Сунув в карман вынутый из тайника велодок, не оглядываясь, он двинулся к даче Бродских. Идти было недалеко, и вскоре он уже сидел, притаясь, с велодоком в руке в кустах сирени у дорожки, по которой обитатели дачи обычно возвращались домой.
По аллеям сада стояли скамейки-диваны из толстых дубовых досок. За одной из таких скамеек Юра и выбрал место для засады.
Теплая крымская ночь была тиха. Ни звука. Потом донесся тяжелый стук колес — можара или телега. На такой Гога не поедет. А вот цокот копыт. Многих копыт. Ехали верховые. Если даже Гога Бродский не один, все равно он, Юра, будет стрелять. Кавалеристы проехали мимо.
Светлый купол лунного света на вершине дальней горы опускался быстро — вот он достиг подножия, лесничества… Это оттуда наступала цепь красно-зеленых. В саду посветлело. А как хорошо слышно! Голоса доносятся даже из Судака.
От дачи Бродских послышались легкие шаги. Юра лег за скамейкой и притаился.
На скамейку села женщина. По запаху духов Юра узнал Лидию Николаевну Бродскую. Вскоре послышались шаги со стороны графской дачи. Немного погодя к скамье подошел граф Бернист. Юра желал только одного, чтобы черти пронесли их мимо.
— Ужасно! — послышался голос Лидии Николаевны. — Так вдруг сорваться с насиженного гнезда, бросить все и отправиться в неизвестность!..
— Но ведь вы каждый год надолго уезжали за границу и знаете Ниццу и Париж, как Судак. Считайте, что это будет затянувшееся турне, и только.
— На сколько лет?
— Н-не знаю, но, думаю, не больше десяти…
— Вы по-прежнему верите в перерождение советского строя?
— Безусловно! Вспомните республиканца Бонапарта, «генерала от революции». Он провозгласил себя императором Франции, расправился с левыми, восстановил титулы. Реставрация в России неминуема.
— Не знаю, не знаю! Поэтому прошу вашего совета. Я верила в Деникина. Эту веру внушили мне вы, его доверенный и советник. Боже мой! Совершить тысячеверстный победный марш, занять Орел, быть рядом с Тулой, откуда до Москвы рукой подать, а затем постыдно бежать, отдать все, все! Наш старик говорит, что во всем виновато дикое упрямство Деникина. Ну что стоило обещать Малороссии, где все бурлит, автономию! Так нет же: «Да здравствует единая неделимая!» Глупо!.. А это соперничество с Колчаком за верховную власть, кончившееся крахом обоих. И разве можно было разрешать массовые грабежи мирного населения! Потребовалось выступление Ллойд-Джорджа в английском парламенте о недопустимости грабежей и насилия, чтобы Деникин издал приказ о том, чтобы, когда грабят, выдавали расписки.
— Это что, камешек в мой огород? Я давно советовал Антону Ивановичу принять самые жесткие меры для восстановления дисциплины в армии. Надо было расстрелять пол-армии, чтобы спасти другую половину как боевую величину. Но ведь именно из-за этого я и поссорился с Антоном Ивановичем!
— Но потом помирились?
— Потом временно помирился!
— Что же мне теперь делать? Жизнь в Ницце требует больших средств, — взволнованно продолжала Лидия Николаевна.
— Всем известно, какие суммы Эраст Константинович перевел в Лондон и Женеву после революции пятого года. Он всем и каждому об этом рассказывал.
— Всеволод Ростиславович, вы не представляете, как фантастически скуп старик! Он не даст нам ни сантима! Львиную долю он завещал своему любимчику Джону. Странный мальчик. Ведь он был правой рукой Орлова в этом восстании. Но мальчику везет! Когда Слащев расстреливал из пулемета орловцев, отправившихся на фронт, Джон остался жив. Не знаю, удастся ли ему эта операция со Степным партизанским отрядом, командиром которого его определил Гога…
— Джон командует партизанским отрядом? Я не ослышался?..
— Ах нет! Это только вывеска. Ядро отряда Гога составил из опытных карателей, но об этом не знает никто, даже другие бандиты из этого отряда.
— Бандиты?
— Ну да! Ведь как создавался этот отряд? Группа переодетых карателей под командованием Гоги разгромила — это было заранее условлено — тюрьму и выпустила заключенных, среди которых были всякие, и в том числе подсаженные в тюрьму каратели. Поэтому в отряде есть и настоящие большевики, и наши замаскированные агенты.
— Но какой смысл всего этого?
— Смысл ясен. Они вольются в полки красно-зеленых, и ядро из карателей захватит всех красных вожаков: этого бывшего адъютанта Май-Маевского и, как там его, Мокроусова и других.
— Понимаю… Но все-таки Джон очень рискует… Эраст Константинович может вовсе остаться без наследника…
— Ах! Теперь о главном. Дорогой Всеволод Ростиславович! Я прошу вас, как старого друга нашей семьи и соседа, спасите моего Гогу. Вы сами сказали — Джон очень рискует. А Гога — в еще большей степени. От вас зависит, чтобы он остался жив.
— Как?!
— Да! Какой-то нелепейший инцидент в Эльбузлах. Знаете, там красно-зеленые убили этого интенданта, этого грабителя и вора подполковника Брагина с его супругой-спекулянткой. Давно надо было расстрелять его по суду. Но кто-то уже доложил барону, что в этом замешан Гога. Пропал какой-то чемодан… В общем, нелепость. Но я в ужасе! Барон приказал немедленно отправить Гогу на фронт, завтра! Вы в хороших отношениях с бароном Врангелем. Умоляю — позвоните ему, попросите отменить приказ. Уверяю вас, это интриги контрразведки. И потом, эта нелепая ссора Таты с Гогой… Она пожаловалась генералу, и тот тоже ополчился на бедного мальчика.
— Ничего не понимаю. При чем здесь Тата и послушный ее воле генерал?
— Ах, это так все не просто. Тата наша — крымская Жанна д’Арк. Ну, вы же знаете…
— Да! Ну и что же?
— Гога в запальчивости выдал ее тайну, ее связь с контрразведкой. Потом она сказала генералу, что Гога выболтал тайну о Степном отряде. И все это произошло из-за мальчишки Юры Сагайдака.
— Хороши нравы! Сестра доносит на брата!
— Да-да, это ужасно! Но дело не в этом. Степной отряд могут распустить и сформировать новый, под другим названием…
— Так в чем же дело?
— А дело в том, что Гогу пригласили в контрразведку для уточнения. И он так разозлился, вы не можете представить, как в гневе он ужасен! — что приказал выпороть Юру шомполами.
— Я уже об этом знаю от Вареньки. Глупо! Подобные меры восстанавливают население.
— Я то же самое сказала. Но Тата сгоряча пожаловалась генералу. Потом это дело Брагина… И Гогу завтра же утром направляют на фронт.
— Хорошо, я постараюсь отменить приказ, постараюсь, но не уверен в успехе. Врангель знает мое отрицательное отношение к нему и его политике. Я отказался стать его советником.
