Предполагаемый Ринсвинд с жадностью вцепился в край подноса.
— К-картошка есть?… Пюр-ре? — полупрорычал он.
— Картошка? Нет, дружище. Есть сосиски в тесте.
Предполагаемый Ринсвинд застыл на месте По щекам его потоком хлынули слезы.
— Сосиска в тессссттте! — вскричал он. Старая добрая сосиска в тес в тес в тес в тесте! Дай мне сосисссску в тесссссте!
Схватив с подноса три сосиски, он попытался разом запихнуть их себе в рот.
— О боги! — только и мог выговорить Чудакулли.
Периодически подпрыгивая, странная „оккультная тварь“ потрусила прочь. С её растрепанной бороды каскадом летели ошмётки теста и квазисвиного продукта.
— Ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу-Без-Ножа Достабля и выглядел таким счастливым, — заметил главный философ.
— А я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу и после этого так твёрдо держался на ногах, — сказал декан.
— А я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь съел три сосиски Себя-Режу и не заплатил, — сказал профессор современного руносложения.
Предполагаемый Ринсвинд, обливаясь слезами счастья, нарезал круги по Саторской площади.
Наконец центробежная сила вынесла его в переулок, где из теней вдруг выступил какой-то невысокий типчик и, примерившись, неуклюже врезал волшебнику по затылку.
Счастливый пожиратель Достаблевых сосисок пал на колени и, обращаясь к миру в целом, возопил:
— Ау!
— Нетнетнетнетнетнетнет!
Пока коленопреклоненная жертва стонала и охала, из-за угла появился ещё один человек, на этот раз довольно пожилой, и сердито вырвал кастет из неуверенной руки подростка.
— Пожалуй, тебе стоит извиниться перед бедным господином, — произнёс пожилой мужчина. — И что он теперь подумает? Ты только посмотри на него — на него ведь дунь, и он упадет. Ты хоть понимаешь, что делаешь?
— Мамблмамблмамбл, господин Боггис, — пробормотал мальчишка, глядя себе под ноги.
— И что вообще это было? А?
— Хук Сверху, мистер Боггис.
— Хук Сверху? И ты называешь это Хуком верху? Так вот что такое Хук Сверху! Кто бы мог подумать! Не-ет, — прошу прощения, господин, мы только на секундочку снова поставим вас на ноги, ещё раз тысяча извинений, вот что такое Хук Сверху…
— Ау! — заорала жертва, после чего, к общему удивлению, присовокупила: — Ха-ха-ха!
— А то, что сделал ты, — ещё раз прошу прощения за навязчивость, господин, буквально пару секунд, — ты сделал вот что…
— Ау! Ха-ха-ха!
— Ну что, ребятки, поняли наконец? Давайте, подходите ближе.
Полдюжины мальчишек, озираясь по сторонам, выступили из глубин переулка и сгрудились вокруг господина Боггиса, незадачливого стажера и жертвы. Последняя с трудом держалась на ногах, громко пыхтела и похрюкивала — и тем не менее на лице её было написано неземное блаженство.
— Итак, — продолжил господин Боггис с видом умудренного опытом мастера, вкладывающего азы своего искусства в головы неблагодарных потомков, — как правильно обработать свернувшего в переулок клиента?… О! Добрый день, гоподин Чудакулли, добрый день, господа, я как-то не сразу вас заметил.
Аркканцлер ответил дружелюбным кивком.
— День добрый, господин Боггис. Как проходит обучение? Это новая смена Гильдии Воров?
Боггис закатил глаза.
— Ума не приложу, и чему только их учат школе! — пожаловался он. — Ничего не умеют кроме как читать и писать. Вот когда я был мальчишкой, в школе учили полезным вещам. Да, Вилкинс, хватит хихикать, сейчас твоя очередь прошу прощения, господин, мы вас ещё потревожим…
— Ау!
— Нетнетнетнетнетнетнет! Моя престарелая бабушка и то ловчее управится! Смотри внимательно: аккуратненько подходишь, потом кладешь руку ему на плечо, да, вот сюда, придерживаешь его… давай, делай, как я сказал… а затем изящненько…
— Ау!
— Кто-нибудь может сказать, что он сделал неправильно?
Пока господин Боггис растолковывал Вилкинсу особенно тонкие моменты в обращении с кастетом, Ринсвинд потихоньку отполз в сторонку, неловко поднялся на ноги и с прежним обалделым видом заковылял прочь по переулку.
Волшебники следили за ним заинтересованными взглядами.
— Он плачет, — заметил декан.
— Неудивительно, — откликнулся аркканцлер. — Но почему он в то же самое время ухмыляется?
— Всё страньше и страньше, — прокомментировал главный философ.
Избитый и, возможно, отравленный Ринсвинд устремился обратно, к Университету. Сзади хвостом поспевали волшебники.
— Ты, наверное, хотел сказать „всё любопытственнее и любопытственнее“? Но даже в этом случае высказывание, честно говоря, не слишком осмысленное…
Ринсвинд миновал ворота, однако на сей раз проскочил мимо главного здания и ринулся прямиком в библиотеку.
Библиотекарь с чем-то вроде самодовольной ухмылки на устах — если, конечно, орангутаны могут самодовольно ухмыляться уже ждал его, держа наготове видавшую виды шляпу.
— Поразительно! — воскликнул Чудакулли. — И тем не менее это факт! Волшебник всегда возвращается за своей шляпой!
Ринсвинд схватил шляпу, выдворил из неё пару пауков и, отбросив прочь печальное недоразумение из кокосовых листьев, водрузил волшебный убор на голову.
Мигая, Ринсвинд взирал на озадаченный преподавательский состав. Впервые за всё это время в голове у него что-то забрезжило — как будто до сих пор он функционировал исключительно на рефлексах.
— Э-э… Я, кажется, что-то съел?
— Три лучшие сосиски господина Достабля, — просветил его Чудакулли. — Под словом „лучшие“ я подразумеваю „наиболее типичные“, чтобы ты не заблуждался.
— Ясно. А кто меня только что ударил?
— Воры. У воровских подмастерьев практические занятия.
Ринсвинд нахмурился.
— Это ведь Анк-Морпорк?
— Он самый.
— Я так и подумал, — Ринсвинд медленно сморгнул. Ну что ж, — сказал он, падая лицом вниз, — я вернулся.
* * *
Лорд Хон пускал воздушного змея. Этим искусством он владел в совершенстве.
Лорд Хон всё делал идеально. Его акварели были идеальны. Его поэтические произведения были безупречны. Когда он складывал лист бумаги, каждая складка получалась идеально и безупречно ровной. Его фигурки из бумаги поражали фантазией, оригинальностью и, конечно, безупречностью. Лорд Хон превзошел всех и вся — а кто был с этим не согласен, тот мигом оказывался в темнице, где сколько угодно мог превосходить лорда Хона.
Лорду Хону недавно исполнилось двадцать шесть, и был он строен, и был он красив. Он носил очень маленькое, очень круглое пенсне в металлической оправе. Описывая его, люди частенько прибегали к слову „гладкий“ или даже „лакированный“[52]. Своего положения — а он был одной из влиятельнейших фигур империи — лорд Хон достиг только благодаря своему беспримерному рвению, абсолютной концентрации на развитии собственных духовных способностей, а также благодаря шести тщательно спланированным и успешно завершившимся покушениям. Последней его жертвой стал собственный отец, который испустил дух в радостном осознании, что сынок ревностно следует старинным семейным традициям. Почтенные семейства чтили предков и не видели вреда в увеличении (пусть даже несколько преждевременном) их количества.
Воздушный змей — чёрный, с большими глазами — наконец вынырнул из-за облачка. Что и говорить, траекторию полета лорд рассчитал безупречно. Шнурок змея, покрытый клеем и толченым стеклом, прошел прямо сквозь пару его соперников, разрезав их напополам. Воздушные змеи, оставшись без управления, беспомощно за кувыркались в воздухе и упали на землю.
Зрители неподалеку вежливо зааплодировали. Почему-то это считалось благоразумным, аплодировать лорду Хону.
Он передал шнурок слуге, вежливо кивнул прочим участникам соревнования и направился к своей палатке.
Оказавшись внутри, он уселся и посмотрел на своего гостя.
— Итак? — осведомился он.
— Мы отправили сообщение, — последовал ответ. — Нас никто не видел.
— Совсем наоборот, — фыркнул лорд Хон. — Вас видели двадцать человек. Отдаешь ли ты себе отчет, как это трудно для стражника — смотреть прямо перед собой и ничего не видеть, когда мимо него ползет целая толпа, гремя на весь дворец и громким шёпотом призывая друг друга к тишине? Честно говоря, я все больше прихожу к мнению, что твоим людям не хватает революционной искры. А что у тебя с рукой?
— Альбатрос укусил.
Лорд Хон улыбнулся. Птица, должно быть, приняла его гостя за анчоус, и не без оснований. Глаза точь-в-точь как у рыбы — скользкие, холодные.
— Я не понимаю, о господин, — отвечал посетитель, которого звали Две Огненные Травы.
— И это хорошо.
— Они верят в Великого Валшебника, и вы хотите, чтобы он явился сюда лично?
