Приметив этого борца среди китайских рекрутов за его рост и силу, Хасар немедленно забрал его себе. И теперь Хасар с нетерпением ждал, когда сможет выставить Баабгая против одного из чемпионов у себя дома. Если он правильно рассчитал шансы, то мог бы за один поединок обобрать сразу несколько человек, включая брата Тэмуге.
Баабгай нетерпеливо ждал приказа Хасара. Мало кто мог столько времени удерживать на вытянутых руках взрослого воина. Порозовевшее лицо Баабгая блестело от пота.
Но Хасар смотрел сейчас куда-то сквозь гиганта-борца, обратив мысли к посланию Чингиса. Гонец, присланный его братом, так и стоял рядом, не сходя с того места, куда поставил его Хасар несколько часов назад. Мухи жадно слизывали соль с кожи гонца, но юноша не смел шелохнуться.
Хорошее настроение Хасара вдруг улетучилось, и он раздраженно подал знак своему чемпиону.
– Сломай его! – выкрикнул он.
Резко вдохнув, толпа замерла, а Баабгай вдруг присел на одно колено и опустил своего противника на выставленное бедро другой ноги. Затем в тишине раздался хруст переломанного хребта, все вокруг закричали и принялись делить выигрыш, а Баабгай снова расплылся в беззубой улыбке. Хасар отвернулся, когда покалеченному наконец перерезали горло, милостиво не бросив его живьем на поживу псам и крысам.
Почувствовав, что мысли делаются все мрачнее, Хасар дал сигнал, чтобы начинали следующую схватку и принесли новый бурдюк черного арака: может, хоть это рассеет хмурые думы. Если б он узнал раньше, что Чингис будет созывать войска, то потратил бы отпущенное время с большей пользой, пройдя в глубь китайских земель. Вместе с Хо Са и сыном Чингиса Угэдэем он провел несколько замечательных лет, сжигая города, разоряя их население и неуклонно подступая все ближе к убежищу малолетнего императора. Это было счастливое время.
Не склонный к самоанализу Хасар все же пришел к выводу, что командовать войсками ему по душе. Для таких людей, как Чингис, это было вполне естественно. Хасар и представить не мог, чтобы Чингис позволил кому-нибудь вести себя в отхожее место, не говоря уже о сражениях. К Хасару это чувство пришло не сразу, но теперь потребность властвовать росла в нем, как мох на болоте. С братьями – Чингисом, Хачуином и Тэмуге – он не виделся уже долгих три года. Его воины всегда ждали от него приказа, куда идти и что делать. Поначалу Хасар считал это занятие утомительным, понимая, что вожак жив, только пока стоит во главе стаи. Но потом он открыл для себя еще одну истину: править людьми столь же приятно, сколь и опасно. Его ошибки были только его ошибками, но зато и его победы принадлежали только ему одному. Лето пришло на смену весне, затем настала осень, и Хасар изменился. Он не хотел возвращаться домой. Тут, под Кайфыном, он был отцом десяти тысяч сынов.
Хасар окинул взглядом окружавших его людей – тех, кого он увел так далеко от родных юрт. Его правая рука – Самука, – как всегда, был пьян и весело наблюдал за поединком. Угэдэй неистово орал, обливаясь хмельным потом. На фоне широкоплечих богатырей он казался даже меньше, чем был на самом деле. Хасар невольно задержал взгляд на мальчике, подумав, как тот воспримет известие о возвращении домой. В возрасте Угэдэя все казалось таким новым и интересным, и Хасар решил, что мальчишка обрадуется. Пока Хасар изучал лица своих людей, тоска скрутила его сильнее. Они получали тысячи женщин, а коней, серебра и оружия в таком количестве, что на подсчеты потребовалась бы целая жизнь. Хасар глубоко вздохнул. И все же великим ханом был Чингис. Хасар мог мечтать о восстании против старшего брата, как о крыльях, с помощью которых он перелетел бы через стены Кайфына.
Страсти вокруг поединка борцов накалились, толпа шумно ликовала, но Хо Са как будто заметил настроение полководца и протянул ему бурдюк с черным араком. Недовольный Хасар лишь натянуто улыбнулся. Хо Са и Самука слышали, что передал гонец великого хана, и оба знали, что день был потерян.
Когда-то тангутский командир лишь содрогнулся бы при мысли о пьяной пирушке в обществе вшивых кочевников. До появления монголов Хо Са жил незатейливой жизнью аскета и гордился своим положением в армии своего правителя. Хо Са поднимался с рассветом, после часа гимнастических упражнений шел купаться в холодной воде и начинал день с черного чая и хлеба с медом. Жизнь, которую вел Хо Са, казалась ему идеальной, и порой он жаждал прожить ее именно так, хотя и боялся ее скучного однообразия.
Теперь, в часы самых глухих и темных ночей, когда амбиции мужчины предстают во всей неприкрытой красе, Хо Са знал, что нашел себе и место, и образ жизни, который тангут никогда не принял бы. В войске монголов он стал третьим по званию, и люди, подобные Хасару, доверяли ему свою жизнь. Укусы блох и вшей были только скромной платой за новую жизнь. Следуя взгляду Хасара, Хо Са обратил пьяный взор в сторону Кайфына. Если император способен только на бегство за высокие стены, то это вовсе не император, насколько мог судить об этом Хо Са. Он снова приложился к бурдюку и, сделав глоток, скривил лицо.
Временами тангуту действительно не хватало покоя и однообразия прошлой жизни, однако он знал, что они не потеряны навсегда. И эта мысль приносила ему утешение, когда он уставал или был ранен. К тому же теперь он был очень богат и не испытывал недостатка ни в золоте, ни в серебре. Когда бы Хо Са ни вернулся домой, у него будут жены, рабы и дорогое имущество.
Второй поединок окончился переломом руки, и оба бойца поклонились Хасару прежде, чем тот позволил им уйти залечивать раны. События дня, возможно, будут стоить ему десятка раненых и нескольких убитых, но затея стоила этих жертв, чтобы укрепить воинственный дух его людей. В конце концов, они воины, а не жеманные девицы.
Хасар сердито смотрел на гонца. Именно Хасар взял те самые одиноко стоящие укрепления, которыми теперь монголы пользовались в качестве почтовых станций. Невредимая линия крепостиц тянулась до самого Яньцзина, обугленные руины которого остались на севере. Если бы всего на восемнадцать дней раньше Хасар осознал, что созданный им новый торговый путь позволит ханскому гонцу быстро и беспрепятственно доставить ему приказ возвращаться домой, то стер бы эти крепостицы с лица земли. Разрешит ли брат остаться ему здесь еще на год и дождаться падения Кайфына? От злости Хасар пнул ногой камень, заставив гонца вздрогнуть. Ответ был очевиден. Чингис ожидал, что брат бросит все и вернется, доставив домой ханского сына Угэдэя. Как же все это было досадно. Хасар гневно смотрел на Кайфын, словно эти могучие стены можно было сокрушить одним только гневом. Третья схватка борцов уже давно началась, и разгоряченная алкоголем толпа одобрительно ликовала, но Хасар едва ли проявлял интерес к поединку.
– Повтори приказ, – вдруг обратился он к гонцу.
Из-за громкого шума юноше пришлось дважды повторить донесение:
– Возвращайся домой, брат, и испей черного арака с нашим народом. По весне будем пить кровь с молоком.
Потом гонец склонил голову, недоумевая, почему веление хана вызвало такую реакцию.
– Это все? – буркнул Хасар. – Скажи, как выглядел брат, когда отправлял тебя с донесением?
Гонец нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Великий хан обсуждал планы со своими приближенными, господин. У них были карты со свинцовыми гирями, но я не слышал, о чем они говорили до моего прихода.
Тут Хо Са поднял голову и уставился на гонца остекленевшими от пьянки глазами.
– Кровь и молоко означают, что он готовит новую войну, – произнес Хо Са.
При этих словах гул толпы внезапно стих. Угэдэй застыл, напрягая слух. Даже борцы остановились, неуверенные, следует ли им продолжать схватку. Хасар сощурил глаза, потом пожал плечами. Слышали его или нет, ему уже было все равно.
– Раз мой братец разложил свои драгоценные карты, значит, так оно и есть, – тихо вздохнув, сказал Хасар.
Если бы Чингис знал, что он стоит под стенами Кайфына, то наверняка подождал бы. Малолетний император ускользнул от них из Яньцзина. Мысль о том, что цзиньский императорский двор увидит отступление монголов, была почти невыносима.
– Брат послал за Субудаем и Джелме? – спросил Хасар.
Под пристальными взорами толпы гонец нервно сглотнул слюну.
– Меня не посылали к ним, господин.
– Но ты ведь знаешь. Гонцы все знают. Говори, или я вырву тебе язык.
Юноша, проглотив все сомнения, быстро заговорил:
– К ним послали еще двоих гонцов с приказом вернуться к хану. Это все, что я слышал, господин.
– А войска, что остались дома? Готовятся к походу или просто ждут?
– Войскам дан приказ согнать зимний жир, господин.
Заметив ухмылку Самуки, Хасар тихо выругался.
– Тогда это война. Возвращайся назад и скажи брату: «Я скоро прибуду». Этого достаточно.
