раз:
– Положите Первого маршала Талига Рамиро Алву рядом с Эрнани Раканом и распорядитесь о похоронах.
Новый повелитель Талигойи повернулся и стремительно вышел. Франциск Оллар все делал стремительно и уверенно, даже когда никуда не спешил или сомневался в принятом решении. Сейчас сомневаться было не в чем, но дела торопили.
Новоявленный король не собирался задерживаться у вдовы – он не любил иметь дело с рыдающими женщинами. Только клятва есть клятва, особенно если это клятва короля умирающему, данная на глазах соратников и знатных пленников. Талиг должен знать – его величество Франциск Первый не забывает оказанных услуг и безжалостно карает тех, кто поднимает руку на его друзей. С Эпинэ он поговорит завтра или послезавтра, когда тот немного успокоится. Люди Чести чуть не погубили королевство и себя; те, у кого в голове есть хоть что-то, должны это понять.
Скорым шагом спускаясь по лестнице и пересекая двор, Оллар думал уже о другом. Мысли победителя занимал разговор с епископом Кабитэлы.
Без церкви не обойтись, но она должна знать свое место! Отныне главой клира будет король, ну а кардинал… Кардинал получит все, кроме права лезть в дела королевства. Если его преосвященство не дурак, он поймет, что выгодней и безопасней подчиняться одному-единственному королю, а не зависеть от агарисской своры. Нынешние кардиналы и главы орденов мрут как мухи, а их имущество перетекает в бездонные карманы его святейшества и иже с ним.
Как же зовут вдову Рамиро? Жаль, если она родит девчонку. Новый король не сомневался – огрызки Людей Чести не простят кэналлийцам измены, значит, Алва будут верны Олларам, а короне Алва нужны – чужака Кэналлоа не примет. Кэналлоа – это выход в Багряные Земли. Как не вовремя этот болван убил Рамиро, такие полководцы – удача для любого короля, да и с морисками через соберано договориться было бы проще. Пусть думают, что хотят, но союз с Багряными Землями безопасней лобызаний с Агарисом! Как же все-таки зовут герцогиню? Октавия! Девочка, подобранная Рамиро на дороге… Очередной плевок в сторону выродившихся спесивых болванов.
Так и надо жить, как жил кэналлийский герцог, – ничего не боясь и ни на кого не оглядываясь! Октавии Алва будут оказаны все почести, причитающиеся вдовствующей герцогине, чей муж оказал большую услугу короне. Пусть видят, что король умеет быть благодарным… А его уже ждут! Церковники всегда умудряются узнавать новости первыми и держать нос по ветру.
Подобострастная, похожая на старую клячу аббатиса монастыря святой Катарины, в одной из келий которого лежала герцогиня, медовым голосом сообщила, что родился мальчик и роды прошли благополучно. Это было добрым предзнаменованием. Бывший ублюдок, ныне именуемый талигойским королем, торжественно прошествовал по прохладному коридору, выслушивая благостные причитания навязавшейся в провожатые «клячи».
– Ваше величество, – аббатиса с видимым усилием распахнула тяжелую дверь, – это здесь.
– Благодарю. – Победитель шагнул в залитую заходящим солнцем комнату, где суетилось несколько человек. Роженица лежала на монашеской постели без балдахина. Король увидел роскошную пепельную косу и тонкую руку, не уступающую белизной алатскому полотну.
– Дочь моя, – подала голос старуха, – это я, мать Амалия. Вас пожелал видеть его…
Франциск властным жестом остановил «клячу», и та, пятясь, отступила к стене.
Бездомный Король давно научился производить именно то впечатление, которое хотел. Сейчас он был государем, взявшим под свое крыло вдову друга и соратника. Придав лицу соответствующее выражение, Оллар произнес со всей мягкостью, на какую был способен:
– Сударыня, я счастлив поздравить вас с рождением сына.
Женщина на постели повернулась, сделав робкую попытку подняться, пресеченную бдительным лекарем, и подняла на гостя светящийся взгляд.
– Благодарю вас, сударь.
У Оллара загодя была припасена и вторая приличествующая случаю фраза, но победитель внезапно утратил дар речи. Возможно, в этом мире были женщины красивее молодой вдовы, которая еще не знала, что она вдова. Даже наверняка, но какое дело до этого Франциску Оллару?!
– Сударь, вы – друг Рамиро? Где он?
Бездомный Король был человеком жестким, даже жестоким, но сказать правду отчего-то не мог. Октавия смотрела на незнакомца ясными синими глазами и ждала, а он молчал. Он нашел свою королеву, но не мог ей об этом сказать, он вообще не знал, что говорить.
– Вы – друг Рамиро? – повторила Октавия. – Он не может прийти?
– Да, я друг Рамиро, и он не может прийти, – подтвердил Франциск. – Вы уже решили, как назовете сына?
– Нет, – она казалась удивленной, – имя ребенку дает отец. Но, сударь, все же вы…
– Я – новый король Талига. – Странно, почему радость от этого обстоятельства куда-то делась. Новый король Талига – одинокий король Талига… Он будет одинок, сколько б дворян ни вилось у его трона и сколько б красавиц ни побывало в его постели, если только эта синеглазая женщина не забудет свою потерю.
– Рамиро… Он… Он мертв? Кто его убил?.. Вы?!
– Не я. Рамиро Алва оказал мне и Талигу неоценимую услугу. Я любил его и был бы счастлив видеть своим маршалом. Надеюсь, со временем это место займет его сын. Вы позволите мне взять его и вас под свое покровительство? Я… Сударыня!
И без того бледное лицо стало вовсе белым, и Октавия упала на подушки. Подбежала повитуха, кто-то громко закричал, кто-то принялся бормотать молитвы. Франциску следовало оставить герцогиню на попечение старух и врачей и вернуться к делам – захватить власть трудно, удержать ее еще труднее. Он так долго шел к этому дню и не может в решающий момент выпустить вожжи ни на мгновенье. Оллар железной рукой схватил за плечо кого-то дородного в лекарском балахоне.
– Что с ней?
– Обморок, – проблеял тот, – у эрэа слабое сердце, а тут такое потрясение… Эрэа очень привязана к мужу…
Привязана к мужу, а муж был привязан к ней и нерожденному ребенку, которым эти заносчивые уроды велели не жить. Но теперь эти уроды – его, Франциска, подданные.
– Если с ней все будет в порядке, получишь дворянство, – проникновенно сказал новый король, – нет – повешу.
Лекарь что-то забормотал, но победитель уже вышел, придержав тугую дверь. Будь Рамиро Алва жив, король со временем послал бы красавца-маршала на красивую смерть, но к уже убитому испытывал лишь благодарность и скорбел по несостоявшейся дружбе.
Топтавшийся на пороге оруженосец торопливо доложил, что в часовне все готово к венчанию, а в Коронационном храме – к поминальной службе. Франциск что-то буркнул и, тяжело ступая, пошел по гулкому коридору, не обратив никакого внимания на шарахнувшуюся из-под ног здоровенную крысу.
Отмеченная монаршим вниманием герцогиня осталась лежать с закрытыми глазами среди суетившихся слуг,
