27
Военный министр Д. А. Милютин в письме от 1 октября 1861 года к брату Н. А. Милютину, недавнему помощнику министра внутренних дел, писал: «Ты уехал отсюда недалеко, но ты удивился бы, если б теперь возвратился, быстрым успехам, которые делает у нас в России оппозиционная или даже, можно сказать, революционная партия... Трудно сказать, к чему все это приведет нас... Правительственная основа поколеблена, все убеждены в бессилии правительства, в тупости и неспособности лиц, составляющих это правительство».
28
Чернышевский действительно не разделял заговорщической программы «Молодой России», составленной П. Г. Заичневским, программы, скорее близкой по духу Бакунину и Нечаеву. «Зовите Русь к топору!» Чернышевского и «К топору!» Заичневского родственны лишь по форме: у первого это образное выражение, под которым понимается именно народная, прежде всего крестьянская, революция, у второго — вполне буквальный призыв, обращенный прежде всего к образованной молодежи. Чернышевский отказался даже принять присланные ему экземпляры прокламации. По некоторым сведениям, после посещения Достоевского Чернышевский действительно просил Слепцова съездить в Москву к Заичневскому с тем, чтобы тот нашел способ смягчить впечатление, произведенное его прокламацией. Сам Чернышевский готовил прокламацию «Предостережение», которая должна была исправить крайности «Молодой России», однако этой прокламации уже не суждено было появиться.
29
На отношении, составленном председателем следственной комиссии князем А. Ф. Голицыным, в котором указывалось на вредное направление запрещенных цензурой статей о пожарах, министр внутренних дел П. А. Валуев написал: «Я доводил до высочайшего сведения о содержании его отзыва и о моем по сему предмету мнении. Государь император изволил разрешить не прекращать издание журнала «Время» ныне, но с тем, чтобы за ним имелось надлежащее наблюдение».
30
«Вчера был Достоевский, — писал Герцен Огареву. — Он наивный, не совсем ясный, но очень милый человек. Верит с энтузиазмом в русский народ». Об усилившемся после встречи интересе Достоевского к Герцену, о влиянии идей и оценок последнего на публицистику Достоевского написано много. В гораздо меньшей степени учитывается и обратная перспектива — интерес Герцена к творчеству Достоевского, его влияние на публицистику самого Герцена, что, безусловно, чрезвычайно важно. Поэтому считаю необходимым указать хотя бы на статью Н. Г. Розенблюм «Петербургские пожары 1862 г. и Достоевский» («Литературное наследство», т. 86), в которой, в частности, говорится: «Петербургские пожары не могли не быть затронуты в их беседах. Достоевский только что был свидетелем их, Герцена в них обвиняли. Не мог выпасть из их бесед и вопрос о прокламации «Молодая Россия», о которой Герцен подробно писал вскоре после отъезда из Лондона Достоевского... Характерно сходство некоторых высказываний Герцена с заявлениями редакции «Времени»... Мнение Герцена, что прокламация «вовсе не русская, это одна из вариаций на тему западного социализма, метафизика французской революции», не схоже ли с мнением Достоевского, что прокламацию напечатали, «не справившись даже хорошо с иностранными книжками, откудова они все выкрали и бездарно перековеркали...»? Неужели все эти совпадения дело случая, а не результат бесед Герцена с Достоевским?»
31
Так, например, в письме к лицейскому товарищу И. В. Павлову Салтыков-Щедрин писал: «Признаюсь, я сильно гну в сторону славянофилов и нахожу, что в наши дни трудно держаться иного направления. В нем одном есть нечто похожее на твердую почву, в нем одном есть залог здорового развития...»
32
«Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена, — писал В. И. Ленин, — за защиту Польши, когда все «образованное общество» отвернулось от «Колокола», Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бичевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 260).
33
Ультрамонтанство — воинствующее направление в католичестве, добивавшееся права на неограниченную власть папы римского как в религиозной, так и в светской областях жизни. Победа ультрамонтанства на Ватиканском соборе 1870 года привела к признанию папы «непогрешимым».
34
Думается, наиболее объективная оценка принадлежит Герцену, отметившему, что журнал «Время»... редактируемый выдающимся писателем Достоевским, мучеником, только что возвратившимся с каторги, напечатал по поводу Польши несколько гуманных слов». Нужно заметить, что это было, по существу, единственное сочувственное выступление, и притом в подцензурной печати.
35
При первой же возможности в «Дневнике писателя за 1873 год» Достоевский действительно горячо и обстоятельно разоблачил попытку выставить его пасквилянтом Чернышевского.
36
Как известно, вожди революционного пролетариата К. Маркс и Ф. Энгельс отказались от участия в этом, по существу, левацко-анархическом по содержанию, не имевшем ничего общего с теорией марксизма конгрессе и не однажды решительно заявляли о своем принципиальном неприятии его лозунгов и основных положений. «Я удивлен..., — писал, например, К. Маркс О. Верморелю, — тем, что Вы приветствуете Лигу мира. Ведь это же (я имею в виду Конгресс мира) — трусость в действии. Пусть они протестуют в Берлине и Париже, а если они слишком трусливы для этого, то пусть не обманывают публику двусмысленными, бесплодными и высокопарными демонстрациями»; «Ты знаешь, — писал он же Ф. Энгельсу, — что я высказался в Генеральном Совете против присоединения к болтунам...»
37
Замысел этот не был реализован, однако идея «Жития» частично претворилась, значительно преобразованная, в последующих романах Достоевского «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы».
38
Известно, сколь принципиально и решительно осудили бакунинско-нечаевскую программу К. Маркс и Ф. Энгельс. «Эти всеразрушительные анархисты, — писали они в труде «Альянс социалистической демократии и международное товарищество рабочих», — которые хотят все привести в состояние аморфности, чтобы установить анархию в области нравственности, доводят до крайности буржуазную безнравственность». В ответ на упреки в том, что будто бы полемика К. Маркса и Ф. Энгельса с бакунистами может бросить тень на общее революционное движение в то время, как расхождения эти, мол, частные, К. Маркс и Ф. Энгельс со всей определенностью заявили: «Организация тайного общества с единственной целью подчинить европейское рабочее движение скрытой диктатуре нескольких авантюристов, подлости, совершенные с этой целью, особенно Нечаевым в России, — вот о чем идет речь в книге и утверждать, что все ее содержание сводится к частным фактам, — мягко выражаясь, безответственно» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 13, ч. 2, с. 623; т. 18, с. 521).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
