– Я сидел на уроке, – ответил Кеша. – Потом накатило… Впал в транс. У меня теперь вот… – Он засунул руку под рубашку и достал маленький диск, висящий на цепочке словно брелок. – Это записывающее устройство. Я очнулся, на меня все смотрят, хихикают. Ну, обычное дело… Сбрендил, кургу несет, рука-лицо… Я всех усыпил. – Кеша улыбнулся. – И стер всем память последней минуты. Стандартная процедура для пророков, все по учебнику, но я первый раз… Потом прослушал запись. Позвонил в Дозор, перегнал файл. Мне сказали, что я молодец, но что это было массовое пророчество. Ну… Я дождался, пока все очухались. Сидел дальше на уроке. Думал, что это за жесть такая… И тут по Сумраку словно судорога прокатилась… – Кеша поморщился. – Во дворе что-то жахнуло. Я попытался сквозь Сумрак посмотреть, ничего не увидел, только синий мох расползался во все стороны. И тут раз… И меня накрыло. Когда у Нади заклинание сработало. Потом очнулся – надо мной стоит Темный. Смотрит так мрачно, потом говорит в телефонную гарнитуру: «У меня тут Иной, первый уровень. Светлый…» Ну, помог встать. В общем, без обид.
– А обдумать пророчество ты успел? – спросил я, болтая ложкой растаявшее мороженое. В кафе было тепло, обилие растений и грамотно выстроенный свет создавали ощущение летнего дня. Только за окнами начинало смеркаться, было серо и холодно. Начинал идти снег.
– Дядя Антон, я не волшебник, я только учусь, – предупредил Кеша.
– Принято. Говори.
– Ну, все эти цифры – они антураж. Они, конечно, чего-то значат. Но по большому счету – просто для красивости. Пророчество должно звучать грозно и загадочно, это нам Сергей Сергеич всегда говорит.
– Хорошо. – Я кивнул. – То есть мы учитываем, но не зацикливаемся на всех этих двоих-четверых…
– «Пролито не напрасно, сожжено не зря», – начал Кеша. – Я думаю, это жертвоприношение. Пролили кровь. Сожгли кого-то. Ну, начало пророчества обычно довольно внятное бывает и обычно говорит о плохом…
– Хоть бы раз услышать пророчество о хорошем, – вздохнул я.
– Бывают! – утешил меня Кеша. – Дальше там что? «Пришел первый срок…» Это тоже курга.
Кеша уже второй раз употребил это слово, и я не выдержал, поправил:
– Пурга.
– Не, пурга – это когда просто чушь говорят, а курга – когда чушь полная, вредная или для отвлечения внимания.
– Я отстал от молодежного сленга, – признал я. – Курга, значит?
– Курга, – уверенно сказал Кеша. – Пришел срок – и пришел. Идем дальше – «двое встанут во плоти и откроют двери». Ну, это пурга. Наверное. Про тех двух спятивших дозорных, да? Тоже мне ценная информация… Потом «три жертвы, на четвертый раз». Вы, наверное, думаете, что это про вас? Надя, мама Надина, вы… Да не факт! Кто угодно может быть. Никак четко не привязано. Если бы было «Нулевая и двое Великих, ее родители…»
– Такого не бывает, – вздохнул я. – Хорошо, ты меня чуть-чуть утешил. Но только чуть-чуть. Они шли к Наде, напали на нее, увидев нас – радостно переключились. Надя точно в списке этих трех жертв. Возможно, что и мы.
– Я хотел вас немного утешить, – признался Кеша. – Ну да… Наверное, все-таки про вас.
– Кеша, давай без утешений. Мы не дети.
– «Пять дней остается для Иных. Шесть дней остается для людей. Для тех, кто встанет на пути, – не останется ничего». Тут все ясно, да?
– Только один вопрос. Пять дней начиная с чего?
– С момента четвертой попытки вас убить, – сказал Кеша тихо. – Если убьют.
– И тогда все погибнут? Вначале Иные, потом люди?
– Да, – поколебавшись, сказал Кеша. – Тут хоть прямо и не сказано про смерть, но общая тональность и использование разрядов, особенно цифр пять и шесть…
– Оставь детали, я тебе верю, – сказал я.
– «Шестой Дозор мертв», – Кеша задумался. – Дядя Антон, вот это на самом деле самое важное. Самое-самое. Шестой Дозор.
– Почему?
– Потому что тут асимптота в точке перегиба, это значит…
– Верю! – Я вскинул руки. – Верю, Кеша.
– Шестой Дозор – это что? – спросил мальчик с любопытством.
– Ну, Ночной и Дневной Дозоры – это первый и второй, – сказал я. – Третий Дозор – Инквизиция. Четвертый Дозор – это органы СМИ. Пятый Дозор – это как пятая колонна, тайная организация внутри Дозоров… Шестой – о, ты спрашиваешь меня про Шестой Дозор…
У Кеши округлились глаза.
– Да шучу я, – вздохнул я. – Никто никогда не называл Дозоры цифрами. Есть пара дурацких шуток, но не более того. Шестой Дозор – полная бессмыслица.
– Должен быть смысл! – строго сказал Кеша. – Честное слово! У пророчеств есть законы!
– Хорошо, я буду думать.
– «Пятая сила исчезла. Четвертая не успела. Третья сила не верит. Вторая сила боится. Первая сила устала». – Кеша развел руками. – Тут совсем непонятно, дядя Антон. Может, смысл и есть. А может быть, пурга или курга. Просто чтобы пророчество красиво звучало.
– Выходит, в сухом остатке – только Шестой Дозор, – сказал я. – Единственный хвостик, за который можно уцепиться.
Кеша виновато кивнул.
– Извините, дядя Антон… Я завтра спрошу Глыбу на уроке.
– Спроси. – Я встал, положил на стол деньги. Официантка, давно уже раздраженно смотрящая на нас (взяли два мороженых и кофе, сидели целый час), двинулась к нам от стойки. – Пойдем, я тебя отвезу домой.
– Да я сам, на метро…
– Нет, Кеша. Мне спокойнее будет. И все равно сейчас делать нечего, у меня одна встреча вечером, до нее… Кеша?
Иннокентий Толков стоял покачиваясь и слепо глядя на меня. Зрачки его медленно расширялись, глаза чернели, превращаясь в зловеще поблескивающие красными искрами провалы. Лицо побледнело, на нем проступили бисеринки пота.
Я замер. Не надо мешать пророку, когда он впал в транс. На ногах он скорее всего удержится. Может быть, это будет уточнение пророчества? Такое случалось. Или еще одно?
Глаза Кеши вдруг сузились, налились янтарной желтизной. Зрачок схлопнулся, расширился – и стал вертикальным. Я вздрогнул. Официантка, так не вовремя ринувшаяся за деньгами и оказавшаяся рядом, ойкнула.
– Антон, – сказал Кеша, глядя на меня. – Раз – отрока возьми с собой. Два – поспеши домой. Три – не тебе решать. Четыре – я приду опять.
Это не было похоже на пророчество. Это было похоже на то, словно пророка заставили говорить – и перехватили управление. Какие-то внешние формы, построение фраз – это было от пророчества. Содержание… Содержание было совсем иным.
– Что за нелепица? – воскликнула официантка плачущим голосом. – Не подобает приличным людям так вести себя!
– Простите великодушно, – ответил я, борясь с искушением добавить «сударыня». – Но это всего лишь детское баловство. Простите великодушно, примите за беспокойство…
Официантка чопорно кивнула, сгребла со стола деньги, приняла из моих рук тысячную купюру – и удалилась.
Стремление говорить велеречиво и старомодно – в меру понимания человеком и велеречивости, и старомодности – характерный признак близкого выброса Силы. Но каков должен был быть выброс, чтобы он подействовал на меня, Высшего? И почему я его не заметил никаким другим образом?
Взгляд Кеши медленно просветлел. Он потряс головой. Удивленно посмотрел на меня.
– Дядя Антон… Я пророчествовал? Второй раз в день?
– Нет, парень, ты нес полную кургу, – сказал я. – Пойдем.
– Домой? – робко спросил Кеша.
– Ко мне домой. Считай, что я тебя позвал в гости. Позвони матери…
– Она в Париже. С… – Кеша запнулся. – С мужем. Ну, как бы отчимом. Григорий Ильич его зовут.
– Как бы? – не понял я, беря у гардеробщика свое пальто. И наложил на нас с Кешей «сферу невнимания» – не стоит всем слушать наши разговоры, уж очень они странные.
– Это я их свел. – И вот тут Кеша впервые смутился. – Год назад. Подумал, ну что я такая скотина неблагодарная, мама ни с кем близко не сходится, все со мной, а она же еще не старая и могла бы сыскать в жизни свое счастье, возможно – даже родить мне брата или сестру. А дядя Гоша – хороший дядька. Добропорядочный, неглупый, обеспеченный. Вот, увез мать в Париж годовщину свадьбы отмечать. И меня звал, но я наотрез отказался, дабы не смущать их.
Кеша натянул куртку, застегнулся и искренне добавил:
– Я, наверное, его готов считать отцом. В некоем общечеловеческом смысле. Тем более что он искренне обо мне заботится… считая, что это мне нужно, пытается выступить образцом мужчины, которому я мог бы следовать в дальнейшей жизни. Это благородно и заслуживает отношения как к отцу. Но увы, это слишком нелепо, учитывая обстоятельства. К прискорбию моему, я сам свел его со своей матушкой… Тьфу! Почему я так говорю?
– Мощный выброс Силы. Он влияет на подсознание, – пояснил я.
– А! Вспомнил, нас учили! – обрадовался Кеша.
Мы забрались в машину, я включил мотор, поставил обогреватель на максимум.
– Так что со мной было-то? – спросил Кеша, шмыгнув носом. – Если я не пророчествовал…
– Тебя использовали как транслятор, – объяснил я. – Через тебя говорили со мной.
