В арабском мире в конце 40-х – 50-х годах исторические общины сефардов сократились в несколько раз по сравнению с довоенным количеством или вообще прекратили существование. В больших районах Европы евреи, которые выжили или вернулись, узнав ужасы Холокоста, были вытолкнуты дальше, в эмиграцию, особенно в Израиль. Население города Салоники, говорящее на языке ладино, составляло в 1939 г. 60 000 человек и всего 1500 – в 80-е годы. Венское обширное и плодовитое еврейство, едва ли не самое одаренное из всех общин, сократилось с 200 000 до менее чем 8000 человек. Даже останки самого Герцля, похороненные на городском кладбище Деблинг, были вывезены в 1949 г. в Иерусалим для перезахоронения. Амстердамских евреев было в 30-е годы почти 70 000, а через 40 лет с трудом набиралось 12 000. Евреи Антверпена, сделавшие его алмазным центром Запада, продолжали заниматься своим ремеслом, но их количество в городе в 80-х годах упало с 55 000 до 13 500. Древняя община Франкфурта, некогда так знаменитая своими финансовыми успехами, сократилась с 26 158 (1933 г.) до 4350 (1970-е гг.). В Берлине, где в 20-е годы почти 175 000 евреев сделали его культурной столицей мира, в 70-х годах их оставалось всего около 5500 (плюс еще 850 человек в Восточном Берлине). Самый глубокий вакуум возник в Польше, где к 80-м годам довоенное еврейское население в 3 300 000 упало до примерно 5000. В десятках городов, которые ранее славились синагогами и библиотеками, евреев не осталось вовсе.
В то же время наблюдалась определенная преемственность и даже рост. Например, итальянское еврейство с удивительной стойкостью перенесло нацистскую эпоху. 29 000, уцелевших к концу немецкой оккупации, постепенно за послевоенный период превратились в 32 000; это, впрочем, объяснялось эмигрантами, которые добирались до Италии с севера и востока. Исследование, проведенное в 1965 г. Еврейским университетом (Иерусалим), показало, что итальянская община, подобно многим другим в развитых странах, имеет очень уязвимые демографические характеристики: уровень рождаемости среди итальянских евреев составлял всего 11,4 на 1000 по сравнению с 18,3 для населения в целом. Аналогично ниже и цифры по фертильности и доле состоящих в браке; выше были лишь смертность и средний возраст (41 против 33). В Риме находилось старое гетто Трастевере, где евреи со времен королей раннего средневековья вели жалкое существование в качестве старьевщиков и мелких разносчиков. Здесь богатые евреи жили буквально рядом с беднейшими – как всегда. Тридцать семей элиты, Scuola Tempio, могли проследить свое происхождение на протяжении 1900 лет со времен императора Тита, когда их привезли в Рим в цепях после разрушения Храма. Римские евреи жили в тени величественной церкви, которая поочередно эксплуатировала, преследовала и защищала их. Соответственно и они то отрицали ее, то сливались с ней; даже их главная синагога на Лунготовере Ченчи, рядом с воротами старого гетто, являет собой прекрасный пример итальянского церковного барокко. Именно там в апреле 1986 г. папа Иоанн-Павел II оказался первым понтификом, посетившим службу в синагоге, читая псалмы по очереди с главным римским раввином. Он сказал, обращаясь к еврейской конгрегации: «Вы – наши горячо любимые братья, причем в некотором смысле старшие братья». Намерения его были, конечно, добрыми, но ударение на слове «старшие» несколько нарочитым.
Во Франции в послевоенный период наблюдался явный рост еврейской общины как по численности, так и по активности. Нацисты и их союзники-вишисты истребили 90 000 из 340 000 довоенного еврейского населения, причем эта традиция усугублялась тем, что местная хорошо устроенная и интегрированная община в некоторых отношениях способствовала депортации беженцев. В дальнейшем эта потеря была более чем компенсирована мощным притоком иммигрантов-сефардов из мусульманского мира в течение трех послевоенных десятилетий: 25 000 – из Египта, 65 000 – из Марокко, 80 000 – из Туниса и 125 000 – из Алжира, а также меньшим, но ощутимым количеством из Сирии, Ливана и Турции. В итоге еврейская община во Франции более чем удвоилась, став четвертой по численности в мире (свыше 670 тысяч).
Этот мощный демографический прирост сопровождался глубокими внутренними переменами. Французские евреи всегда относились к наиболее ассимилированным, особенно после того, как Французская революция позволила им почти полностью отождествить себя с республиканскими институтами. Подлое поведение многих французов при режиме Виши привело к определенной потере доверия к ним со стороны евреев; отражением этого было, в частности, то, что за 12 лет с 1945 по 1957 г. переменили имена столько же французских евреев, сколько сделали это с 1803 по 1942 г. Впрочем, само по себе абсолютное их количество было невелико, и сильная склонность к ассимиляции оставалась в послевоенный период характерной чертой французских евреев. В самом центре современной французской культуры находились писатели вроде Раймона Арона, а спокойно-уравновешенный и высокоинтеллектуальный верхний слой еврейского среднего класса порождал видных премьер-министров (Рене, Майер, Пьер Мендес-Франс в Четвертой республике, Мишель Дебре и Лоран Фабиус – в Пятой). Тем не менее, приток сефардов из Африки резко усилил, так сказать «еврейскость» французских евреев. Большинство из них были франкофонами, но довольно большой процент читал на иврите. У французских евреев XIX века существовала «теория трех поколений»: «Дед верит, отец сомневается, сын отрицает. Дед молится на иврите, отец – на французском, сын не молится вовсе. Дед соблюдает все праздники, отец – только Йом-Кипур, сын не чтит ни одного. Дед оставался евреем, отец ассимилировался, а сын в лучшем случае сохранял веру в Бога «вообще»… если не становился атеистом, последователем Фурье или Сен-Симона». В послевоенной Франции эта теория больше не работала. Скажем, стало вполне вероятным, что сын вернется к религии деда, оставив отца в объятиях его агностицизма. На Юге приток алжирских евреев возродил мертвые или умирающие средневековые общины. Например, в 1970 г., прославленный композитор Дарьюш Мило заложил камень в основание новой синагоги в Э-ан-Прованс (старая была продана во время войны и превращена в протестантскую церковь). Причем новые синагоги были не единственным признаком возрождения еврейства, которое носило и религиозный и светский характер. В 1960-70-х годах лидеры старого «Альянс Израэлит Универсаль» стремились побуждать евреев к активной позиции в стране и за рубежом. Все больший процент евреев соблюдал Закон и изучал иврит. Сохранение остатков французского антисемитизма, хотя и ослабевшего по сравнению с 30-ми годами, усиливало боевые настроения в среде евреев. Когда он приобретал парламентские формы (пужадисты в 50-х годах, Национальный Фронт в 80-х), еврейские организации давали энергичный ответ, отстаивая свои убеждения. Взрыв бомбы в синагоге на Рю-Коперник 3 октября 1980 г., один из нескольких, прозвучавших в этот период, послужил стимулом для еврейского обновления, как его называли. Надо сказать, что французские евреи, хотя и ставшие более многочисленными в результате иммиграции из Африки, имели довольно стойкий иммунитет к сионизму и не очень рвались в Израиль. Они, однако, солидаризировались с борьбой Израиля за существование в 1 956 1967 и 1973 гг., а также в начале 80-х и резко осуждали политику французского правительства, если считали, что она враждебна еврейским и израильским интересам. Они сформировали впервые во Франции еврейское лобби, и на выборах 1981 г. голоса евреев были важным фактором смены деголлевского правого режима, который правил Францией в течение 23 лет. Во Франции стал формироваться новый, гораздо более заметный и активный еврейский истэблишмент, сознающий свою количественную силу и молодость и претендующий на то, чтобы играть в 90-е годы более важную роль в формировании общественного мнения диаспоры.
Сильный французский голос в диаспоре можно было только приветствовать, особенно с учетом того, что немецкий голос практически умолк в гитлеровскую эпоху. Кстати, в последние десятилетия, особенно в связи с упадком идиша, голос диаспоры стал звучать в основном на английском языке. В известном смысле важность возвращения евреев в Англию в 1646 г. определяется тем, что свыше половины евреев мира говорят теперь по-английски: 850 000 в странах Британского Содружества (плюс Южная Африка) и почти 6 миллионов в Соединенных Штатах. По-настоящему английский этап в истории евреев наступил с зарождением современного сионизма, с Декларацией Бальфура и Британским мандатом. Британская еврейская община стала и остается до сих пор наиболее стабильной, довольной жизнью и безопасно устроенной из всех крупных еврейских сообществ. Она приняла в свое лоно 90 000 беженцев в 1930-е годы, что способствовало ее процветанию, и выросла с 300 000 перед Первой мировой войной до более чем 400 000 к концу Второй. Однако, подобно итальянской, она приобрела демографическую слабость, которая все больше усиливалась в шестидесятыхсемидесятых годах. Так, например, в 1961-65 годах свадьбы в британских синагогах составляли 4,0 на тысячу по сравнению со средненациональным уровнем 7,5. Общее количество евреев упало с 410 000 в 1967 г. ниже 400 000 в 70-е годы и, возможно, ниже 350 000 во второй половине 80-х. Однако недостатка энергии в современном британском еврействе не наблюдается. Еврейские предприниматели были, как всегда, активны в финансовом бизнесе и занимали ключевые позиции в индустрии развлечений, торговле недвижимостью, одеждой, обувью и торговле в кредит. Они создали такой национальный институт, как телекомпания «Гранада Ти-Ви». Династия Зиф превратила преуспевающую фирму «Маркс энд Спенсер» в стойкий и популярный символ триумфа послевоенного британского бизнеса, а лорд Вайнсток сделал Дженерал Электрик крупнейшей из всех английских компаний. Евреи были очень активны в издании книг и периодики, в том числе лучшего из всех журналов диаспоры «Джуиш Кроникл». Во все растущем количестве они вторгались (хотя иногда и временно) на скамьи Палаты Лордов. Одно время (в середине 80-х) в английском кабинете министров заседало не менее пяти евреев. Но эта могучая энергия не приобретала определенной формы, и она не выливалась в коллективные усилия, направленные на то, чтобы обрести решающее влияние на диаспору или на сионистское государство. В этом отношении британские евреи вели себя (и, пожалуй, были вынуждены вести) подобно Британии: они передали факел Америке.
