Он блаженно зашагал по дороге, пренебрежительно глянув через плечо на облако пыли, висевшее над "Чайкой". Все вокруг казалось ему новым, неисследованным, и он жаждал приключений.
В самом городке было мало интересного. До введения железных дорог он был богатым портом, с большой торговлей. Теперь его улицы спали и верфь опустела. Кроме "Чайки", в гавани стоял еще один маленький баркас, с которого выгружали кладь два человека при помощи корзины с блоком и ручной тележки. Тишина подействовала и на Генри. Выпив скромно полпинты пива, он зажег трубку и, заложив руки в карманы, пошел по узенькой главной улице. Скоро он подошел к пустынной базарной площади. Тут, собственно, город кончался, и дальше стояло несколько больших особняков, окруженных садами.
"Нет, Лондон получше, — подумал Генри, глядя через высокую кирпичную стену на фруктовые деревья. — Ведь тут все словно мертвые".
Он вскарабкался на стену и тихонько присвистнул. "Взрослое" тяготение к пиву еще не совсем заглушило в нем ребяческую страсть к яблокам. Он был скрыт от дома ветвистыми деревьями и почти помимо желания спрыгнул в сад и стал набивать карманы яблоками. Кругом было так тихо, что наш юнга совсем осмелел и, подражая любимому герою — краснокожему вождю, он, крадучись, поскольку шесть-семь фунтов яблок в карманах позволяли это, ловко пробрался меж деревьями к большой беседке и заглянул туда. Там не было ничего, кроме стола и двух грубых скамей. Генри, осторожно озираясь, вошел и, усевшись на скамью, надкусил яблоко.
Но вдруг он понял опасность своей позиции: по дорожке зашуршали шаги, все больше и больше приближавшиеся к беседке. Молча, с быстротой, которой позавидовал бы любой индеец, Генри юркнул под стол.
— Сиди тут, негодная девчонка! — произнес женский голос. — Ты не выйдешь отсюда, пока не будешь знать все реки наизусть!
Кого-то втолкнули в беседку, дверь захлопнулась, и послышался скрип ключа. Шаги стихли, и наш растерянный храбрец сообразил, что он попал в совершенно нелепое положение и что вся его жизнь, так сказать, зависела от того, насколько громко завизжит девочка, когда увидит его.
— А мне все равно! — произнес упорный голосок. — Не хочу учить реки, не хочу, не хочу!
Девочка сидела на столе и сердито ворчала.
В пылу отчаяния бедный Генри, не рассчитав движения, повернулся так неловко, что с размаху стукнулся об стол головой.
— Ах! — послышалось сверху.
— Не бойтесь, я вас не трону. — И Генри робко выглянул из-под стола.
— Ого! — растерянно сказала девочка. — Мальчишка!
Генри встал и почтительно уселся поодаль, смущенно закашлявшись, когда увидел, что взгляд девочки направлен прямо на его карманы.
— А что у тебя в карманах? — спросила она.
— Яблоки, — мягко проговорил Генри. — Я их купил в городе.
Девочка протянула руку и, взяв два яблока, внимательно рассмотрела их.
— Ты испорченный, нехороший мальчик, — серьезно сказала она и откусила кусок яблока. — Вот мисс Димчерч тебе задаст, когда придет!
— Кто это мисс Димчерч!
— Учительница, — коротко ответила девочка.
— А здесь разве школа? — спросил Генри.
Девочка только кивнула: рот у нее был полон.
— А мужчины здесь есть? — с деланным безразличием спросил Генри.
Девочка покачала головой.
— Ты здесь единственный мальчик, — весело сказала она. — Вот мисс Димчерч тебе задаст!
— Успокоенный Генри небрежно откинулся на спинку скамьи и доверчиво улыбнулся.
— Я не боюсь старый дев! — сказал он спокойно, вытаскивая трубку и набивая ее.
Глаза девочки восторженно блеснули.
— Я бы тоже хотела быть мальчиком. — Жалобно сказала она. — Тогда и я бы не обращала на нее внимания. А ты матросский мальчик?
— Матрос, — поправил Генри. — Да!
— Я люблю матросов, — дружелюбно сказала девочка. — Хочешь, откуси кусок от моего яблока!
— Не стоит. Спасибо, — торопливо сказал Генри, — у меня тут есть чистое.
Девочка надменно вытянула шейку и свысока посмотрела на юнгу. Но он на нее не смотрел, и она снова принялась за яблоко.
— А как тебя зовут? — спросила она.
— Генри Х'Аткинс, — сказал он отчетливо, вспомнив, как ему приказывали выговаривать букву "h" в школе[6]. — А вас как?
— Гертруда Урсула Флоранс Гаркорт. — И девочка совсем выпрямилась, выговаривая свое длинное имя. — Мне не нравится фамилия Аткинс.
— Не нравится? — спросил Генри, стараясь не обнаружить обиды. — А мне вот не нравится ни Гертруда, ни Урсула, ни Флоранс. A уж Гаркорт хужее всего.
Мисс Гаркорт отодвинулась на несколько сантиметров и гордо забарабанила пальцами по столу.
— А мне все равно, что тебе нравится, — сказала она.
— Мне нравится имя Герти, — с видом знатока промолвил Генри, глядя на маленькое, красное от гнева личико. — Герти, по-моему, очень красиво.
— Так меня всегда называют, — небрежно бросила мисс Гаркорт. — А ваш корабль плавает по океану?
— Да, — сказал Генри. (Однажды их, действительно, занесло в открытое море, так что он считал, что не соврал.)
— А сколько раз, — сказала Гертруда Урсула Флоранс Гаркорт, подвигаясь к нему, — сколько раз вы дрались с пиратами?
Она совершенно не оставляла ему выхода. Если бы она спросила просто, дрался ли он с пиратами, он честно ответил бы "нет", хотя трудно произнести это слово, когда на вас смотрят взволнованные синие глаза, полные любопытства.
— Я забыл. Не то шесть, не то семь раз, — сказал Генри Аткинс, — кажется, только шесть!
— Расскажите нам все, что вы знаете, — сказала мисс Гаркорт взволнованно.
Генри откусил кусок яблока и начал рассказывать. К счастью, любовь к авантюрным романам здорово помогла ему: материала для рассказа было больше чем достаточно. Он бился с вражескими судами так, как не снилось ни одному адмиралу и ни одному пирату. Пираты, конечно, неизменно уничтожались самыми разнообразными способами, и добродетель торжествовала над пороком. Мисс Гаркорт слушала, затаив дыхание, и с восторженным ужасом хватала Генри за рукав своими крохотными, не слишком чистыми пальчиками в особенно жутких местах рассказа.
— Но ведь ты сам никогда не убивал человека? — спросила она, когда он окончил свое повествование. В ее голосе послышалось легкое, совсем почти незаметное недоверие, которое Генри счел абсолютно незаслуженным.
— Не могу точно сказать, — коротко отрезал он. — В пылу боя, — и он гордо повторил еще раз, в пылу битвы никогда нельзя знать наверняка!
— Ну, конечно, нельзя! — подтвердила мисс Гаркорт, очевидно, раскаиваясь в своем недоверии. — Вы очень храбрый!