Конечно, после грубых нападок, упреков и подозрительных вопросов типа «На кого вы работаете?» никакого дельного доклада не получалось.
Однажды Василевский с Шапошниковым договорились, что не уйдут от верховного, пока не получат от него разрешение на отвод армий Южного фронта на восемьдесят—сто километров. Зашли они в кабинет, и к их удивлению вождь на сей раз не ругал Генштаб. На своей карте, разложенной на столе, Сталин указал красную линию, за которую надлежало отвести войска Южного фронта.
Новый рубеж был удален всего на восемь—десять километров от тех позиций, на которых находились войска. Руководителям Генштаба было ясно, что через час-два и новый рубеж будет захвачен противником. Василевский выразительно посмотрел на Шапошникова. Борис Михайлович закрыл портфель и собрался уходить. Василевский все же решился и доложил Сталину соображения Генштаба. Сталин выслушал и согласился.
Когда уехали из Кремля, вспоминал Василевский, чувствовалось, что Шапошников был недоволен невыдержанностью своего заместителя. И уже в машине он сказал:
— Ах, голубчик, как вы смелы. Главком уже принял решение, а вы навязываете ему наши предложения.
Шапошников возражать Сталину не решался.
Борис Михайлович был чуть ли не единственным человеком, к которому Сталин обращался по имени-отчеству. Никогда не повышал на него голос. Рядом с Шапошниковым он чувствовал себя комфортно. Ему нравилось иметь рядом с собой рафинированного военного интеллигента.
Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов присутствовал на одном из докладов начальника Генштаба. Рассказывая о положении на фронтах, Шапошников отметил, что с двух фронтов так и не поступили сведения.
— Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах? — сердито спросил Сталин.
Шапошников ответил, что обоим начальникам штабов он объявил выговор. Сталин хмуро улыбнулся:
— У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание.
Шапошников с достоинством напомнил вождю старую военную традицию:
— Если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, тот должен немедленно подать рапорт с просьбой освободить его от занимаемой должности.
Шапошников работал в Генштабе до мая сорок второго, когда по состоянию здоровья сам попросился в отставку. Его утвердили начальником военной академии, а в июне Генштаб возглавил Александр Михайлович Василевский.
Шапошников умер 26 марта 1945 года. Его похоронили у Кремлевской стены, Сталин распорядился произвести салют в двадцать четыре залпа из ста двадцати четырех орудий.
Борис Михайлович Шапошников не мог не понимать, что происходит с войсками Юго-Западного фронта, но не смел противоречить верховному.
В августе нежелание отвести 6-ю и 12-ю армии привело к тому, что они были окружены в районе Умани. Сталин упорно приказывал удерживать Киев, несмотря на явную угрозу окружения войск фронта, что привело в конце концов к катастрофе.
Василевский вспоминал, что Сталин упрекал всех — Шапошникова, самого Василевского, командующего направлением Буденного — за то, что «пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того чтобы бить врага, стремимся уйти от него... При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание.
Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на Юго-Западном направлении».
Первым опасность ситуации оценил начальник штаба фронта генерал-майор Василий Иванович Тупиков, который 28 июля сменил Пуркаева, отозванного в Москву.
Генерал Тупиков служил в армии с 1922 года, окончил Академию имени М.В. Фрунзе, был начальником штаба Харьковского военного округа, до начала войны работал военным атташе в Германии и одновременно возглавлял резидентуру военной разведки.
В конце августа Тупиков предложил военному совету фронта немедленно отвести войска, чтобы избежать окружения и разгрома. Зная, что Сталин против, военный совет отверг предложение начальника штаба.
— Киев ни в коем случае оставлять нельзя, — настаивал член военного совета Михаил Алексеевич Бурмистенко. — Испанцы, не имевшие армии, удерживали Мадрид больше года. У нас есть все возможности отстоять Киев. Если войска фронта попадут в окружение, будем оборонять Киев в окружении.
Бурмистенко был вторым секретарем ЦК компартии Украины, военного дела не знал, а потому не понимал, что в современной войне попавшие в окружение части быстро погибают. Длительная оборона осажденных крепостей осталась в далеком прошлом.
Немецкие танковые соединения обошли Юго-Западный фронт с флангов. 25 августа немецкие клинья соединились восточнее Киева. Юго-Западный фронт, в том числе штаб во главе с командующим войсками генералом Кирпоносом, оказался в гигантском котле.
Дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Василий Степанович Петров (см. Военно-исторический архив. 2002. № 1) описал, что происходило с войсками, которые попали в окружение на днепровском рубеже:
«Система оперативного руководства войсками исчерпала свои возможности. Сопротивление пошло на убыль. Прекратилось снабжение. Не пополнялся расход боеприпасов, горючего. Моторы глохли, останавливались танки, автотранспорт, орудия.
Пришла в упадок организационно-штатная структура. Ни частей, ни соединений не существовало. Пылали бесчисленные колонны на дорогах, а мимо брели толпой тысячи, десятки тысяч людей. Никто не ставил им задач, не торопил, не назначал срок. Они предоставлены сами себе. Состояние необыкновенное, никаких оков. Хочешь — сиди, хочешь — оставайся в деревушке, во дворе, который приглянулся.
Кольцо окружения с каждым днем сжималось. Выли пикирующие бомбардировщики, рвались бомбы. Все пути на восток перехвачены, на буграх — танки, заслоны мотопехоты».
11 сентября Буденный, главком Юго-Западного направления, телеграфировал Сталину:
«Промедление с отходом Юго-Западного фронта может повлечь потерю войск и огромного количества матчасти».
В первые дни кольцо окружения еще не было прочным, можно было прорваться.
Военный совет фронта просил Ставку разрешить взять из Киева артиллерию и попытаться перекрыть направление главного удара немцев, чтобы не допустить полного окружения. Вместо ответа, прилетел Тимошенко с предписанием Буденному сдать командование Юго-Западным направлением. Прощаясь с Хрущевым, Буденный сказал:
— Вот каков результат нашей инициативы.
Семен Константинович прибыл с твердым указанием Сталина «покончить с пораженческими настроениями и удержать Киев». Тимошенко поначалу подозрительно присматривался к штабу направления. Тем более, что он сохранил присущее многим выходцам из Первой конной армии недоверие к штабистам.
Начальник штаба направления генерал Александр Петрович Покровский после войны рассказывал:
«Он имел с собой так называемую группу Тимошенко. Она находилась при соответствующих отделах штаба и докладывала ему свое мнение, свою точку зрения на события. Получались двойные донесения, двойная информация...»
Но, оказавшись на фронте, маршал Тимошенко своими глазами увидел, что положение окруженных войск ухудшается с каждым часом.
«Переменили главнокомандующего, но обстановка не изменилась, так как новый главнокомандующий приехал с голыми руками, — вспоминал Хрущев. — Следует отдать должное Тимошенко. Он отлично понимал обстановку, все
