Линвуд кивнул, принимая пари, и оба они, пришпорив лошадей, пустились галопом сквозь клочья тумана.
Как и было условлено, на следующий день Линвуд нанес Венеции визит в два часа. Хотя день выдался погожим, он приехал не в открытом ландо, но в карете, внутри которой даже при отдернутых занавесках и ярко сияющем солнце создавалась атмосфера интимности.
Он отдал распоряжение о горячем кирпиче для согревания ее ног и о пледе из овечьей шерсти на случай, если она пожелает им воспользоваться. В воздухе была разлита осенняя прохлада, но, находясь в столь тесном соседстве с Линвудом, Венеция не чувствовала холода. Она слишком остро ощущала его присутствие рядом, но не забывала и о предписываемой ей роли. Со дня знакомства между ними сохранялось странное напряжение, не имеющее ничего общего с лицедейством. Оно было столь же реальным, что и трепет, охватывающий ее всякий раз, когда Линвуд просто находился поблизости. Когда же он касался ее, сердце совершало головокружительный кульбит. От нее требовалось сыграть роль влюбленной женщины, таковой она в действительности и являлась, даже не нужно было притворяться.
Они почти не разговаривали, не обменивались светскими сплетнями, не делали ничего, чтобы разбить лед сковавшего их напряжения. Когда экипаж остановился перед заведением Гантера, Линвуд помог Венеции выйти. Взяв его под руку, она прошествовала в чайную комнату. В дверях они столкнулись с мужчиной, который как раз уходил. Это был джентльмен в годах, хорошо одетый, правой рукой опирался на трость, левую, согнутую под неестественным углом, держал перед собой. Его некогда темные волосы были щедро тронуты сединой, аккуратная серебряная бородка не могла скрыть изнуренного морщинистого лица. Черные глаза показались Венеции знакомыми.
Она почувствовала, как напряглись мышцы на руке Линвуда.
— Френсис, — негромко произнес мужчина.
Венеция тут же догадалась, кто перед ней. Годы не были благосклонны к графу Мисборну, однако в его чертах угадывался молодой человек, которым он некогда был, очень похожий на ее спутника.
— Сэр.
Голос Линвуда прозвучал холодно и официально, без единой нотки уважения или любви к отцу. Напротив, выражение его лица стало еще более жестким.
— Как давно мы не виделись.
— Я был занят, — ответил Линвуд.
Венеция ощущала царившую между мужчинами неловкость. Мисборн обратил свой взгляд на нее.
— Позвольте представить вам мисс Венецию Фокс. Мисс Фокс, граф Мисборн. — Последовала небольшая пауза, после которой он с горечью добавил: — Мой отец.
Мисборн и Венеция почтительно поприветствовали друг друга, после чего граф снова повернулся к сыну:
— Ты придешь на обед в воскресенье?
— В этот день у меня дела.
— Тогда приходи, когда сможешь, хоть ненадолго. Ради матери. Ты же знаешь, как она о тебе беспокоится.
Линвуд скованно кивнул, после чего добавил:
— Прошу меня извинить, сэр.
— Конечно.
В глазах Мисборна промелькнула тень боли. Кивнув, он ушел. Линвуда с Венецией проводили к их столику. Заметив, что он провожает взглядом отца, она подумала о том, что стала свидетельницей очень личной сцены, гнева и уязвимости, которые он бы вовсе не хотел явить свету.
Он перехватил ее взгляд. В его глазах застыла настороженность и стремление защититься. Подошел официант с листком бумаги и карандашом, готовый принять заказ. Венеция стала расспрашивать его о пирожных, дав Линвуду время собраться с мыслями, хотя встреча с графом Мисборном и слишком тесное соседство с Линвудом напрочь отбили у нее аппетит.
— Итак, — негромко произнесла она, когда официант удалился.
Линвуд тут же насторожился.
— Вы пойдете сегодня в театр?
— Да, — ответил он. В его взгляде появилось странное выражение, облегчение ли, благодарность? — Есть одна актриса, которую мне хотелось бы увидеть.
— А вы мне не говорили, что являетесь поклонником творчества мисс Суитли.
Улыбнувшись, он положил руку на стол недалеко от ее руки, однако не касаясь, поскольку они находились в общественном месте. Но Венеция чувствовала близость его пальцев столь же отчетливо, как если бы он гладил ими ее ладонь. Она повернула руку, и его взгляд тут же устремился к тому месту, где из-под перчатки показалась узкая белоснежная полоска кожи запястья. Затем Линвуд снова посмотрел ей в глаза, будто они только что разделили некое общее переживание, которого она не вполне понимала.
— Вам отлично известно, что я интересуюсь вовсе не мисс Суитли. — Его голос был низким, бархатистым, интимным.
Продолжая смотреть ему в глаза, Венеция негромко ответила:
— Все же вы узнали ее по прошлому.
Он не стал разыгрывать непонимание.
— Да.
Венеция уже слышала признание из уст Элис, но хотела, чтобы Линвуд тоже рассказал ей об этом.
— Вы были ее клиентом?
Удивившись такой смелости, он вскинул бровь:
— Мне нет нужды посещать бордели, мисс Фокс.
— Я не об этом вас спросила.
Этот разговор не имел ничего общего ни с Ротерхемом, ни с тем, что она должна была сделать. Подобный вопрос вообще не должен был ее волновать, но волновал очень сильно. Затаив дыхание, она ожидала ответа.
— Я не был ее клиентом, как, впрочем, ни одной женщины.
— И все же предлагали ей деньги.
— Верно, — не моргнув глазом, согласился Линвуд.
Они сидели в чайной комнате в окружении других представителей высшего света, пили чай с пирожными, ведя очень опасный личный разговор. Венеция подалась вперед и произнесла чуть слышно:
— За любовную связь?
Он усмехнулся:
— Разве я вам не сказал, что не плачу за это деньги?
— Лорд Линвуд, вы опять проигнорировали мой вопрос.
— А вы задаете их слишком много, мисс Фокс, — чуть слышно произнес он.
У Венеции возникло дурное предчувствие. Выражение лица Линвуда, интонация голоса оставались непроницаемыми. Ее подозрения несколько развеялись, когда он добавил:
— Уверен, мисс Суитли уже сообщила вам подробности моего предложения.
— Как это ни удивительно, нет.
Венеция нахмурилась. С ее стороны было ханжеством притворяться оскорбленной тем, что Элис не доверяет ей, но она ничего не могла с собой поделать.
— Она сказала лишь, что вы хотели заполучить информацию, но о ком, мне неизвестно.
Воцарилось молчание. Линвуд опустил взгляд на ее руки. Она теребила пуговки на перчатке. Заметив, что он наблюдает за ней, она тут же перестала это делать и, взяв с блюдца чашку, поднесла к губам и сделала глоток, прежде чем снова посмотреть ему в глаза.
— Значит, она вам ничего не рассказала.
