— Удача мне не помешает, — сказала девушка, опуская флакон с вербеной в карман. Цепочку она обвила вокруг шеи.
— И мне тоже, — признался я в ответ. Теперь я был уверен, что на нее не подействует вампирский гипноз, даже если внушать буду я. Отныне наши с Вайолет отношения основывались только на взаимном доверии.
И тогда она вдруг поднялась на цыпочки и нежными губами коснулась моей щеки.
— На удачу! — шепнула она мне на ушко.
Я улыбнулся в ответ. Конечно, может быть, сам ад гоняется за нами по этим улицам, но, по крайней мере, один друг у меня есть. А за свою долгую жизнь я успел понять, что даже один друг — это уже немало.
6
При свете дня извилистые лондонские улицы уже не казались такими страшными, как во время нашей бешеной ночной гонки. По мостовым сплошным потоком текли экипажи, разносчики на каждом углу предлагали свой товар. Цветы, газеты, сигареты — чего здесь только не было! Шум, крик, гам — все сливалось в одну сплошную какофонию звуков. Из всей этой мешанины языков и наречий невозможно было выхватить ни одного ясного слова. Я направлялся на запад, вниз по течению Темзы. В Лондоне эта река всегда была для меня вместо путеводной звезды. Но на этот раз мне казалось, что где-то там, в глубине ее темных грязных вод, таится какое-то мрачное пророчество, какое-то предзнаменование беды, предупреждение об опасности. Как бы мне хотелось просто взять с собой Вайолет и уехать из города! Пока мне удавалось уберечь ее, но сколько это еще может продлиться? Все, о чем я сейчас мог думать, — это выражение ужаса на лице Вайолет, ее тоненький голосок и то мужество, с которым она решилась покинуть семью в Ирландии ради исполнения своей мечты. Она обладала отважным сердцем, которого не было у Розалин, а эта ее юношеская невинность погружала меня в ностальгические воспоминания о том времени, когда я и сам был в ее возрасте. По моей вине она потеряла кров над головой и работу, и вот теперь я хотел во что бы то ни стало защитить ее.
Общение с людьми нас губит. Они действуют на нас разрушающе. А у тебя слишком мягкое сердце. За многие годы нашей дружбы Лекси тысячу раз повторяла мне эти слова. Чаще всего я машинально с ней соглашался, но иногда мне следовало бы задаться вопросом: «А почему так?» Мне было легко избегать общения с людьми в компании Лекси, но, как только я оставался один, я невольно искал человеческого общества. Что со мной было не так? Я никак не хотел смириться с тем, что, став монстром, я больше не могу дружить с человеком.
Когда же мое сердце, наконец, ожесточится? — теряя терпение, я снова и снова задавал Лекси один и тот же вопрос. Она только смеялась в ответ: Надеюсь, никогда. Доброе сердце — часть тебя, и поэтому ты остаешься человеком. Это и твое благословение, и твое проклятие.
На полпути к Уайтчепел я вдруг испытал приступ такого сильного голода, что даже решил остановиться и подкрепиться в Сент-Джеймс-парке. Я понимал, что в пабе Альфреда мне нужно быть полным сил.
В отличие от кошмарного Датфилд-парка, здесь, в Сент-Джеймсе, было светло и просторно, все вокруг цвело и благоухало. Среди деревьев и по берегам прудов прогуливались люди, многие тут же на траве устраивали импровизированные пикники. Этот парк был весьма обширным, но на первый взгляд казался все же меньше, чем нью-йоркский Сентрал-парк, в котором я как-то провел несколько голодных недель, рыская в поисках пищи.
На небо снова набежали тучи, резко стемнело. Не было и намека на то, что на часах всего лишь полдень. Воздух наполнился тяжелой сыростью. Казалось, ливень уже вовсю хлещет над городом, но не хватало лишь самих капель, чтобы поверить в это. В Айвенго со мной ничего подобного никогда не случалось. Погода там была какой-то… более честной, что ли, в ней было меньше театральности… Если уж шел дождь, так это был дождь, а не его ожидание.
Я принюхался. Хоть животных и не было видно, я чувствовал, что они повсюду. Прячутся в кустах или скрываются в норах, крадутся по своим невидимым тропам в траве. Я направился к густому перелеску в надежде, что сумею поймать птицу или белку незаметно для окружающих. Что-то зашевелилось в ближайшем кустарнике, и я насторожился. Потом, отдав себя на волю своих вампирских рефлексов, я без всяких усилий оказался рядом с кустами, а еще через долю секунды в моих руках уже трепыхалась жирная серая белка. Поддавшись инстинкту, я вонзил зубы в шею этого крохотного существа и жадно, стараясь не подавиться, стал высасывать из него кровь. Городские белки на вкус хуже деревенских, и у этой тоже была водянистая, горьковатая кровь. Но как бы то ни было, и такая пища должна была помочь мне набраться сил.
Я отбросил то, что осталось от белки, в кусты и вытер губы. Неожиданно у меня за спиной, из дальнего конца перелеска, раздался треск. Я повернулся вокруг своей оси, ожидая, что увижу перед собой готового к нападению Клауса. Но никого не было.
Я выдохнул. Желудок мой наконец был полон. Теперь я был готов заняться Альфредом. Вдохновленный, я бодро направился в сторону таверны «Десять колоколов», чтобы вернуть Вайолет ее работу. Как я и ожидал, воздух в пабе был спертым, аж дух захватывало. Пахло смесью пивных паров и немытых тел.
— Альфред! — позвал я, пока мои глаза привыкали к темноте, царившей в баре.
Я не рвался разговаривать с ним, он был омерзителен. И хотя мое внушение заставит его бережно обращаться с Вайолет, сама мысль о том, что она снова сюда вернется, вызывала у меня отвращение. Но я понимал, что сейчас это для нее лучший выход. Ведь, чем дольше Вайолет остается со мной, тем большей опасности она себя подвергает. Эта опасность была так же очевидна, как и угроза в кровавой надписи на стене.
— Альфред! — снова позвал я хозяина паба. Он как раз появился из кухни и шел ко мне, вытирая руки о штаны. Щеки его полыхали алым, глаза были налиты кровью.
— Вот и Стефан. Защитничек. Вайолеткин дружок. Теперь-то ты с ней, видать, покончил. Только мы за твой убыток не в ответе, — злорадно заявил он мне, уперев свои жирные ручищи в барную стойку.
— Она мой друг, — произнес я спокойно, посмотрел ему в глаза и шагнул ближе, чтобы не потерять зрительный контакт. Я крепко прижал пальцы к ладоням, чтобы ненароком не сорваться и не врезать ему как следует. В тот момент я его ненавидел. — И я хочу кое-что обсудить с тобой.
— Что еще? — подозрительно спросил Альфред.
— Ты снова возьмешь Вайолет на работу, — начал я ровным голосом. — Она отлично справляется со своими обязанностями, ей нужна эта работа, и ей нужна ее комната.
Альфред кивнул, но в ответ не произнес ни слова.