Думаю, все «ориентировались» именно на некролог. Он был как сигнал. Те, кто хоронил Папутина, прекрасно знали, что он крепко пил, что из Афганистана его привезли в плохом состоянии, что потом он довольно долго находился в больнице с подозрением чуть ли не на болезнь Боткина, причем тогда ходили всякие разговоры, что в алкоголь ему добавляли какой-то яд или очень сильный наркотик, ибо руководство Афганистана уже тогда за спиной Советского Союза всё больше сближалось с американцами…»
Вечером Брежнев позвал к себе в рабочий кабинет зятя. Сидел за столом без пиджака, в одной рубашке. Спросил:
– Что все-таки произошло с Папутиным?
Чурбанов рассказал.
Брежнев спросил:
– Папутин сильно пил?
– Работники аппарата об этом хорошо знали.
– Что, и в Кабуле он тоже пил?
Брежнев связался с заведующим отделом административных органов Савинкиным.
– Николай Иванович, от чего скончался Папутин?
– Инфаркт, Леонид Ильич.
Услышав этот ответ, Леонид Ильич, по словам Чурбанова, выдал Савинкину на полную катушку. Савинкин, считает Чурбанов, просто не решился сказать правду: кто бы ни рекомендовал Папутина в МВД, отвечал за назначение руководитель отдела, который курировал силовые ведомства.
Брежнев спросил:
– Кого отдел адморганов рекомендует на эту должность?
Савинкин доложил:
– Мы подбираем туда одного из секретарей обкомов.
Леонид Ильич улыбнулся:
– Николай Иванович, а не много ли у вас в МВД секретарей обкомов?
– Леонид Ильич, вот увидите, мы подберем хорошего.
– Ну-ну, смотрите. – И вдруг Брежнев спросил: – Вот у нас есть начальник политуправления Чурбанов, как он работает?
– Леонид Ильич, он уже не начальник управления, он сейчас заместитель министра по кадрам.
– А, черт, – говорит Брежнев, – из головы вылетело. Ну и как он работает?
– Вы знаете, Леонид Ильич, хорошо, люди к нему идут.
И вдруг Брежнев говорит:
– А ты знаешь, Николай Иванович, я бы не возражал, если бы отдел адморганов выступил с предложением о назначении Чурбанова первым заместителем.
Судя по паузе, вспоминает Чурбанов, Николай Савинкин просто опешил. Заведущий отделом не подозревал, что Чурбанов сидит в кабинете Брежнева и слышит весь разговор.
Савинкин вроде бы пытался возражать:
– Леонид Ильич, он еще так молод… Ему рано… Еще нет навыков… опыта.
– В общем, вы посмотрите, – завершил разговор Леонид Ильич, – я возражать не буду.
Через несколько дней министр Щелоков поздравил Чурбанова с назначением. Юрий Михайлович занял кресло Папутина через месяц после его самоубийства.
Так что же случилось с Виктором Семеновичем в предновогодние дни 1979 года? О том, что произошло в Афганистане, он уже знал, но эта страна едва ли занимала в его жизни такое место, чтобы стреляться из-за переворота в Кабуле.
Близкие друзья Папутина решительно отметают версию о его причастности к коррупции. Один из тогдашних руководителей отдела административных органов ЦК КПСС, которому по должности полагалось знать всё, что происходило в подведомственных министерствах, уверенно говорил мне, что драгоценностей в сейфе Папутина не было и дела против него не заводили.
Друзья Виктора Семеновича рассказывают, что в последние недели он очень сильно пил, часто приходил к приятелям навеселе, просил еще налить. Пил всё, что оказывалось под рукой. Почему-то был совсем без денег.
У него трудно складывались отношения с женой. Она его ругала за пьянки – в общем, справедливо, но, видимо, не очень понимала, что с ним происходит. У Виктора Семеновича было нечто вроде депрессии. Он чувствовал, что может лишиться должности, и тяжело переживал. Искал утешения в горячительных напитках, но это сильнодействующее лекарство, как известно, в таких случаях не только не помогает, но, напротив, ухудшает состояние. Виктор Семенович, судя по всему, нуждался в серьезной медицинской помощи, но это тогда никому не приходило в голову.
Папутин несколько дней работал с иностранной делегацией – высокопоставленными гостями министерства. Такие поездки превращались в сплошную пьянку. По рассказам близких ему людей, трагедия произошла таким образом.
В субботу, когда он вернулся домой, у них с женой произошел скандал. Он потребовал от жены:
– Налей сто пятьдесят коньяку.
Он была на кухне и стала его ругать:
– Алкоголик! Ничего тебе не налью! Надо на дачу ехать. Он повторил:
– Налей сто пятьдесят, тогда завтра едем на дачу. Она не налила.
Он прошел в комнату, выпил стакан и выстрелил себе в голову из пистолета, подаренного ему президентом Афганистана Хафизуллой Амином.
К этому времени сам Амин был уже мертв. Сотрудники советской спецгруппы отрезали Амину голову, завернули ее в пластиковый пакет и доставили в Москву – как самое надежное доказательство успешно выполненной операции…
Из подаренного Амином пистолета застрелился и друг Чурбанова – Альберт Иванов, который заведовал сектором милиции в отделе административных органов ЦК. С заведующим отделом Савинкиным Чурбанов не ладил и все дела решал со своим приятелем Ивановым.
Тот, как рассказывали мне его коллеги, застрелился тоже после скандала с женой. Они поссорились, и Иванов уехал на дачу. Жена осталась в городской квартире. Отношения выясняли по телефону. Он требовал: приезжай ко мне. Она отказывалась. Это было в субботу. В воскресенье она стала звонить мужу на дачу. Он не отвечал. Встревоженная, она попросила машину в гараже МВД, приехала – он лежит мертвый. Он разнес себе голову из пистолета, подаренного ему все тем же Амином.
Альберт Иванов тоже выпивал, да еще подозревал, что у него рак. А при вскрытии выяснилось, что рака у него нет. Мог бы жить и жить… В служебном сейфе Альберта Иванова после его самоубийства нашли проект решения ЦК КПСС о назначении его друга Чурбанова министром внутренних дел СССР вместо Щелокова. В МВД давно ходили слухи, что зять вот-вот возглавит ведомство. В министерстве возникло своего рода двоевластие, наиболее ушлые генералы переориентировались уже на Чурбанова. Но этого не произошло. После смерти тестя звезда Юрия Михайловича быстро закатилась.
Таблетки больше не помогают
Брежнев с первых лет работы генеральным секретарем демонстрировал огромную занятость и жаловался на переутомление, укоризненно говорил соратникам и помощникам:
– Приходится буквально все вопросы решать самому.
В реальности он не был привычен к большому объему работы и большим нагрузкам, да и не любил трудиться – в отличие, скажем, от Косыгина и Устинова, для которых работа составляла главное содержание жизни. А когда он устранил всех соперников, утвердился, ему и вовсе расхотелось трудиться. Зачем? Исчезла цель. Ему хотелось только получать удовольствие от жизни.
