– Брось громыхалку! – заорал второй агент.
– Я высажу ему мозги!! – ревел психопат, наклонив голову, словно пытаясь рассмотреть Ричардсона в другой проекции.
– Давай-давай! – подбадривал тот. Атмосфера накалилась настолько, что, казалось, рванет от малейшей искры. Все были на взводе. Даже Ричардсон, в лоб которого уперлась гаубица, рассвирепел.
Отгадайте, у кого первого не выдержали нервы?
Правильно. У меня!
Салон самолета вдруг показался таким тесным, грозящим раздавить, расплющить. Истеричные голоса нервировали, и я выскочила из шкафа к честной компании. Этакий чертик в юбке. И прокричала:
– Послушайте! Я бы могла и дальше сидеть в шкафу, дожидаясь, пока вы разнесете головы друг другу, если бы ситуация не касалась и меня. Хватит заниматься глупостями! Давайте долетим до ближайшего аэропорта, а там разберемся – у кого и сколько в голове мозгов, ладно? Вот у женщин, говорят, стандартно на двести граммов меньше, но я же не обижаюсь! Так что перестаньте курить возле бензоколонки! Я еще молодая, пожить не успела!
Они уставились на меня очумелыми глазами. Мигом забыли свои распри. Словно из шкафа появилась не худощавая брюнетка, а целая Памела Андерссон. Во всей красе отдельных габаритов.
Я выдохнула и осознала, что натворила. Страх подступил к горлу тошнотворным комком. От внезапной доблести не осталось и следа.
Первым пришел в себя румын. Продолжая упирать ружье в лоб Ричардсона, он закричал, обращаясь ко мне:
– Еще одна американская собака!
Нет, позвольте! Это что за обзывательство? Ладно там – «собака», но почему же «американская»? Москва, Центральный административный округ! По району обитания правильнее будет – «хамовническая»!
Мужчина в кресле не преминул воспользоваться тем, что Чиву на мгновение отвлекся на меня. Я ему мысленно добавила еще пару баллов в своем табеле. По всем параметрам – элитный агент. Каста.
Он резко схватил ружье за ствол.
Слегка отклонил голову, убрав ее с линии огня.
Короткий пинок в пах.
Чиву хрюкнул и сложился. Остался стоять на ногах только благодаря тому, что держался за ружье.
Я едва удержалась, чтобы не добавить ублюдку. Пришлось бы ему зубы на пол выплевывать. Он меня достал еще в особняке. В один вечер принес столько несчастий!
Браво, агент Ричардсон! Все сделал правильно, душка. Так благодарна тебе, что не выразить словами. Особенно за футбольный удар по мошонке румына…
Мои восторги быстро пошли на убыль. Потому что дальше элитный агент совершил непростительную ошибку. Просто грубую – для такого аса психологического и рукопашного боя.
Он попытался вырвать ружье, забыв, что палец психопата оставался на спусковом крючке.
Салон огласил громовой выстрел.
Тяжелая картечь прошибла в стене салона дыру размером с мой кулак. В каком-то десятке сантиметров от иллюминатора. Чуть выше подголовника кресла.
Самолет дернулся.
В тот же миг свист рванувшегося на волю воздуха резанул по барабанным перепонкам, словно забаловался Соловей-Разбойник. Щелкнуло в ушах.
Под пробоиной с подголовника кресла взвилось облачко пыли. Из кармана Ричардсона, находившегося к отверстию ближе всех, выскользнул платок и стрелой исчез в отверстии. Агент бросил короткий взгляд на извивающегося от боли Чиву. Кивнул себе – дескать, пока румын не опасен – и крикнул:
– Отверстие небольшое, его надо заткнуть!
И он посмотрел выразительно на подушку, валявшуюся в кресле рядом со мной.
Я протянула руку, чтобы взять ее, но в этот момент пилот рванул машину вниз. Все кубарем покатились в направлении пилотской кабины. В воздух взметнулись листки, валявшиеся на столе. Свист перешел в протяжное хриплое «о-о-о», здорово напоминая человеческий голос.
Меня бросило на дверцу пилотской кабины. Отскочила от нее, как мячик. Рядом упал Ричардсон.
Он посмотрел на меня:
– Кто вы такая, брюнетка из платяного шкафа?
Неужели он полагает, что выбрал удачный момент для знакомства!
Я покачала головой и на четвереньках поползла вверх по наклоненному проходу. Миновала Чиву, падение которого остановило кресло: румын умудрился застрять в нем головой вниз. Стонал и что-то бормотал по-румынски. Я не удостоила психопата взглядом. Не до его проблем. У самой в ушах щелкает и голова кружится.
Добралась до кресла и схватила шелковую подушку.
Какая мягкая. Наверное, отборным гусиным пухом набита.
Размахнулась и кинула.
Подушку подхватил поток воздуха и понес к отверстию. Она воткнулась в пробоину, застряв намертво, словно тапочка в трубе пылесоса. Рев мгновенно прекратился.
– Уф, – облегченно пробормотала я.
– Неплохо, незнакомка! – подбодрил меня Ричардсон из дальнего конца салона.
Приятно услышать похвалу достойного человека, пускай и противника. Но радость оказалась преждевременной.
Подушка вдруг начала уменьшаться. Она сдувалась, становясь все тоньше. Наверное, в шелке была дырочка либо нитка плохая на шве. Так или иначе, шелк лопнул, и разреженная атмосфера за бортом высасывала пух.
Еще мгновение, и желтый шелк подушки втянулся в пробоину. Вернулся рев Соловья-Разбойника. Такой страшный, что пришлось заткнуть уши. Кровь ударила в голову.
Нужно заткнуть отверстие! Чем-нибудь понадежнее подушки.
В панике я стала открывать шкафчики над креслами, на меня сыпались упаковки бинтов, пузырьки с таблетками, путаные мотки лесок, еще какая-то бесполезная мелочь. Под конец рухнуло что-то полотняное, большое, ярко-красное, упакованное в прямоугольный тюк.
Пока я соображала, можно ли этим заткнуть пробоину, рядом возникла рука, которая вонзила в отверстие пустую бутылку из-под шампанского. Рев прекратился. А пилот наконец выровнял самолет. Видимо, посчитал, что мы снизились достаточно.
Рядом стоял Ричардсон. Старина Ричардсон! Он долго не думал. Нашел простой и оригинальный способ. Бутылка вошла в отверстие и крепко застряла в нем, уплотнив конусообразным горлышком рваные края. Толстое стекло, выдерживающее давление в семнадцать атмосфер, не лопнет.
– Как нечего делать, – произнес специальный агент Ричардсон (почему-то не сомневаюсь в этом определении) и улыбнулся мне. – Детские игрушки!
Мне тоже хотелось смеяться. Вы не представляете, какое облегчение я испытала. Ведь самолет – это жестяная скорлупа, которая держится в воздухе на честном слове законов природы.
Смеялся и другой агент, валявшийся возле пилотской кабины. Выглянув из приоткрытой двери, несмело улыбнулся второй пилот…
Только Чиву не веселился. Он успел перевернуться в нормальное положение и с сосредоточенным видом сидел на полу, скрестив по-турецки ноги. Чего-то шарил в кармане и бормотал, кивая себе лысой головой.
– Детские… – разобрала я его слова. – Детские игрушки.
В руке лысого появилась темно-зеленая жестяная банка.
Через мгновение до меня дошло – это совсем не банка, а граната.
Он вынул ее из кармана – я видела это отчетливо. И совершенно не поняла, почему гранату он держит в левой руке…
…а кольцо с болтающейся чекой – в правой?..
Чиву бросил гранату в нашу сторону. Под ноги Ричардсону и мне. Она смешно катилась по полу, словно не настоящая. Помню, как отлетела скоба, издав короткое «дзинь».
Специальный агент Ричардсон успел толкнуть меня на пол, за кресло.
А затем наступил ад.
Ослепительная вспышка разорвала салон, будто посреди него открылся портал в иное измерение – для желающих отправиться к Богу. Грохота я не слышала, потому что уши заложило моментально и кардинально.
Самолет содрогнулся, словно наткнулся на стену. Яростный поток воздуха ударил мне в спину. Голова взорвалась болью, а в животе резануло. Воздух в груди расширился и стремительно покинул легкие.
Вот она – взрывная декомпрессия. Резкое, почти мгновенное уменьшение давления. Много читала про нее, покрываясь мурашками и надеясь, что не доведется испытать.
Самолет резко накренился, стало ясно, что он со страшной силой мчится вниз. Пилотам его не выровнять. По крайней мере, уж точно – не в этой жизни.
Откуда-то сверху вывалились кислородные маски. Знаю, что у меня есть пятнадцать-двадцать секунд, чтобы надеть одну из них. Иначе потеряю сознание и…
Салон трясло и вертело. Когда вспышка померкла, а сконденсировавшийся в воздухе пар рассеялся, стало очевидно, что если и понадобится мне кислородная маска, то исключительно для того, чтобы продлить мучения.
Взрыв разорвал корпус самолета, образовав по правому борту огромное серповидное отверстие от пола до потолка. И это были еще цветочки. От концов рваной дыры продолжали расходиться две опасные трещины, охватывая салон по окружности. Они делались больше с каждым рывком самолета. Вдобавок увеличивался крен, вызывая удивительное состояние невесомости.
Интересно, может, для любителей. Лично меня тут же вытошнило желчью.
Суперагент Ричардсон, к несчастью, оказался слишком близко к пробоине. Его всосало мигом. Руки и ноги какое-то мгновение торчали из отверстия, а потом исчезли. Хотя, почему – к несчастью? Здесь не разберешь, кому повезло больше.
