- Ну вы тут не совсем правы, - профессор упрямо наклонил голову, бородёнка встопорщилась, - они до какой-то степени вынуждены это делать. Тот, кто вкладывается в невыгодное дело, в конечном итоге разоряется, не так ли? Тот, кто вкладывается в недостаточно выгодное дело, не разоряется сразу, но проигрывает конкурентам, которые становятся относительно сильнее... Во Франции все деньги оказались у тех, кто, в каком-то смысле, сел на газовую трубу. Что привело к естественной деградации промышленности и сельского хозяйства: все деньги крутились в газовой области. Выжили только те занятия, которые выгоднее газодобычи...
Где-то в недрах дома тоненько запела вода в открываемом кране.
- То есть производство наркотиков, поституция и сыроварение, - закончил Власов.
- А вы быстро схватываете. Ну да, где-то так. Плюс туризм, конечно. Французов это устраивает... Вы были когда-нибудь в Париже? Они всем довольны. В каком-то смысле.
- Из этого следует только один вывод: никому нельзя давать садиться на трубу, - заключил Фридрих. - Нужна государственная монополия на природные ресурсы, как у нас.
- Это тоже не всегда помогает, - вздохнул профессор. - Для этого нужно, некоторым образом, ответственное государство, а какое у французов может быть государство? Сами подумайте... Да и в России-то, честно говоря... Представьте себе, что здесь найдут такой же газовый пузырь. Впридачу - нефть, медь, уран, алмазы. Пусть даже всё это национализируют. Сможет ли Мосюк и его камарилья удержаться и брать ровно столько, сколько нужно для нужд промышленности? Или они не удержатся и начнут, в каком-то смысле, продавать излишки на мировой рынок?
- Допустим. Что в этом плохого? - Власову стало интересно. - Лишних денег не бывает.
- О! Вот тут-то вы и ошибаетесь. Денег, как и любого другого ресурса, необходимо столько, сколько нужно. Для государства денег нужно столько, сколько оно может вложить в собственную экономику. Но экономика имеет конечную ёмкость. Оставшиеся деньги надо куда-то девать, они жгут руки... есть у денег такое свойство, знаете ли. Вариантов всего два. Либо тратить эти деньги на закупку чего-то за границей, что опасно...
- Что ж в этом плохого? - решил уточнить Власов.
- Очень просто: закупая что-то за границей, вы тем самым подавляете производство того же самого у себя. Представьте себе, что Райх начал бы закупать, ну, скажем, японскую электронику... она же, в каком-то смысле, лучше нашей... в смысле - имперской, - добавил он. - Или американские самолёты.
- Их уже покупают, - помрачнел Власов. - Только по противоположной причине. Говорят, они дешевле.
- Вот до чего дошло? Эта дешевизна дорого обойдётся, - проворчал профессор.
Где-то за окнами особняка проехал автомобиль, мазнув светом фар по стеклу. Власов поёжился, представив себе холод и тьму на улице.
- Можно, конечно, делать и по-другому. Например, покупать не товары, а производителей. Приобретать на Западе целые фирмы, особенно занимающиеся новейшими научными разработками. И использовать себе на благо. Но тут, некоторым образом, есть два "но". Вы читали Библию? - внезапно спросил профессор Власова, и, не дав ему ответить, продолжил: - Там есть одно замечательное совершенно место... "Где сокровище ваше, там и сердце ваше". Понимаете? Имея собственность там, мы становимся заинтересованы в её сохранности, а значит и в сохранности их системы... в отличие от Запада, который никакой заинтересованности в нас не имеет, даже наоборот... И второе "но": даже покупая их новые разработки, мы попадаем в зависимость от их разработок. Были, в каком-то смысле, прецеденты... А в российских спецслужбах сидят неглупые люди. Я так думаю, архив Шмидта они ищут, но не слишком усердно.
- Но ведь архив в Америке? - не понял Власов.
- В том-то, некоторым образом, вся и штука, - профессор опять взялся наворачивать на палец бородку. - Шмидт передавал бумаги по мере готовности своему человеку, который брался переправить их в Штаты. Дисциплина у коммунистов всегда была на высоком уровне, так что...
- То есть Шмидт работал через большевистское подполье? А почему они согласились с ним сотрудничать? Впрочем... кажется, понимаю.
- Ну да, - вздохнул профессор. - Председатель КРАБД по науке имел, в некотором смысле, рычаги влияния. Он спас многих... - профессор замолчал.
- Он спас многих коммунистов от справедливого наказания, я правильно понял? - помог ему Власов.
- Справедливого, несправедливого - это ещё как посмотреть... Люди просто жили в неподходящее время... Во всяком случае, он помогал людям, когда у них были неприятности. Например, он вытащил отца моей лапочки из тюрьмы. Хотя Аня, некоторым образом, не очень-то ему за это благодарна... Ну да ладно, это всё не так важно. В общем, иногда к Отто Юльевичу обращались деятели из подполья, с просьбами помочь некоторым людям. Ну, и, соответственно, оказывали и ему какие-то услуги на взаимообразной основе.
- Тогда я понимаю, почему Шмидт рассчитывал на лояльность человека в Нью-Йорке, - протянул Власов. - Да и вообще многое становится понятным. Кстати, эти, как их, "конструктивное крыло" в ПНВ... они, наверное, выступали за возвращение гражданских прав бывшим коммунистов, за широкую амнистию, и всё такое? Мне почему-то кажется, что этот пункт в их программе присутствовал.
- Да... но это же было, в каком-то смысле, разумное требование! - взъерошился профессор. - Примирение расколотой нации... Франко в Испании, некоторым образом, пошёл ведь на это? Почему русские должны страдать из-за того, что в советский период все карьерные пути были открыты только членам ВКП(б)? В конце концов, это просто опасно - оставлять за бортом общества энергичных и толковых людей, которые, в каком-то смысле, сделали неправильный выбор? Хотя какой там выбор... не было у них выбора... Я сам, - добавил профессор, - конечно, антикоммунист. И не только потому, что сейчас это, некоторым образом, обязательно. Просто я кое-что видел... Но всё-таки - декоммунизация тоже должна была быть, в каком-то смысле, более щадящей... Хотя, некоторым образом, и без неё нельзя... Ох, всё это сложно. Есть проблемы, которые не имеют решения.
Фридрих решил не высказывать своего мнения о проблемах, не имеющих решения, и вернуться к более актуальным темам.
- Но почему же архив не оказался в Штатах? Коммунисты решили приберечь карты для себя?
- Не совсем. Предал конкретный человек, на которого была замкнута вся цепочка. Этим занимались русские безопасники, я мало что знаю... а сейчас, наверное, уже никто ничего не скажет, дела-то старые. В общем, документы не передавались в Америку, а оседали здесь. Поскольку тот же человек контролировал канал с американской стороны, Шмидт узнал о ситуации слишком поздно - когда уже почти всё ушло. Вот документы по никелю он переправить уже не успел, поэтому они достались нам. Ну и ещё кое-что по мелочи...
- Так что же про этого коммуниста-предателя? Вы что-нибудь о нём знаете? - Власов понимал, что никаких сведений об этом деле от русских он не получит, но в архивах Управления наверняка остались какие-то следы.
- Почти ничего. Он был большим человеком в коммунистическом подполье. Его долго искали - он числился чуть ли не в списке врагов Райха. Да, ещё: он, кажется, был юде... Это всё, что я помню...
- Эренбург, - произнес вслух Фридрих. - Илья Эренбург.
- Д-да, - припомнил профессор, - кажется, его звали именно так... Ну вот, когда Германии понадобился никель, доставать его отправили меня - потому что я, некоторым образом, был в курсе дела... Остальное вы знаете. Это всё, - Порциг наклонился вперёд, поставил локти на колени, и замер в такой позе. Топорщившаяся бородёнка уныло повисла.
Власов посмотрел на профессора с жалостью. Теперь ему стало понятно, почему тот не очень любит вспоминать о самом славном деле своей молодости.
- А теперь мой вопрос, - профессор неожиданно распрямился во весь свой небольшой рост. - Вы в самом деле нашли следы архива?
- В каком-то смысле, - невольно вырвалось у Власова. - Во всяком случае, мне известно, что его ищут. Разные люди.
- Вот оно как... Ну да, понятно. В случае демократизации... или как они это там называют... либерализации России земля будет, конечно же, продаваться. Если знать местонахождение месторождений, их можно купить за не такие уж большие деньги. А потом... да, это будет гораздо хуже, чем во Франции. Даже не представляю себе, насколько хуже. Фридрих, - профессор попытался заглянуть в глаза Власова, но тот отвёл взгляд, - я надеюсь, что вам повезёт. Я хотел бы, чтобы вы, именно вы - нашли бы эти бумаги, некоторым образом, первым. И передали своему начальству. Своему, а не российскому. Но лучше, конечно, чтобы их никто не нашёл.
Kapitel 42. Тот же день, поздний вечер. Санкт-Петербург, Улица Колчака, 9 - Садовая улица - Чернышёв мост.
Звонок Власова застал Гельмана уже в "Аркадии". На самом деле никаких важных дел - за исключением назначенной встречи - у него в этот вечер не было, так что он приехал в клуб пораньше и даже успел пропустить стаканчик, дабы взбодриться перед предстоящим разговором. Худо, когда твой партнер по переговорам не пьет - выпивая в его присутствии, чувствуешь себя алкоголиком и даешь ему повод для высокомерно-снисходительного отношения... ох уж это вечное дойчское высокомерие... хотя Гельману много раз доводилось видеть дойчей, упившихся до совершенно свинского состояния, особенно в такие вот дни, на Масленицу, когда у русских считается чуть ли не правилом хорошего тона выпить с дойчем "за арийское единство", и лучше всего не просто выпить, а перепить его - ничто не тешит сильнее русскую национальную гордость... впрочем, русским вообще все равно, за что пить, это, кажется, единственная нация на планете, которая умудряется праздновать Рождество и Новый год и по григорианскому, и по юлианскому календарю, лишь бы иметь лишние поводы нажраться, как это у них называется... тоже, кстати, показательно - какой еще народ отождествляет водку с едой? И вот этот самый Власов, дойчско-русский полукровка, надменно смотрит на него, Гельмана, хотя среди юде, между прочим, пьяниц не бывает вовсе... ну то есть какие-то отдельные исключения, возможно, и попадаются, особенно испорченные жизнью в этой ужасной стране... но среди его знакомых, по крайней мере - а он знает многих, да, многих - таких нет ни одного. Ну то есть выпивают, конечно, он и сам непрочь подогреть аппетит хорошей настоечкой, но - в меру, исключительно в меру...
