— Чья идея была? — спросила Маша. — Вопрос риторический, — усмехнулся Сергей, пихнув Леху в плечо.
— Ну вообще-то мы с Юлико это вместе придумали, — ответил тот, выразительно глянув на «напарницу», с лица которой не сходила довольная улыбка.
— Неправда, это он скромничает, — возразила Юлька, поблескивая очками. — Я просто предложила на вокзал сходить, а всё остальное — это он придумал.
— Кто бы сомневался, — тряхнул головой Сергей, глядя на ухмыляющегося друга. — И сколько отстегнул?
— Обижаешь, — с наисердечнейшим видом развел руками Леха. — Я же всё ж таки железнодорожник, а не лох какой-нибудь. Просто перебазарил с начальником вокзала, объяснил ситуацию. Хороший мужик оказался, а когда узнал, что я с БАМа, так вообще чуть ли не обниматься полез: он там в железнодорожных войсках служил, когда еще стройка шла вовсю. Кстати, просил передать вам лично от него горячий привет и наилучшие пожелания.
— Спасибо...
В этот самый момент на экранчике видоискателя замигала перечеркнутая батарейка. Всё, заряд кончился...
Последние несколько секунд Сергей с замиранием сердца всматривался в родные, милые черты — в кадре как раз опять появилась Аня, — но тут изображение дрогнуло и пропало. Камера что-то прожужжала напоследок и замолкла, выключившись.
Из груди вырвался горький вздох. Словно очнувшись от транса, несчастный путник заозирался по сторонам.
В зале сгущался сумрак. Витраж над выходом снова потускнел, превратившись в темный прямоугольник с едва заметными намеками на былую цветастость. Сквозь стеклянные секции еще можно было разглядеть среди вершин сосен узкую бледно-розовую полоску заката, но само солнце, судя по всему, уже скрылось за горизонтом.
Сергей помотал головой, разгоняя остатки оцепенения. Как все-таки странно... Тут вокзал — и там, на пленке, тоже вокзал... Как выражался Чехов, столь удивительное совпадение способно повергнуть в мистическое настроение даже философа...
Где-то в животе начало потягивать прохладным сквознячком: нет, что-то тут не так, неспроста всё это... Почему здесь, среди леса на берегу Бобровки, вырос именно вокзал? Что это значит? Ну да, он вызывает теплые чувства из-за детских воспоминаний, но что с того? Просто Сергей любил сюда ходить вместе с мамой... а еще больше — с бабушкой, которая раньше здесь работала кассиром, а потом, когда вышла на пенсию, стала подрабатывать уборщицей. А Юльку она вообще несколько раз брала с собой сюда ночевать — составляла в уголке возле кассы несколько стульев и устраивала там ей «постель». Ух, как Сергей, помнится, сестренке завидовал! Сколько раз упрашивал «хорошую, любимую бабулю» взять с собой и его, но — увы... Трехлетнюю Юльку тогда просто оставить было не с кем — родители у нее еще только уехали на БАМ обживаться, вот она полгода с бабушкой и жила, и той приходилось таскать внучку с собой на работу, если никаких других вариантов не подворачивалось...
Так что, можно сказать, и для Сергея, и для Юльки вокзал был до некоторой степени «своим», «родным». Но всё равно непонятно — почему он здесь-то вдруг появился? Если это некий реверанс со стороны Духа Бобровки, то что он хочет сказать столь необычным посылом?.. А если же Великий Бобр здесь ни при чем и всё это — лишь созданный воспаленной Сергеевой психикой фантом, то опять же непонятно: почему в подобной роли выступает вокзал?.. Может, это некий бессознательный способ ухода от гнетущей реальности в воспоминания детства? Но разве мало у Сергея других теплых и ярких воспоминаний? Почему же среди них на первое место вырулил именно этот железнодорожный объект?..
Эх, Леха, где же ты? Как бы пригодилась сейчас твоя любовь к логическим рассуждениям — может, и выдвинул бы какое-нибудь более-менее внятное объяснение...
Но Лехи нет... и Юльки нет... Никого нет — только он, Сергей, сидит одиноко посреди темного вокзала, который столь же одиноко стоит посреди темного засыпающего леса... Одиночество в одиночестве... Сергей почувствовал, что его начинает сотрясать мелкая дрожь. Нет, пора с этим кончать.
Старпом встал, встряхнулся, обругал себя. Сколько он тут просидел без толку? Лучше бы по лесу побродил — глядишь, чего-нибудь съестного отыскал бы. А так придется без ужина спать ложиться...
Стоило вспомнить о еде, как желудок, на какое-то время притихший, сейчас же встрепенулся — зароптал и завозмущался с удвоенной силой.
Сергей снова выругался. Надо еще лодку приволочь, пока совсем не стемнело. Или... может, плюнуть — будь что будет?.. Но он тут же сам себе возразил, что к речке всё равно следует сходить — воды в котелок набрать, чтобы хоть чаю напиться вдоволь...
...Через час он уже сидел у костра — облюбовал небольшой свободный от деревьев пятачок у самого торца вокзала, как раз между двух бетонных «отростков». Пришлось немного помучиться с заготовкой дров — в темноте, да еще и без топора... Но сейчас Сергей уже зачерпывал кружкой из котелка, куда набросал сухих листьев смородины из Юлькиного запаса, добавив несколько свежих брусничных веточек. От горячего пара запотевали стекла очков, с каждым глотком обжигающего отвара по телу растекалось благотворное тепло.
Он влил в себя четыре кружки, чтобы хоть как-то наполнить желудок. Да еще и съел все смородиновые листья, а потом принялся за брусничные, несмотря на то что они были куда жестче и жевать их не доставляло никакого удовольствия.
Сразу после «ужина» стал готовиться ко сну. Возник вопрос, где лучше расположиться. Спать посреди обширного зала, пусть даже и в лодке, было хоть и экстравагантно, но с практической точки зрения нежелательно. Здесь, конечно, потеплее, чем снаружи, но ненамного: стеклянные стены не очень-то этому способствуют. Сергей прекрасно помнил, какой унылый дубак стоял в вокзале в зимнее время года — даже усиленное отопление не помогало. Такое ощущение, что легкое застекленное здание проектировали для Крыма, но по ошибке поставили
