— Вы уверены? — недоверчиво спросил Кингсли.
— Лежа в своей темнице, я открыла новые теории пространства и вывела новые математические формулы, — сказала Кэролайн. — Конечно, это только теории, но в них выверена каждая деталь. Я разрабатывала их постепенно, шаг за шагом, — Она засмеялась, и в ее смехе горечь ощущалась еще сильнее, чем в словах, — Я занималась этим десять столетий, — напомнила она. — У меня было достаточно времени, чтобы проверить все досконально. Нужно же было чем-то заняться, чтобы не спятить, верно?
Гэри пристально смотрел на нее, поражаясь абсолютной уверенности в себе, которой дышало это юное лицо, поражаясь убежденности, звучавшей в каждом ее слове. А потом он смутно почувствовал кое-что еще. Ее превосходство. За последние несколько минут она взяла в свои крохотные ладошки лидерство над группой мужчин, собравшихся на Плутоне. Если взять их мозги и сложить все вместе, им и тогда не сравниться с ее мозгом. Ей доступны такие глубины, о каких они даже не подозревают. Что ж, она правильно сказала: тысячелетняя практика, как-никак.
Сколько лет мыслит обыкновенный человек? Лет пятьдесят, не дольше, если считать те годы, когда его мысль уже отточена образованием, искусна и еще остра. Треть этих лет уходит на сон, одна шестая — на еду и отдых… Стало быть, остается примерно двадцать пять лет, в течение которых человек размышляет и постигает природу вещей. А потом он умирает, и мысли его исчезают. Вернее, зачатки мыслей, которые могли бы спустя пару лет оформиться в законченную стройную теорию. Но они исчезают, чтобы возникнуть потом у кого-то другого, и ему приходится начинать все сызнова… А сколько мыслей так и пропало бесследно?
Однако с Кэролайн Мартин дело обстояло иначе. Она думала в течение сорока обычных жизней, и разум ее оставался молодым, быстрым и острым. Ничто не прерывало ее размышлений — ни сон, ни еда, ни развлечения. Она могла обдумывать какую-то проблему круглый год — или век, если хотела.
При этой мысли Гэри бросило в дрожь. Да ведь никто из них даже смутно не может представить себе масштабов ее познаний. Что ей открылось, какие истины она нашла во тьме межпланетного пространства? К тому же… Не стоит забывать, что началось-то все с открытия некоей мощной силы, которую она отказалась отдать в руки людям даже под угрозой вечного изгнания.
Кэролайн заговорила снова, резко и отрывисто, совсем не так, как раньше, — а ведь она умела быть очаровательным собеседником.
— Меня всегда интересовали проблемы времени и пространства. Изобретение, которое я отказалась передать военному совету во время войны с Юпитером, было подобно вашим геосекторам… Правда, с одним — но существенным — отличием.
— Вы изобрели геосектор? То есть открыли принцип движения кораблей с помощью искривления пространства тысячу лет назад? — изумился Кингсли.
Она кивнула:
— Только военные не собирались использовать его для перемещения в космосе кораблей. Им было не до того. Юпитер выигрывал войну, и они были в отчаянии. Им нужно было новое оружие.
— Но геосектор не может быть оружием, — возразил Кингсли. — Им невозможно пользоваться вблизи планет.
— А представьте себе, — сказала девушка, — что вы способны контролировать искривление пространства, создаваемое геосектором, причем ваш геосектор искривляет не только пространство, но и время. Тогда он сможет стать оружием, как по-вашему?
— Еще как сможет! — присвистнул Херб.
— Они хотели испытать его на Юпитере, — продолжала Кэролайн. — Планета попросту испарилась бы — разлетелась бы на мелкие кусочки как в пространстве, так и во времени.
— И что бы стало в результате с Солнечной системой? — задумчиво проговорил Кингсли. — Даже если искривление пространства не затронуло бы всю Систему, исчезновение Юпитера заставило бы все оставшиеся планеты сойти с орбит. И система начала бы складываться по-новому. Какие-то планеты взорвались бы, какие-то — упали на Солнце. А на Земле как минимум начались бы землетрясения, сильные приливы и активнейшая вулканическая деятельность.
Девушка кивнула:
— Поэтому я не отдала им открытие. Я сказала, что оно разрушит всю систему. А они обвинили меня в предательстве и изгнали в космическую ссылку.
— Но вы же опередили их на девять столетий! — воскликнул Гэри. — Ведь первый действующий геосектор был создан всего сто лет назад.
Ничего себе, подумал Гэри: девять столетий форы и тысяча лет для улучшения результата! Да она наверняка смеется над нами в душе! Может, она и над Космическими Инженерами способна посмеяться, кто знает? Геосекторы на борту «Космического щенка» должны были казаться ей игрушками. Он вспомнил, с каким апломбом распространялся о них, и почувствовал, как наливаются жаром уши.
— Сдается мне, юная леди, — прогудел доктор Кингсли, — что вам не нужна никакая помощь от этих Космических Инженеров.
Кэролайн залилась смехом, звонким, как серебряные колокольчики.
— Нужна-нужна, не беспокойтесь! — сказала она.
Заметив мигание красного огонька, девушка в который уже раз надела шлем. Все взволнованно следили за ней. Кончик карандаша коснулся блокнота — и побежал по белой бумаге, записывая символы и уравнения.
— Инструкция, — прошептал Кингсли, но Гэри так свирепо нахмурился в ответ, что доктор тут же виновато умолк, уронив дрожащие руки и поникнув мощной головой.
Лампочка погасла. Кэролайн включила передающее устройство, и лабораторию снова наполнил гул энергии, а по стенам заплясали голубые блики.
У Гэри голова шла крутом… Подумать только — эта хрупкая девчушка говорит сквозь миллиарды световых лет пространства с существами, которые обитают на краешке расширяющейся Вселенной! Говорит и понимает… Хотя, наверное, понимает не все, поскольку сейчас она, похоже, что-то спрашивает об уравнениях, записанных в блокноте. Кончик карандаша завис над бумагой, глаза бегут по строчкам символов…
А гул в лаборатории утих, и голубые тени перестали метаться по стенам, зато вовсю мигает красный огонек.
Карандаш вносит исправления, пишет примечания и добавляет новые уравнения, не колеблясь ни минуты. И вот уже погасла лампочка, а Кэролайн опять снимает шлем.
Кингсли подошел к машине и взял в руки блокнот. Постоял, недоуменно глядя на записи. Смесь любопытства и замешательства отразилась на его лице.
Он вопросительно взглянул на Кэролайн:
— Вы что-нибудь тут понимаете?
Она кивнула.
Доктор швырнул блокнот обратно.
— Кроме вас во всей системе есть только один человек, способный это понять, — сказал он, — Единственный, кто мог бы хоть приблизительно представить себе, что все это значит. Я говорю о Конраде Фэрбенксе, но он сидит в психушке на Земле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
