очень хотела слушать. Но невольно втянулась, так как на экране разыгрывалась настоящая трагедия! Этот Сидорин являлся обыкновенным предпринимателем. Поставлял стройматериалы. И вот он отгрузил партию товара очередному контрагенту. А тот не заплатил. Сидорин стал требовать свои деньги. А тот пошел в полицию и написал заявление о вымогательстве. И теперь Сидорин в тюрьме. Бьется за свою свободу. Буквально кричит о том, что он не вымогатель, что всего лишь просил оплату по договору, есть свидетели, есть сам договор и так далее.
«Я честный человек, всю жизнь работал, платил налоги! Я не преступник! Судите меня и разбирайтесь! Мне скрывать нечего! Сижу уже полгода, ничего не происходит, следователь не приходит! Что я тут делаю? У меня трое детей! Отпустите меня под подписку – мне нужно их кормить!» В конце своей пламенной речи он начинает плакать. Прям по-настоящему! И от того, что мужчина плачет (!) – вот в этот самый момент, «в прямом эфире», пусть и где-то далеко, за видеокамерой – мне становится очень не по себе. Так становится его жалко, что и у меня выступают слезы. Смотрю на свою соседку. Она тоже сидит, не сводя с экрана глаз и кусая губы. Блин! Да что же это такое происходит с нашей системой! С нашей страной!
Но судья определенно привыкла и не к таким еще драмам. Скучнейшим монотонным голосом проскороговорила, что на данном слушании не разбирается само «дело по существу», а рассматривается лишь мера пресечения. И что обвиняемый, по заявлению следствия, может «скрыться, препятствовать, давить на свидетелей». Все как обычно. Мужик попробовал, было, возражать – куда же он скроется с тремя детьми? Ему нужно находиться рядом с ними, работать, чтобы их кормить, а не в изоляторе прохлаждаться! В этом суть! И аргументы этого работяги – такие хозяйственно-житейские – красноречиво орали о том, что он говорит правду. Что он абсолютно не преступник. Но систему это совершенно не волновало. Поэтому финальный вердикт прозвучал однозначно ожидаемо – Сидорин останется под стражей! А дальше, скорее всего, получит срок. Я, уже насмотревшаяся на похожие дела по псевдовымогательствам, в этом даже не сомневалась…
Мосгоровский конвейер тем временем продолжил свою работу. Началось следующее заседание. На экране сменился адвокат. А в мужской клетке заговорил следующий фигурант. Его судили по 159-й статье, якобы за мошенничество. Заключенный просил о домашнем аресте. Апеллировал к своим многочисленным заболеваниям, а главное к тому, что его дело – о спорящих хозяйствующих субъектах – должно рассматриваться в арбитражном суде, а вовсе не в уголовном!
Ну-ну… Я уже слышала подобные доводы от обитательниц нашего изолятора. Которые тоже сидели по 159-й. И видела их рьяные надежды на то, что вот-вот уголовное преследование предпринимателей вообще отменят. Или отменят для них по крайней мере арестную меру пересечения. Как пообещал им предпринимательский омбудсмен Титов. Который неоднократно посещал московские СИЗО, в том числе и «Печатники», где обходил камеры, лично собирал жалобы по экономическим статьям и все обещал радикальные перемены. У нас даже сама Ракият после таких щедрых посулов написала для Титова жалобу по своему делу. Я видела, как она воодушевилась. Улыбалась и вся светилась. Прямо ведь искренне поверила, что ситуация изменится! Однако шли месяцы и даже годы, а по экономическим статьям все заезжали и заезжали новые арестанты. Ничего не менялось! И у этого мужика на экране – ничего не изменилось. Не помогла ни его аргументированная речь, ни довольно-таки цветистое выступление защитника. Решение о его аресте осталось в силе…
А дальше секретарский голос говорит:
– СИЗО номер шесть! Слышите нас?
– Да! – говорим мы хором с девушкой.
– Назовите фамилии!
– Вебер…
– Никифорова…
И я смотрю, на экране появляется фигура Марка. Наша очередь! Я суечусь, достаю копию своей жалобы, начинаю нервически ее просматривать, хотя читала столько раз, что знаю уже чуть ли не наизусть.
Начинается заседание. На этапе «судебного следствия» Марк весьма красноречиво и эмоционально излагает свою жалобу, под конец предъявляет распечатку своих телефонных биллингов. Где нет и следа поступавших ему от следачки звонков и смс-ок. Это означает, что его точно никто не оповещал о том суде. УПК нарушено – нагло и злостно.
Когда судья произносит: «Вебер, вам слово…», мое сердце начинает отчаянно биться – ну опять, е-мое! Я встаю, ноги дрожат. А-а-а! Помимо оппонентов из Мосгорсуда на меня еще смотрят незнакомые люди с «Бутырки» и эта девушка по соседству. Когда я планировала выступать, то не думала, что будет так много зрителей! Я сосредотачиваюсь на том, чтобы просто проговорить весь текст моей жалобы, проговорить как можно громче и четче. И у меня получается! Я вполне себе справляюсь и умудряюсь даже ни разу не заглянуть в бумаги.
Но все это снова безрезультатно! Судья вернулась из совещательной комнаты не мгновенно, конечно же. Но через минут пять. Со словами: «Постановление Тверского районного суда оставить без изменений». Марк на экране помахал мне рукой и вышел из кадра.
Ну все! Больше мне тут делать нечего. Надо отсюда выбираться! Я уже заколебалась тут сидеть, ведь прошло не менее трех часов. И еще мне хотелось в туалет. Дверь клетки оставили открытой, и я решилась выйти наружу. Выглянула в коридор – никого. Пошла к кабинету с дактилоскопическим сканером. Осторожно заглядываю. Там дежурка.
– Чего тебе?
– …А можно в туалет?
– Видео закончилось?
– Мое закончилось. Да.
– Ладно. Идем.
И отводит меня к сборочным камерам. Отпирает одну из них:
– Посиди пока здесь.
Я захожу. В камере пусто, только на лавке лежит одна женщина. С закрытыми глазами. Похоже, спит. Рядом с лавкой полупустая ашановская сумка. Стараясь особо не шуметь, я воспользовалась туалетной кабинкой. Но звук спускаемой воды показался оглушающим. Однако спящая женщина даже не пошевелилась! Видимо, привыкла и не к такому шуму…
Прошло около часа, и женщина встала. Я оторвалась от книжки, стала тихонько ее разглядывать. На ней грязно-зеленый пуховик, похожий на спецодежду для дворников, на плечах – темно-зеленый платок, черные войлочные «прощайки» на ногах. И плотные черные колготки. Это был типичный зоновский набор одежды. Значит, едет из какой-то колонии. Да и лицо ее это подтверждало: измождено-уставшее, бледно-серого цвета…
А женщина тем временем достала из сумки зубную щетку и пасту и пошла в туалетную кабинку. Умылась там, ничуть не брезгуя жуткой грязью и вонью. А потом принялась обедать – консервами из коробки «Рациона питания».
И в этот момент дверь камеры открывается и входит высокий статный мужик в незнакомой форме. Как у военных. По крайней мере его шапка-формовка с серо-голубым искусственным мехом была типично армейской. Женщина спешно вскакивает на ноги.
