отец Валерии, который не остановится ни перед чем. Это не грязный ход, а продолжение моего рода. Единственная женщина в которой я вижу мать своих детей – Валерия. Вчера я получил очередное подтверждение. Это действительно редкостное взаимное чувство, которое мы испытываем. Валерия меня любит, доверила мне не только свою душу, но и тело. Поступаю гадко, не спрашивая ее мнения? Не давая насладится молодостью? Да, я беру вину на себя, но и не передумаю. Валерия родит мне маленькую дочку и я успею ее увидеть. Если почувствую, что это мне не по силам и есть вероятность умереть в этой схватке – отстрочу битву. Именно. То, что мы будем бороться на смерть – факт. Отец Валерии не отступит. Я тоже не собираюсь.
Высыпав противозачаточные таблетки в мусорку, насыпал в этот же пузырек таблетки для памяти и закрутив, избавился от последней улики. Я прослежу, чтобы Валерия не заметила. Покачав головой, устремил свой взор в отражение зеркала. Отчаялся ли я? Нет, наоборот, во мне лишь увеличились силы. Благодаря Валерии. С ней я готов переплыть целый океан. Покорить Эверест. Сразится с тысячной армией в одиночку, но лишь бы видеть каждый день эту счастливую улыбку, слышать ее звонкий смех и влюбляться снова и снова в ее зеленые глаза. Пропал ли я? Ответ очевиден. Я навеки околдован Валерией Царевой. Она мое проклятье и благословение в одном лице. Лишь смерть разлучит нас, но я позабочусь о том, чтобы мы состарились на одной подушке, а если это несбыточно, то хотя бы оставлю свидетельство нашей любви на этой земле. История любви Доменика и Валерии Конте.
Глава 69.
Готовя обед, я не могла нормально сосредоточиться из-за того, что Доменик постоянно мне мешал. То запускал руки под свою рубашку, которую я любезно у него одолжила, то отвлекал сладкими, словно сахарная вата поцелуями, но щекотка мое слабое место.
- Доменик, - возмущенно прикрикнула я, отмахиваясь и отбегая в другой конец кухонного островка на безопасное расстояние. – Мы так вообще без еды останемся. Спалим дом дотла. Доменик! – взвизгнула я, когда он обогнул столешницу и нагнал меня, прижимая к своему телу, обнимая за животик.
- Не могу удержаться, - зарываясь в мои волосы носом, шептал, словно маньяк Доменик, но я его не боюсь. Рядом с ним я в безопасности.
Прижимаясь к нему ближе, накрыла его руки, фиксируя этот момент у себя в памяти. Отпечатайся, прошу. Я не хочу забывать все, что связано с Домеником. Каждое воспоминание, слово, его улыбка мне дороже всех богатств на свете. Пережитое каждое мгновение хочу запомнить и сохранить не только у себя в памяти, но и в сердце. Так сложилось, что большинство жизни мое сердце сохранило, мечется от не понятной тяги и беспокойства, а проблема вся в голове. Мой отец стер мне память, надеясь, что лишит меня излишней тревоги и волнения, но сделал лишь хуже. Я не стала сумасшедшей в детстве, но чем дальше продвигаюсь, тем становится хуже. Доменик единственная опора. Проводник, между прошлым и будущем, а также персональный волшебник, который дарит мне чудное настоящее. В разных его проявлениях.
- Доменик, напомнишь мне?
В моем беззаботном голосе все равно прозвучала отчаянные грусть и страх, как бы я не старалась скрыть. Но да, смотря на панорамное окно, наблюдая за тем, как солнечные лучи играют с пылинками в воздухе, ощущая его крепкую хватку, я испытывала страх потерять себя. Без памяти не будет существовать Валерия. Без прошлого мы не мы. Простейшая очевидность, которую не учел отец.
Доменик застыл, сильнее стискивая меня в объятиях, а я же опустила глаза в пол, переминаясь с ноги на ногу. У него предостаточно забот, а если в один из похожих дней, он подойдет ко мне с вопросом: «А помнишь?» и я не смогу вспомнить, то наступит разочарование и нестерпимая горечь из-за того, что все теперь по-другому. Из-за меня. Какой смысл настоящего и будущего, без минувших прожитых лет? Когда не можешь вспомнить вашу первую встречу… Во всем первом хранится таинство. Поцелуй, прикосновение, признание в любви, первая ночь, ссора, расставание… Я не почувствую себя собой, если забуду хотя бы один момент связанный с Домеником. Не с ним… Не выдержку и стану другой.
- Я не позволю тебе забыть, но… - Доменик развернул меня к себе лицом, обхватывая ладонями мои щеки, - если ты все-таки забудешь, то я сделаю все, что угодно, чтобы напомнить тебе. Не смей, даже думать, что я разлюблю тебя! Этому не бывать, котенок. Я полюбил тебя ненормальную, так что я заранее знал на что подписался.
Он задумчиво хмыкнул, облизнув нижнюю губу и мне стало интересно, что ему пришло на ум.
- Что? – не терпелось узнать причину его переменчивого настроения.
- На самом деле прошло так мало времени, а нам уже есть, что рассказать внукам. Чуть не угрохала меня, показав шумахерские способности вождения, дом подожгла, изрезала мою одежду… Впечатляюще.
- Ооо, а вот и старость подъехала, синьор Конте,- забавлялась я, отходя от Доменика, выключая газ под спагетти, сложив руки на груди и облокачиваясь на столешницу. – Мамуля рассказывала, что так все и начинается. Ностальгия по молодости, далее по списку сменяешь крепкий коньяк на крепкий цейлонский чаек, босыми ногами по полу не походишь – пятки начинают трескаться. Эх, как знала, что так все и закончится. Сразу предупреждаю, унюхаю корвалол – вышвырну из дома за шкирку. С детства терпеть этот запах не могу.
Я сморщила носик, не делая попытки убеждать. Смысл? А вдруг у Доменика спину прихватит? Лишняя для меня морока. Попросит массаж сделать, колыбельку спеть и пошли в печь все грезы об активном любовнике. Не, поза наездницы меня устраивает, но как показала практика, то быстро утомляет, а мы весьма ненасытны. Удивительно, мужику за тридцать, а он еще в постели о-го-го какой жеребец!
- Сдаюсь! – как только Доменик подошел ко мне, закинула ему руки на шею и встав на цыпочки, громко чмокнула его в пухлые губы, блаженно закрывая глаза. – М-м-м, к подобным вещам можно привыкнуть. Я, ты и никого больше. Что еще нужно для счастья?!
Стало совсем тихо. Прикосновения, биение наших сердец, спину ласкало солнышко и время совсем остановилось. Для нас двоих. Мои ресницы трепетали, а щеки болели от улыбки. Разве, может что-то разрушить эту идиллию? И стоило мне допустить эту мысль, как все разрушилось. В
