Смутно ощущая таящиеся в этой войне опасности, Наполеон надеялся их парировать и преодолеть огромным, подавляющим превосходством сил. Старую идею Екатерины II создать коалицию европейских монархий против революционной Франции император французов переворачивал наизнанку: он создавал возглавляемую нереволюционной Францией европейскую коалицию против России. Ему казалось, что он все предусмотрел, все подсчитал. Он считал батальоны, полки, дивизии, корпуса, армии. Он подсчитывал дни, недели, месяцы. Но, решившись на эту войну, самую грозную, самую опасную из всех, какие он когда-либо вел, он сбился в счете времени, в счете часов. Был 1811 год, за ним шел 1812-й. И он не различил, не расслышал в «глаголе времен», что этот 1812 год должен стать для него двенадцатым часом.
Поход на Россию и крушение империи
24 июня 1812 года в предутренние, ранние часы по трем понтонным мостам, переброшенным через Неман, армия Наполеона вступила на территорию Российской империи. Первой переправилась на правый берег дивизия генерала Морана. За ней шли дивизии корпуса маршала Даву, за ними кавалерия короля неаполитанского маршала Иоахима Мюрата, затем императорская гвардия — старая и молодая.
Солнце поднялось уже высоко над землей, и под его яркими лучами заблестели холодные грани штыков, расшитые золотом мундиры драгун и ментики гусар.
Вторжение осуществлялось в величайшем порядке. Дивизии нескончаемым потоком следовали одна за другой, с развернутыми боевыми знаменами, сомкнутыми рядами. Командиры в касках, украшенных султанами, на гладких, сытых конях впереди, затем солдаты мерным шагом, нигде не нарушая строя. Конногренадеры гвардии в белых плащах, с высокими киверами на головах, на крупных лошадях вороной масти безмолвно следовали по мостам через реку. Весь день и ночь и снова день над Неманом стоял ровный дробный гул тысяч солдатских ног и конских копыт. Армия была так велика, что переправа продолжалась более двух суток. Последними, уже 26 июня, через Неман прошли драгуны и кирасиры дивизии Груши. Затем еще в течение недели пришедшие издалека полки догоняли «великую армию».
За день до вторжения Наполеон прибыл в расположение войск. Его видели в разных концах огромного прибрежного пространства, на котором сосредоточивалась армия, то верхом на белой лошади, то пешком. Переодевшись в чей-то чужой мундир, дабы не привлекать внимания, он появлялся то здесь, то там, внимательно наблюдая за размещением подходивших частей, за наведением мостов, за подготовкой вторжения. В излучине Немана против селения Понемонь, близ Ковно, император наметил переправу главных сил.
23 июня с Наполеоном случилось происшествие, само по себе незначительное, не имевшее последствий и все-таки обратившее на себя внимание. В середине дня император верхом на лошади объезжал прибрежную полосу реки. Он внимательно следил за ее течением, за противоположным берегом, как бы определяя на глаз возмож ную ширину реки. Свита, ехавшая на почтительном рас стоянии от него, вдруг увидела: император, уверенно, казалось бы, сидевший в седле, упал с лошади и через мгновение оказался на земле. Все бросились к нему Наполеон лежал распростертым на траве.
Что же произошло? Позже выяснилось: под ногами лошади пробежал заяц, она испугалась, взметнулась, и не ожидавший этого порыва всадник вылетел из седла.
Наполеон не был ни ранен, ни контужен, и незначительный этот эпизод не заслуживает даже быть упомянутым, если бы он не был воспринят Наполеоном и окружавшими его высшими командирами как дурное предзнаменование. Кто-то воскликнул: «Плохое предвестие! Римляне не перешли бы через реку!» Суеверный корсиканец был повергнут в плохое расположение духа. Все последующие часы он молчал, был мрачен, почти не отвечал на вопросы. Этот случай вывел его из душевного равновесия[1053].
Но время шло. Наступил полдень; жаркий солнечный день был в разгаре. Неотложные заботы отвлекли его от мрачных раздумий.
В этих краях все было Наполеону знакомо: и плавное течение широкого Немана, и песчаные золотистые отмели вдоль его берегов, и уходящие в небо высокие сосны. Пять лет назад здесь, на берегу Немана, в Тильзите, он переживал самые счастливые дни своей жизни.
Как могло случиться, что спустя всего пять лет после того, как был заключен «на вечные времена» мир, как было записано в тексте договора о мире и союзе с Россией, он, Наполеон, начинал войну против недавнего союзника? Как могло случиться, что два государства, две стороны, еще вчера уверявшие друг друга во взаимной дружбе, стали врагами и готовились скрестить оружие?
В письме, направленном Александру I из Вильно в ответ на послание царя, переданное генералом Балашовым, Наполеон перечислял все те претензии, обиды, недоразумения, которые в конце концов привели к тому, что обе стороны оказались в состоянии войны[1054].
Альбер Вандаль в свое время написал три тома объемистого исследования, в котором подробно изложил историю возникновения франко-русского союза начала XIX века и постепенное угасание «духа Тильзита». Нет возможности по условиям места, да и по существу нет надобности рассматривать здесь взаимные претензии и взаимные обиды, которых немало накопилось с обеих сторон. Но найти какое-то общее объяснение возникновения войны 1812 года, ее значения для судьбы Наполеона необходимо.
Во время русско-шведской войны Наполеон обещал Александру оказать военную помощь, и корпус Бернадота был двинут для того, чтобы нанести удар шведам. Но Бернадот, видимо больше по собственной инициативе, чем в результате инструкций, не оказал в нужный момент помощи, и военная поддержка Франции осталась платонической.
Во время австро-французской войны 1809 года правительство Александра I отплатило Наполеону тем же. Наполеон добивался, чтобы Россия двинула крупные воинские силы против Австрии. Александр, уклонявшийся от точных обязательств, тем не менее в апреле 1809 года заверял Наполеона: «Ваше Величество может рассчитывать на меня. Мои возможности, поскольку я веду две войны, не велики, но все, что возможно, будет сделано»[1055]. Александр приказал корпусу генерала Голицына идти в направлении австрийской границы[1056]. Он не обманывал Наполеона со Шварценбергом, как утверждали некоторые историки. Но участие России в войне 1809 года в целом имело примерно такую же степень действенности, как участие Франции в войне России со Швецией.
С течением времени споры и разногласия стали возрастать. Предметом постоянных взаимных подозрений и препирательств было Великое герцогство Варшавское. Александр I подозревал Наполеона в стремлении восстановить Польшу. Политика Наполеона в польском вопросе была действительно двусмысленной. Он не скупился на обещания польским патриотам, но в то же время, став уже монархом, связанным со старыми европейскими династиями, был чужд мысли восстановить независимое Польское государство. В апреле 1811 года Бонапарт говорил: «Я весьма далек от того, чтобы стать Дон-Кихотом Польши». Он не собирался жертвовать ничем реальным ради восстановления независимости Польши. Скорее напротив, он стремился поставить поляков на службу агрессивным французским планам, использовать их в своих интересах, реально ничего не делая для них. Но его постоянное заигрывание с поляками, его стремление сохранить на русских границах форпост в виде герцогства Варшавского вносило элементы нервозности, напряженности в отношения двух государств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
