нейролептиков.
- А что с раной? Она не опасна?
- Почистили, обработали… Останется шрам, но шрамы, как известно…
- Ясно, спасибо, - не совсем вежливо перебиваю я и поднимаюсь со стула.
Мне, почему-то в каждом его слове и жесте видится насмешка надо мной. Мол, после всего, что Марк сделал, ты, дурочка, о нем еще и беспокоишься.
Выхожу в коридор, Семенов – за мной.
- Не зайдешь к нему? – спрашивает с затаенной усмешкой.
Я делаю вид, что тороплюсь, смотрю в циферблат наручных часов и тяжело вздыхаю.
- Он в сознании?
Аркадий Игоревич неопределенно ведет плечом.
- Время от времени… в основном, спит.
- Хорошо, покажите, где его палата.
- Лера, - обращается он к медсестре с ресепшн, - проводи Ирму Сергеевну к нашему пациенту.
Палату Марку по умолчанию выделили в отдельном блоке, для вип-пациентов. Открыв дверь, медсестра пропускает меня внутрь. Безумно волнуясь, я переступаю порог. Картинка его искалеченного грязного тела все еще стоит перед глазами.
Бесшумно ступая, приближаюсь к кровати. Сегодня он выглядит гораздо лучше хотя бы потому, что чист, и не видно ран. Лицо его все еще напоминает огромный черно-синий вареник.
- О-о-о… - хрипит Марк, с трудом приоткрывая один заплывший глаз, на котором полопались капилляры, - Иришка моя пришла… я тебя по запаху узнал…
Не могу сдержать улыбки, закусив нижнюю губу, складываю руки на груди и склоняю голову набок.
- Ты такой страшный Кляйс… отвратительно выглядишь.
- Я тебе и таким нравлюсь, да?
Мерзавец. Я думала, он тут помирает, готовилась услышать предсмертные хрипы, а он даже в таком состоянии умудряется клеить меня.
- Откуда такое самомнение, Марик? – беру стул и, развернув его к кровати, сажусь.
- Ты меня все еще любишь, Киса, - пытается усмехнуться, но выходит паршиво.
Заплывшие глаза слипаются, а засохшая корочка на губах дает трещину, из которой тут же выступает капелька крови.
Митрич сказал, что когда они вчера за ним приехали, отморозки Шумова его снова били в лицо.
- Ты насмотрелся мелодрам, Кляйсеныш, - заявляю авторитетно, - твои представления обо мне и о моих чувствах далеки от действительности.
Единственный заплывший глаз с полопавшимися капиллярами смотрит на меня нахально, а перебинтованная эластичным бинтом рука с выбитыми пальцами тянется к моей коленке.
- Зачем же ты тогда спасла меня?
- Жалко стало. Сердобольная я, - произношу со снисходительной улыбкой, чувствуя, как неровно стало биться сердце, - после выписки уедешь из города.
- Не-а…
- Да, Марк. Ты здесь всем мешаешь.
- Всем, кроме тебя?
- Мне особенно, - отвожу колено в сторону, когда он уже почти до него дотянулся, - ты не умеешь жить спокойно. Между Шумовыми и Стародубцевыми тебе не уцелеть.
- Я хочу остаться здесь, с тобой, - оставив попытку коснуться меня, вздыхает он, - если возьмешь меня себе, я обещаю больше не соваться к Шумовым.
- Зачем ты вообще к ним пошел?! – восклицаю, почувствовав внезапный укол раздражения.
- Из-за этих уродов мы с тобой расстались.
- Ты виноват не меньше них, Марк! Ты виноват больше всех!..
Глава 17.
Глава 17.
Кляйс лежит в больнице уже неделю, и за это время я навестила его три раза. С каждым разом он выглядит и чувствует себя все лучше и лучше. На нем все заживает как на собаке.
Я не знаю, зачем навещаю его. Он манит и раздражает меня одновременно. Неужели я снова хочу обмануться? Даже думать об этом не хочу.
- Вадик, в клинику, - говорю, усаживаясь в машину.
Лев, услышав мое указание, профессионально скрывает свои эмоции. Представляю, как он каждый раз нервничает, сопровождая меня туда. Потому что после каждого такого визита, когда дома на меня орет дядя, рикошетом прилетает и Леве.
Закрыв за мной дверь, обходит машину и садится рядом с водителем. Задает Вадику маршрут и связывается по телефону со второй машиной, которая постоянно пасется рядом.
Вся семья против моего общения с Кляйсом, но я, из чувства противоречия, как в восемнадцать, снова иду им наперекор. Единственное, что меня мучает, это тоска по Алексу.
Мне его реально не хватает. Теперь он появляется в усадьбе нечасто, ночевать в своем флигеле остается и того реже. Со мной говорит только по делу.
Чем сильнее он меня игнорирует, тем больше меня тянет к Марку. Чем больше меня тянет к Марку, тем сильнее он меня бесит.
Я больная?
Его я застаю в палате флиртующим с медсестрой, которая пришла забрать штатив с капельницей. Понимаю это по его нахальной улыбочке, которую он не успел спрятать, и ее милому раскрасневшемуся личику.
Девчонку понять можно. Сейчас, когда большая часть синяков сошла и исчезли отеки на лице, Марк снова превратился в обаятельного кобеля.
- Иришка, привет! - бессовестно обделив медсестричку, направляет все флюиды на меня.
- Здравствуй, Марик. Я вижу, ты уже здоров.
- Как бык!
Смущенная девчонка, невнятно попрощавшись, выскальзывает из палаты, а Марк, схватившись за мое запястье, тянет меня сесть на кровать. Я не сопротивляюсь, присаживаюсь на край и складываю руки на коленях.
Кляйс принимает вертикальное положение и усаживается позади меня так, что моя спина оказывается прижатой к его обнаженной груди. А его ладони удерживают мои плечи.
Замерев, я прислушиваюсь к собственным ощущениям.
Ничего не понятно. Пахнет от его кожи приятно и тепло прижатого ко мне тела согревает, но ощущается это все неродным. Чужим.
- Ириш, - притянув к себе, зарывается носом в мои волосы, - давай попробуем все сначала.
- Тебя выписывают завтра. Ты должен уехать из города.
- Не гони ты меня! Ира! Зачем?.. Я же чувствую, что ты еще любишь…
- Бред, Марик.
- Почему? Ты меня спасла, ты ко мне приходишь, ты пошла против своей семьи, ты перестала спать со своим охранником из-за меня…
- Заткнись!
- Ты же перестала? – шепчет на ухо.
Я дергаюсь, толкаю его локтем в бок, но не рассчитываю силы. Застонав, Кляйс отпускает меня.
- Прости, - бросаю, поднимаясь на ноги, - но чтобы про Алекса я больше не слышала от тебя ни слова! Ты последний, кого я стану посвящать в подробности своей личной жизни.
- Вы трахались. Не боишься, что нажила себе еще одного врага?
- Заткнись, Марк, - шиплю, тыкая пальцем ему в лицо, - Грозовой профессионал, и он никогда не путает личную жизнь с работой.
