— Джессика! — завопила старуха. — Вели ему замолчать!
— Сама вели, попробуй, — ответила Джессика. Пауль бросил на старую Преподобную Мать яростный взгляд.
— За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, — сказал он, — я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! — добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. — Но, по-моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без, возможности коснуться меня или хоть в чем-то склонить на выполнение ваших планов!..
— Джессика, что ты наделала?! — простонала старая Правдовидица.
— В одном вам не откажешь, — продолжал Пауль. — Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете…
— Ты не смеешь говорить о подобных вещах! — прошипела старуха.
— Молчать! — рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля.
Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара.
— Джессика, — прошипела она. — Джессика…
— Я запомнил твой гом джаббар, — сказал Пауль. — Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя!
Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»?
Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору:
— Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации…
Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля.
— И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой…
— Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора.
— Я твой государь, — напомнил Император.
Пауль взглянул на гильдиеров — те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю.
— Я ведь могу и заставить, — заметил Пауль.
— Но ты… вы… не осмелитесь! — как-то скрежещуще сказал Император.
Пауль только молча смотрел на него.
Принцесса коснулась руки отца.
— Отец, — проговорила она шелковисто-мягким, успокаивающим голосом.
— Не пробуй на мне свои штучки, — буркнул Император и посмотрел на нее. — Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые…
— Но этот человек достоин быть твоим сыном, — сказала принцесса.
Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо.
— Она просит за тебя, — заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери:
— Это ведь Ирулан, старшая, да?
— Да.
Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила:
— Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб?
Он взглянул на нее:
— Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя.
— Но… нас ничто не связывает… больше.
Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал:
— Всегда говори мне только правду, моя Сихайя. — Она хотела ответить, но он приложил палец к ее губам. — То, что нас связывает, никогда и никому не порвать, — прошептал он. — А теперь, прошу, смотри внимательно — я хочу после увидеть все твоими глазами.
Все это время Император и его Правдовидица тихо, но горячо спорили о чем-то. Пауль обратился к матери:
— Она напоминает ему, что в их соглашение входило посадить на трон дочь Бене Гессерит и они готовили к этому именно Ирулан.
— Они так планировали? — удивилась Джессика.
— А разве это не очевидно? — пожал плечами Пауль.
— Я-то вижу это, — фыркнула Джессика. — И мой вопрос должен был только напомнить тебе, что не тебе учить меня тому что ты узнал от меня же!
Пауль искоса глянул на нее, заметил холодную улыбку на ее губах и отвернулся.
Гурни Халлек склонился между ними:
— Позвольте напомнить, милорд… в этой компании есть один из Харконненов. — Он кивнул на темноволосого Фейд-Рауту, прижатого к барьеру из копий. — Вон, видите, тот косоглазый, слева. В жизни не видел более злодейской рожи! А ведь вы обещали мне как-то…
— Спасибо, Гурни, — кивнул Пауль.
— Это на-барон… то есть теперь, когда старый Харконнен умер, уже барон, — добавил Гурни. — И он вполне сойдет для меня…
— А ты с ним справишься, Гурни?
— Милорд шутить изволит!..
— Пожалуй, Император уже достаточно долго спорит со старой ведьмой — как думаешь, мать?
— Вполне, — кивнула та.
Пауль громко обратился к Императору:
— Ваше Величество, мне кажется, среди ваших людей есть Харконнен?
Император повернулся к нему с поистине королевским высокомерием.
— Я полагал, что мое окружение находится под защитой вашего слова, герцог, — произнес он.
— Я хотел лишь уточнить, — ответил Пауль. — Мне интересно, входит ли Харконнен официально в вашу свиту или же из трусости прячется за ее спины?
Император улыбнулся, словно прикидывая что-то.
— Всякий, допущенный к моей особе, становится членом моей свиты.
— Итак, у вас есть герцогское слово, — подтвердил Пауль, — но Муад'Диб — это дело совсем другое. ОН может и не согласиться с вашим определением свиты… Дело в том, что мой друг Гурни Халлек хотел бы убить одного их Харконненов. И если он…
— Канли! — крикнул Фейд-Раута, наваливаясь на охрану; — Это твой отец объявил эту вендетту, Атрейдес! Ты называешь меня трусом, а сам прячешься за своих женщин и хочешь выставить против меня своего слугу!
Старая Правдовидица начала было шептать что-то на ухо Императору, но тот оттолкнул ее:
— Канли, вот как? У канли есть свои, и весьма строгие, правила!
— Пауль, прекрати это! — сказала Джессика.
— Милорд, — взмолился Гурни, — вы же обещали мне, что придет день и я отомщу Харконненам!
— Ты уже отомстил им сегодня, — возразил Пауль, чувствуя охватывающую его отрешенность. Он откинул капюшон, сбросил бурнус и передал его матери вместе с поясом и крисом; принялся расстегивать дистикомб. Вся Вселенная сошлась в фокусе на этой точке и этой минуте.
— Это излишне, Пауль, — сказал Джессика. — Есть и более простые способы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
