мама. — Я буду королевой фей, а вы, девочки, танцуйте вокруг меня».
Отец застыл с камерой в руках, готовый нас снимать.
Нам предлагают снять всю одежду. На мне только прозрачный шарф, повязанный вокруг талии. «Возьмитесь за руки и танцуйте вокруг меня по кругу, сначала в одну сторону, а затем в обратном направлении, — учит нас моя мама. — А теперь поднимите руки к небу, как будто вы восхваляете Иисуса».
Наконец начинают звучать первые аккорды популярной песни Семьи «Дети гор», и мой отец начинает снимать. Мы, пятеро маленьких девочек, голых под нашими прозрачными шарфами, держимся за руки и кружимся вокруг моей матери, пока она танцует посредине, лаская шарфом свое обнаженное тело.
Еще несколько дублей, и с нами, маленькими девочками, покончено; взрослые женщины будут по очереди снимать видео, сменяя друг друга в танце.
Танцевальный вечер продолжается и превращается в вечер обмена партнерами. Нас с Мэри и других маленьких детей укладывают спать — эти взрослые развлечения не для нас. А вот мои братья присоединяются к гостям.
Дедушка говорит, что на протяжении сотен лет по достижении мальчиком половой зрелости отец отводил его к проститутке, чтобы тот получил определенный опыт, и это справедливо даже для викторианской Англии. Я не слышу ни единой жалобы от моих братьев, совсем наоборот.
В десять лет Хобо на несколько месяцев отправился в Австралию с высшими лидерами Семьи всего Тихоокеанского региона. По возвращении он рассказывал младшим о том, как занимался там сексом со взрослыми женщинами. На следующую вечеринку обмена партнерами взрослые пригласили моих братьев. Мальчиков спросили, с какой тетей они хотели бы заняться сексом, а затем они разошлись по разным комнатам и занимались тем, чего захочет мальчик — полноценным сексом или просто обнимашками.
Следующим вечером мы собираемся на наш обычный «Час Вдохновения», распевая под гитару воодушевляющие, эмоциональные гимны Семьи, чтобы приблизиться к Духу. Я сижу на коленях у дяди Джеффа; здесь я чувствую себя комфортно и уверенно. Не то что на коленях у отца, когда за любое лишнее движение можно получить шлепок или щипок.
После «Часа Вдохновения» я вижу, как дядя Джефф разговаривает с моей матерью. Она улыбается и спрашивает, не хочу ли я провести немного времени с дядей Джеффом. Я счастливо киваю. Мне тепло и комфортно в его объятиях.
Он ведет меня в свою комнату и кладет на кровать рядом с собой. Потом дядя Джефф берет мою руку и кладет ее на свою промежность, показывая мне, как гладить ее вверх и вниз. После того, как там что‑то напрягается, он расстегивает молнию на штанах, и наружу высовывается пенис. Я вспоминаю, как поднялся пенис отца в тот раз, когда мама пригласила меня на чердак. Я сажусь на кровати в полном изумлении.
«Не бойся. Хочешь его потрогать?» Он берет мою руку, кладет ее на свой обнаженный пенис и просит его сжать. Но моя рука слишком мала, чтобы охватить его целиком.
Я совершенно шокирована. Это совсем не похоже на пенисы маленьких мальчиков, которые я привыкла видеть у Патрика и братьев.
Дядя Джефф показывает мне, как сжимать его крепче и гладить вверх и вниз в ровном ритме, затем кладет свою руку на мою и начинает совершать все более быстрые движения, пока все его тело не напрягается. Он издает странный хрюкающий звук, и белая жидкость разбрызгивается по моей руке и его животу.
Отвратительно, думаю я, глядя на свои руки, покрытые этим белым липким веществом, но вслух ничего не говорю.
Дядя Джефф ведет меня в крошечную ванную и поднимает к раковине, чтобы я могла вымыть руки. Я ополаскиваю их трижды, но они все еще кажутся мне грязными.
«Я хочу вернуться в свою комнату», — шепчу я.
Мне нужно разобраться в том, что я чувствую. Мои родители и воспитатели постоянно твердят о том, что наши тела хороши и естественны и о том, как рождаются дети. Так почему же я чувствую себя так гадко? Мне так неловко и стыдно, что я не готова ни с кем об этом говорить. Когда на следующее утро мама с улыбкой спрашивает меня: «Ты хорошо провела время с дядей Джеффом?» — я просто опускаю голову и убегаю. Я сама во всем виновата. Согласилась пойти с ним в его комнату. Они просто позволили мне делать то, на что, по их мнению, я согласилась. Теперь я избегаю дядю Джеффа, вместо того чтобы, как обычно, подбежать и крепко его обнять. И он больше не приглашает меня в свою комнату. Как будто этого никогда и не было. И тогда я тоже делаю вид, что ничего не произошло.
Но с этого момента мне больше не нравится находиться рядом со взрослыми мужчинами. Я прячусь в группе детей, чтобы ни с одним из них не оставаться наедине.
Прошло уже несколько лет с тех пор, как Линн Уотсон опубликовала свою статью, из-за которой мы переехали на Ферму. Хотя внешне все было спокойно, ощущение, что мы в постоянной опасности, сохранялось.
Однажды мама Эстер собрала нас и очень серьезно сказала: «Дети, вы не должны разгуливать по Ферме без сопровождения взрослых. Мы получили очень серьезные угрозы».
Она объясняет, что получила письмо от родственников из Канзаса. Ее родители расстроены обвинениями в жестоком обращении с детьми, которые публикуются в СМИ, и предложили награду любому, кто похитит нас, их внуков, и привезет в Америку.
От изумления мы не можем сказать ни слова.
«Семейные новости», каждый месяц пестрящие рассказами о похищениях и тюремном заключении членов Семьи, лишь подтверждают наши опасения. Тед Патрик, американский специалист по депрограммированию, также известный как Черная Молния, руководил многочисленными похищениями в интересах родителей, нанимавших его, чтобы «спасти» своих сыновей или дочерей. Но все это происходило в США и Европе — далеко от нашей маленькой деревни.
«Не волнуйтесь, — говорит отец, — Бог нас защитит, но пока мы не скажем вам обратного, никто никуда не ходит в одиночку и без большой палки». Он показывает тяжелую деревянную дубину, которая выше меня и почти шесть сантиметров толщиной. «Я положу их возле дверей. Каждый раз, когда вы выходите на улицу, вы должны брать одну из них с собой. Если вы видите незнакомого человека — бегите. Если кто‑то вас схватит, кричите, кусайтесь, пинайтесь и делайте все возможное, чтобы сбежать. Вы меня поняли?»
Теперь я точно напугана. Раньше я никогда не слышала, чтобы они так разговаривали.
Следующие два месяца мы находимся в состоянии повышенной готовности. На Ферме
