Отражение отмахнулось от моих аргументов. Подумаешь — оказался молодцом. Я никогда не мечтал стать героем, даже в детстве довольно равнодушно относился к такой перспективе. «Всех спас» — дело житейское, с кем не бывает, просто обстоятельства так сложились, гордиться особо нечем. Зато вводная «неизвестно от чего, непонятно каким образом» меня решительно не устраивала. Мне не так много надо от жизни, я, можно сказать, аскет, но всегда понимать, что со мной происходит, — это обязательное условие. Иначе я не согласен. Я даже бухать подвязал, убедившись, что у меня слишком быстро срывает башню и я перестаю осознавать происходящее. Мой разум полагает такое положение вещей оскорбительным и невыносимым.
И тут — нате пожалуйста. Дикая, бредовая, абсолютно необъяснимая история, которая даже в качестве сновидения, прямо скажем, не слишком меня устроила бы, оказалась реальным происшествием. Косвенного подтверждения, полученного от конопатой бортпроводницы Светы, к сожалению, достаточно, я скептик, но не идиот, поэтому знаю, что все было на самом деле, и не могу это знание отменить.
— А ведь мог быть счастливым придурком, одним из тех, кто все проспал, — вслух сказал я. И тут же подумал — интересно, а если бы я не проснулся и не побежал курить, чем бы дело кончилось? Где бы мы все сейчас были? А если бы и проснулся, и вышел, и перепугался, но не умел бы водить даже легковую машину? Ну есть же люди, которые не умеют, их полным-полно. Вот что бы я тогда стал делать, интересно? И опять же, где бы сейчас был? На границе, с полным автобусом мертвецов? Или?..
На этом месте мое воображение отказалось от дальнейшего сотрудничества. Оно и к лучшему. Не хочу об этом думать. Но больше ни о чем не могу.
— А ну марш на улицу! — сурово приказал я себе. — Такой красивый город, люди старались, строили, а ты как дурак в отеле сидишь, эзотерические сопли по ряхе мажешь.
— Да пошел ты, — лениво ответил я внутреннему воспитателю. Но все-таки принялся одеваться. Он, конечно, хамло редкостное, но дело советует.
Лучше бы я остался в отеле. В таком настроении не следует отправляться на прогулку по городу, особенно после многолетнего перерыва, когда впечатления свежи и остры, как в самый первый раз, а требования завышены в угоду смутным воспоминаниям о предыдущем визите. Прага была восхитительна, за время моего отсутствия она даже похорошела, но я больше не находил в ней примерещившегося мне в прошлый раз потаенного глубинного смысла. Теперь город напоминал мне Ренатину шкатулку с бижутерией, заменявшую сундук с сокровищами, когда мы с играли в пиратов, — такой же набор красивых разноцветных безделушек, который кто-то когда-то условился считать драгоценностями, но игра затянулась, и тех, кто придумывал правила, уже нет в живых, а нынешние игроки не догадываются, что все понарошку, один я такой умный, самому тошно.
Избыточная красота улиц раздражала меня даже больше, чем бесчисленные стада экскурсантов; впрочем, все это ни в какое сравнение не шло с раздражением, которое вызывал у себя я сам, — терпеть не могу капризных туристов, которым все не впрок. Отвратительные, гнусные типы, и я — один из них, самое бесчувственное и сварливое бревно на обоих берегах Влтавы. Отдать бы мой номер в отеле и деньги, которые я здесь без всякого удовольствия просажу, какой-нибудь учительнице из Чебоксар — да любому нормальному, неизбалованному человеку, способному по достоинству оценить выпавшее на его долю счастье смотреть по сторонам, распахнув рот, щелкать дешевым фотоаппаратом, гулять до зари, дорожа каждой минутой, и радоваться, радоваться, радоваться, черт побери.
Кружным путем, то и дело шарахаясь от очередной человеческой отары, бредущей к Карлову мосту, я вышел на берег Влтавы. Здесь было более-менее пусто, лебедей и прочих водоплавающих на песке топталось много больше, чем желающих их покормить. А у самой воды росла старая раскидистая ива. Я с первого взгляда приметил удобную развилку, на которой можно пересидеть приступ разлития желчи. Залезть на дерево — верный способ привести голову в порядок, по крайней мере для меня. Я и залез, игнорируя интересы собственных штанов и изумленные взоры немногочисленных зевак. Ничего, ничего, здоровье дороже.
Стоило мне как следует устроиться среди ивовых ветвей, настроение немедленно начало исправляться. Я закурил, блаженно прикрыл глаза и предался разнузданному самоанализу. Если уж позволяешь себе на ровном месте превращаться в бессмысленное, раздражительное фуфло, будь добр хотя бы понимать, почему ты это делаешь.
Ответ лежал на поверхности. Что-что, а «место» в данном случае ни хрена не «ровное». Ночное происшествие не только напугало, но и рассердило меня. От него разило дремучей, непролазной мистикой, а я раз и навсегда решил, что никакой мистики в моей жизни больше не будет. Хватит с меня этой херни. Наигрался уже. По самое не могу.
В детстве чудеса были для меня самым обыденным делом. То есть я даже не знал, что это и есть «чудеса» — выбирать сны по своему вкусу, а в некоторые находить лазейки наяву и всегда возвращаться обратно, даже не успев толком испугаться; получать желаемое, не озвучивая просьбу, а неуловимым волевым усилием заменяя текущую картину мира новой, в рамках которой вожделенное событие не может не случиться; препираться с невидимыми для всех остальных существами, обитающими в темноте, когда им казалось, будто я нарушаю границы их территории; говорить разбитой коленке: «А ну, не боли!» — и бежать дальше, а вечером с недоумением разглядывать уже зарубцевавшийся след — откуда это? когда успел? Я думал, со всеми так время от времени случается, твердо знал, что это и есть нормальная человеческая жизнь, вернее, самое ее начало, потому что потом, скоро-скоро, я вырасту и — ой что будет!
Но по мере того как я рос, событий такого рода становилось все меньше, мои невидимые приятели больше не показывались, желания исполнялись разве только по мановению руки доброго волшебника Карла или ценой моих собственных трудов; редкие сновидения все чаще оборачивались кошмарами, и беспомощность моя была столь велика, что даже пробудиться по собственной воле я больше не умел. Постепенно я привык считать свою жизнь несбывшимся обещанием, но в глубине души подозревал, что несбывшимся обещанием оказался я сам.
Понятно, что я не сразу смирился с таким положением дел. Думал, все еще можно исправить, чудесный мир, частью которого я был в детстве, по-прежнему рядом, где-то здесь, за невидимой стеной, надо только найти дверь и подобрать к ней ключ. Мои книжные полки ломились от эзотерической литературы, а в списке ближайших друзей стабильно фигурировала как минимум полудюжина каких-нибудь йогов, экстрасенсов, гадалок и просто начитанных мистиков-любителей вроде меня самого. Неизменным оставалось только их наличие, а персоны стремительно сменяли одна другую по мере того, как рос список моих разочарований.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
