— Добрый день, Людмила, — отозвался недоумевающий Блюститель. — Правда, мы очень торопимся. Потом увидимся. До свиданья, целую.
И он, спешно взяв Кологривова под руку, повел на одну из четырех сторон.
— Однако после того совместного и весьма многообещающего времяпровождения я побывал инкогнито у вас в доме, Люся, — признался, напряженно озираясь на женщину, Кологривов. — И вы… вы меня застрелили на подоконнике.
— Так это были вы?.. Грешно упрекать бедную девушку в ране, причиненной не поймешь кому. Я ведь стреляла в оборотня. Я не могла знать, что под его личиной скрываетесь вы.
— Допустим, не могли. Вы справедливо подстрелили мнимого Васильева и, наверное, это было правильным решением, но что вы сделали с настоящим шаманом-профессором? Он ведь не покинул вашего жилища. Ваш дом покинула только его внешность.
Люся Б. нежно улыбнулась и мило погрозила пальчиком.
— Какой вы, право, забавный фантазер.
— Зачем ты так с ней разоблачительно, сейчас озлится и сделает что-нибудь нехорошее, — упрекнул Почкин товарища.
— Она и так сделает плохое, — отбился от упрека Кологривов. — Людмила, вы, выходя из дому, забрали себе личину господина Васильева.
— Ах, бес тебя раздери, — догадалась Люся, — ты же глаз свой выбитый оставил во дворе. Он именно туда и вылетел.
Личико аспирантессы после этой догадки заледенело, причем в самом прямом смысле, потому что потянуло холодком.
— Давай удирать со всех ног, Кологривов, — предложил Блюститель.
— Поздно. Нам удирать от нее, все равно, что сопле от трактора.
На всю Люсю нашло какое-то затмение, по лицу даже заскользили черные пятна. А когда они исчезли, то на ее месте находилась совсем другая персона.
— Султанчик, — объявил погрустневший Кологривов.
— И Султанчик, и Люся, и не только. Я — усовершенствованный образец. Само совершенство. Я — это он и она, — загадочно произнесло переменчивое создание.
— И вы, наверное, руководитель. Куров вам подчиняется? — решил уточнить Почкин.
— Не только. Я хозяин своей Девятки. Через восемь часов я произведу еще одну Девятку.
— Ваше совершенство, вы гомик и хвастун, — пренебрежительно отозвался Кологривов.
— Ревнитель, ты мне надоел. Поэтому я тебя сейчас, больной вопрос, оздоровлю, уже не отвертишься. Куда тебе до Левиафана, но я даже ему яйца оторвал, — пригрозил обозлившийся враг и рукой, проросшей в кривой меч, сделал секущее движение.
— Ну все, доигрались мы, — покачал головой Почкин, — и в кого ты такой смелый уродился, Марик?
Ответа не последовало, вместо этого сзади снова отодвинулся шлакоблок и возник еще один персонаж.
— Пластиковый Куров явился, а Султанчик-то ему непосредственный командир, — Блюститель прозвучал искренним стоном отчаяния. — Ну все — это капец с гарантией. Если будем хорошо себя вести, то хотя бы мучиться не придется.
Однако сам Почкин решил вести себя плохо и направил лучи из «дубинки умиротворения» в глаза суперквибсеру Султанчику.
Тот поморщился немного, а потом стал глядеть без опаски.
— Уж от вас-то, Северин Касьянович, я не ожидал подобных несолидных трепыханий. Говорил же вам, что я усовершенствованный образец.
Тут Кологривов выхватил приспособление из рук Блюстителя и занялся уже Куровым. А Почкин заметил, что гримаса появилась не только на физиономии квибсера, но и Марк Матвеевич исказился от напряжения.
— Колдуешь, что ли?
Марк не откликался. Наверное, кто-то все-таки колдовал. Потому что квибсер Куров неожиданно ухватил здоровенную станину от станка и, взяв короткую паузу на раздумия, швырнул железяку в… Султанчика. Правда и тот, оперативно согнувшись, голову свою сохранил.
— Один монстр неожиданно переходит на сторону добра и справедливости, то есть, нашу, — прокомментировал Почкин, — Наверное, у тебя, шаман Кологривов, что-то получается… Не ожидал.
Но Кологривов по-прежнему был занят. Он, опустив веки, не только глубоко втягивал воздух, но руками будто расплетал и сплетал какие-то нити.
Куров, не огорошенный неудачей, выдохнул пламенный сноп, более подобающий огнемету, чем квибсеру, и опять в сторону своего бывшего соратника.
Однако Султанчик, не теряя времени даром, натянул перепонки между руками и телом, напоминающие крылья, и с их помощью взмыл в воздух, спасая себя от тяжелых ожогов.
Не обращая внимания на успех противника, Куров набряк своим кулаком, так, что тот обернулся форменной булавой, а пальцы стали ее лепестками. Поэтому имелось чем встретить пикирующего Султанчика. Однако сотрудник Палаты Дознаний тоже знал, как «порадовать». Его кисть заострилась и приобрела металлический отлив клинка. Левые же ладони вместе с предплечьями у обоих поединщиков обзавелись защитными щитками.
Султанчик пронзительно взвизгнул, отчего показалось, что воздух треснул, затем рубанул сверху. Но клинок лишь скользнул по щиткам. Куров моментально захлестнул своим длинным языком щиколотку крылатого неприятеля и сдернул его на землю. После чего рука-палица шлепнулась на голову Султанчика. Тот хоть успел заслониться, однако зашатался от сотрясения, пытаясь поймать точку равновесия. Неуверенно качнувшись вперед, главный монстр сделал два довольно твердых выпада рукой-клинком. Куров, скручивая то верх, то низ тела, не дал нанизать себя на острие. Затем сам двинулся в атаку, примериваясь своей рукой-булавой. Меч Султанчика обманно нырнул вниз, атакующая сторона, купившись на этот прием, опустила щит. После чего серьезно пострадала.
Вражеский клинок, резкой восьмеркой скользнув вверх, пропорол Курову грудь. Впрочем, сам Султанчик пропустил ударное оружие в лоб, отчего вся голова смялась и сплющилась, а изо рта пролился белесый ручеек.
Тут уж единоборцы сцепились, превратив свои руки в крепкие захваты. Левые ладони стали клешнями, правые прирастили длинные когти. Клешня Султанчика сошлась на горле противника и принялась давить. Когти Курова впились во вражескую спину и стали что-то из нее выгребать, как из ведра с помоями.
— Все, ребят зациклило. Полный клинч. Сейчас самое время удрать. Надеюсь, исход битвы будет печальным для обеих сторон, — крикнул вернувшийся к нормальной жизни Кологривов. Он вместе с неотстающим Почкиным перешел на бег с барьерами, с препятствиями и по пересеченной местности, стараясь не оглядываться на малоэстетичную сцену сзади. Существуй по данному виду легкой атлетики какое-нибудь официальное соревнование, то бегущие наверняка бы взяли рекорд. По крайней мере через двадцать минут легкие болтались в груди как воздушные шарики на сильном ветру, волосы свалялись, словно малярные кисточки, а отрыв от сражающихся полимерных бойцов стал приличным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
