Вначале их было семнадцать дворов, потом двадцать пять и, наконец, стало семьдесят. Не отличишь вначале колхоз от заставы: те же люди и кони, подводы и машины. Каждый боец считал себя шефом: как не помочь родному хозяйству? Где проводить свободное время, как не в колхозе, у своих? На току, на лугу, на огородах — всюду нужны рабочие руки. Кто-то завел учетную доску, повесил ее на виду у заставы. Все знали теперь, что творится в колхозе: кто отстал, не справляется, кто впереди, в чем нуждается хозяйство.
У шефа-красноармейца наметанный глаз, он стоит на посту у проезжей тропинки, зорко следит за ближайшим холмом, а завидев колхозника, остановит его. Расскажи ему, как дела в подшефном хозяйстве. Много ли скосили, убрали, пропололи? Выполняют ли нормы ребята? Вернувшись с поста, он новость объявит в отряде.
Так в трудах и заботах шли годы. Давняя вина поблекла в сознании, и только сейчас, с приездом Темиркула, всплыла в памяти Джоомарта.
Лошадь шла шагом, всадник думал и вспоминал… Опомнится, глянет на небо, на тесное ущелье справа от дороги, и снова мысли уведут его далеко. Никогда еще дорога к заставе не казалась Джоомарту столь длинной.
Краснокутов сидел на крылечке и грелся на солнце. Его бледные руки отдыхали на острых коленях, желтое лицо с синевой под глазами казалось печальным. Он был нездоров или чем-то встревожен. С ним так бывало: после приступов боли лицо долго хранило следы перенесенных мук. Миновали страдания — человек полон бодрости и сил, а осунувшееся лицо по-прежнему скорбит.
Начальник заставы протянул Джоомарту бледную руку.
— Что нового у тебя? Говорят, богатеешь?
Джоомарт рассмеялся: ему повезло, начальник шутит и весел. В такие минуты он ничего для колхоза не пожалеет.
— Да, все хорошо. Лошадей не хватает сено убрать.
Краснокутов спокойно машет рукой:
— За деньги достанешь. Хоть табун отдадут.
Председатель колхоза не возражает, можно купить, но до базара далеко, три дня добираться, а ждать нельзя ни минуты. Да и денег не хватит… Может быть, у заставы занять?
Начальник не склонен ни деньгами ссужать, ни раздавать казенное имущество.
— Ты когда нам вернешь посевной материал? Ревизия нагрянет — кому отвечать?
Джоомарта осеняет счастливая мысль:
— Были бы кони, сейчас бы завез. У вас, говорят, две пары свободны. Кстати, прихватим ваши косилки, они без дела стоят.
Темная тучка находит на солнце, и прохлада срывается с гор. Краснокутов вдруг ежится и прячет руки в карманы. Оттого ли, что солнце его больше не греет, или хитрость Джоомарта не пришлась по душе. Он тоскливо глядит себе под ноги.
— Ты, может быть, “кстати” захватишь и нас? Тебе ведь нужны и рабочие руки.
Резкий ответ не пугает Джоомарта: упрямец остынет, он даст и косилки, уступит коней.
— Впрочем, отряд и так уже днюет и ночует в колхозе. Хотел бы я знать, каким это зельем ты их опоил?
— Кто их поймет…
Карие глаза в раскосом разрезе лукаво уставились в окно. На правой скуле обозначилась ямочка. Как хотите, он еще сам в этом не разобрался.
— Должно быть, название понравилось, — говорит Джоомарт. — Не всякий колхоз носит славное имя Степана Ильича Краснокутова.
Начальник смеется и сразу становится другим. Его теперь не узнаешь: розовый, с доброй усмешкой в глазах. Вот и солнце взошло, потеплело, можно руки по-прежнему греть. Он встал и точно вырос — крепкий, высокий, широкий в плечах. И лет ему, видно, немного, тридцать пять, тридцать шесть — не больше. Рядом с ним Джоомарт, невысокий, сутулый, точно с грузом забот на плечах, кажется мальчиком.
— Погоди, Джоомарт, у меня к тебе дело. Он берет его под руку и уводит к себе.
— На каком счету у тебя Сыдык Кадырбаев?
Сыдык Кадырбаев? Странный вопрос. Неужели он не знает, что Сыдык его тесть?
— В колхозе он на хорошем счету. Активист. Бригадир. В плохом не замечен.
— Вполне, значит, наш человек?
Сказать, что он тесть, или выждать немного? Краснокутов хитрит, он сам, верно, об этом знает.
— Колхозник, как все. По-моему, наш.
Краснокутов доволен, он и сам так думал.
— Мы его задержали, он у нас под арестом. Нам стало известно, что он дружит с купцами, бывает на стоянках. Возможно, что в этом ничего плохого: обычные связи друзей, близкой родни или братьев по роду. Как бы там ни было, нам надо знать, какие у него дела с иностранцами. Сегодня он выехал каравану навстречу, пошептался с купцами и вернулся. Когда часовой его окликнул, он ударил коня и бежал. Его поймали случайно: он на подъеме пустил коня вперед, а сам уцепился за хвост. Испуганная лошадь вдруг понеслась, поволокла старика и оставила его на дороге. Вначале он дельно отвечал на вопросы, затем вдруг заявил: “Не понимаю по-русски”. Убеди его, пожалуйста, не лукавить, мало ли что купец мог ему предлагать…
Краснокутов привел невысокого роста киргиза. В ичигах и калошах, в чапане из армячины, подпоясанный ремнем в серебряных бляшках, в тюбетейке, подшитой малиновым бархатом, он, казалось, нарядился на праздник. На плоском лице с расплывшимся носом нависли, как крыши пагоды, разросшиеся брови. Густые и черные — точно их холили, чтоб в их чаще прятать нескромные мысли.
Сыдык, по обычаю, не хочет садиться, уступает свой стул Джоомарту. Тот придвигает ему табуретку. Церемонию на этом кончают. Сел и начальник. У него к старику два—три вопроса.
— Давно вы знакомы с купцами?
Старик безголосый, он может только шептать, двигать бровями и кивать головой.
— Давно ли? Не знаю. Должно быть, недавно.
— Можно так записать?
Сыдык в затруднении, он не знает, что делать: позволить или лучше смолчать?
— Не надо. Постойте.
Краснокутов послушен, он даже согласен помочь старику:
— Вы, может быть, мало их знали?
Мгновение раздумья, и Сыдык едва слышно шепчет:
— Сейчас не припомню. Может быть, знал.
— Значит, так записать?
Уже и записывать… Уследи за собой в такой спешке. Ему ничего, напишет письмо, заклеит конверт, и “попала твоя птица в чужие тенета”.
Первым теряет спокойствие Джоомарт:
— Ты смеешься, тесть, над начальником. Почему ты не скажешь, как было дело?
Он стыдит старика, упрекает в неправде: зачем он сказал, что не знает по-русски. Надо быть честным: застава своя, не чужая.
Сыдык вздыхает и морщится. Он, конечно, неправ и напрасно обидел начальника. Тяжелый вздох и кивок головы заверяют Джоомарта, что он честно исправит ошибку.
Краснокутов спокоен. Он как ни в чем не бывало начинает сначала:
— Вы знали купца или встретили его впервые?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
