самых ног старика. Саша упал на колени между посохом и головой Петра и замер, чувствуя, как у него вот-вот остановится сердце.
Но внезапно в очаге зашипело: это кипящий в горшке ужин начал уходить через край.
— А ну-ка, останови его! — сказал старик. — Дурак! — И Саша, подпрыгнув едва ли не на месте, завернул рукав на ладонь и, развернув крюк, на котором был подвешен горшок, отвел его от огня. Старик, тем временем, подхватил меч и, пройдя через комнату к столу, смахнул с него концом меча очистки репы.
— Я уже вижу, ты ел мой ужин, ты разворовал мои запасы…
— Я всего лишь добавил немного репы в горшок, господин, с учетом того, что нас было двое…
— Я должен поужинать, — сказал старик, пододвигая лавку поближе к столу. Он поставил свой посох и меч, отобранный у Петра, около стены по обеим сторонам стола, и ударил костяшками пальцев по деревянной поверхности. — Малый! Я жду!
— Ведь он сумасшедший, — прошептал Петр, безуспешно пытаясь подняться, и соскальзывая вниз вдоль печной стены. — Будь осторожен.
— Мальчик!
Саша схватил черпак, наполнил котелок из горшка, поставил его на стол и положил рядом с ним ложку, а когда старик принялся за еду, то он успел наполнить водкой чашку и поставил ее перед ним.
— Узнал, где взять это? — сердито проворчал старик. — Вор!
— Я прошу прощенья, господин. — Саша сделал короткий нервный поклон и встал, заложив руки за спину, когда старик все-таки решил сделать глоток-другой.
Клочковатые брови старика медленно поднимались и опускались по мере того, как он ел.
— Что ты умудрился сделать с этим?
— Я положил только соль. Ну, еще немного укропу… — Но ему показалось слишком самонадеянным продолжать рассказывать об этом. Саша прикрыл свой рот и прикусил губу.
Брови задвигались вновь, но на это раз уже не были столь сердито насуплены. Старик проглотил вторую и третью ложку и, казалось, был вполне доволен поданным ужином. Он выпил еще, затем последовала четвертая ложка, а чашка с водкой была мгновенно выпита почти залпом, и лишь небольшие капли остались на его редкой бороде.
— Еще, — сказал старик, подсовывая котелок прямо в руки мальчику.
Тот наполнил его еще раз, а старик без лишних разговоров заработал ложкой.
— Ты пришел прямо из Воджвода? — спросил он, не поднимая головы.
— Да, господин.
— И он тоже?
— Да, господин.
— И его ранили прямо в Воджводе?
— Да, господин.
Старик ударил кулаком по столу.
— Меня зовут Ууламетс, Илья Ууламетс. А это мой дом, а вокруг него моя земля. Здесь единственным законом является только мое слово. Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы твоему приятелю оказали помощь?
— Да, господин.
— Чтобы его покормили, перевязали рану и сделали все, что положено?
— Да, да, господин… Если только вы сможете. — Саша обрел надежду, но одновременно почувствовал и тревогу. Все складывалось уж слишком удачно. — Может быть, вы знаете, как следует лечить такие раны? Мне приходилось ухаживать лишь за лошадьми, я…
Старик слегка пристукнул рукой по столу, проглотил еще ложку.
— Лечение целебными травами и уход за больным мне очень хорошо знакомы, парень, можешь поверить на слово. Но здесь есть один сложный вопрос: я не знаю, как мне получить вознаграждение за труды. А кроме всего, я должен получить вознаграждение еще и за то, что ты будешь здесь есть, а так же будет есть и твой друг, вы будете пользоваться моим очагом и моими одеялами, да и неудобство, которое он создает мне, тоже чего-то да стоит. Так вот, для того, чтобы хоть как-то скомпенсировать все это, я должен использовать тебя. Не возражай, — сказал он, как только Саша открыл было рот. — Делай то, что я буду говорить, и не пытайся раздражать меня, иначе я выкину вас обоих на дождь и холод, и как тогда будет поживать твой друг, как ты думаешь?… Как ты думаешь, он будет поживать?… Наверное ему придется помирать, не так ли?… И как тебе это понравится?
— Нет, мне совсем не понравится это, господин, — сказал мальчик и сглотнул комок в горле.
— Не подпускай ко мне этого сумасшедшего, — раздавался откуда-то из-за его спины слабый голос Петра. — Оставь меня в покое, мне не нужна его помощь.
— Пожалуйста, не слушайте его, — сказал Саша. — У него лихорадка, и она не кончается уже несколько дней.
— Мне не нужна его помощь! — продолжал кричать Петр и вновь пытался встать.
— Извините меня, — сказал Саша и, торопливо поклонившись, подбежал к Петру, чтобы вовремя удержать его от ненужных напряжений. — Ну, пожалуйста, Петр, не делай этого…
— Это сумасшедший старик, — с бешенством прошептал Петр. — Не подпускай его ко мне, вот и все. Со мной и так ничего не случится…
— Я буду следить за ним, — сказал мальчик, но Петр привалился больной стороной к каменной кладке и сказал:
— Он не должен прикасаться ко мне.
А тем временем, старик Ууламетс добавил еще порцию водки в свою чашку, поднялся с лавки, пошарил на соседней полке, где отыскал какую-то бутылку и добавил из нее немного темной жидкости в водку. Саша предположил, что это было своего рода лекарство, наблюдая за стариком, который теперь направился к ним.
— Я не буду пить это, — сказал Петр.
— Это как раз облегчит твою боль, — сказал Ууламетс, — потому что она еще впереди. — Затем старик сделал движение, как будто хотел выплеснуть содержимое чашки на пол, но в этот момент Саша с криком вскочил со своего места, стараясь спасти чашку, которую Ууламетс в конце концов протянул ему.
— Ну пожалуйста, — сказал Саша, обращаясь к Петру, усаживаясь перед ним на колени и протягивая чашку. — Пожалуйста, выпей это. — Он поступал так потому, что больше ничего не оставалось делать и больше некого было просить о помощи. Единственной надеждой был этот старик и его медицинские познания, который, видимо, мог остановить начинавшееся воспаление. — А то, чего доброго, ты умрешь.
Петр нахмурился и протянул руку к чашке с черной жидкостью. Он одним глотком выпил ее и вдруг вздрогнул, будто на вкус она была такой же отвратительной, как и на вид. После этого он оглянулся на старика, который громыхал ножами в шкафу.
— Что он там делает? — спросил Петр. — Малый, что он ищет там?
Саше не хотелось отвечать ему. Он видел, что Ууламетс достал из шкафа: множество ножей, кувшинов, горшочков и небольших коробков. Саша чувствовал под своей рукой, как Петр постепенно опускается на пол, и слышал его затихающее бормотанье:
— Останови его, малый, Бога ради, не дай ему зарезать меня…
Но как человек, хоть однажды имевший дело с лечением лошадей, Саша понимал, что происходит. Он осторожно, как только мог, поддерживал полусонного Петра, пока его голова не свалилась, а затем осторожно же уложил его и помог старику снять с раны старую повязку.
— Она присохла, господин, — сказал он, громко шмыгая носом и торопливо вытирая его рукавом. — Пожалуйста, будьте осторожны.
— Ты еще будешь учить меня, что мне следует делать? Нагрей воду. Чтобы был кипяток! И пошевеливайся, чтобы и от тебя была польза.
— Да, да, господин, — сказал он, торопливо подвешивая над огнем котелок с водой, чтобы тут же возвратиться и быть уверенным, что Ууламетс не сделает ничего плохого.
— Так значит, рана сквозная? Спереди и сзади? — спросил старик.
— Да.
— Он был ранен мечом?
— Я думаю, что да.
Старик что-то бормотал себе под нос, а затем надавил на рану. Петр вскрикнул.
— Пока хорошего мало, — сказал старик, но Саша мог бы и сам сказать то же самое. Ууламетс намочил маслом кусочек мха и положил его на оставшуюся присохшую часть повязки, затем встал и еще раз наполнил чашку.
Он выпил медленно, глоток за глотком, пока доставал то один, то другой предмет из шкафа.
Саша в этот момент не осмеливался произнести ни слова, а лишь продолжал придерживать почти бесчувственную руку Петра, шмыгал простуженным носом и временами подрагивал, несмотря на тепло от очага и несмотря на обещания старика сделать все как следует.
Дела были плохи, он уже понял это, когда Ууламетс подошел к ним вновь, чтобы снять остатки повязки. Мальчик хотел даже закрыть глаза, но не мог, помня о том, что обещал Петру проследить за его леченьем.
7
А затем была лишь ужасающая боль, разорвавшая на куски его сознание. Он так и не понял, каким чудом оказался в лесу, заблудившись в самой его чаще, где, обессилевший, упал в окружении бесчисленных леших и бесов. Многие из них почему-то имели лица его давних друзей или знакомых, некоторые были с лошадиными головами, а у других были головы черных и белых кошек.
