– Господин полковник. Я безмерно уважаю как вас лично, так и его сиятельство, князя Телепнева. Но… – медленно отступив от стола, ровным, механическим тоном проговорил ротмистр. – Я также абсолютно уверен, что Старицкого необходимо арестовать. Вы сами видите, этот человек ни во что не ставит власть, а значит, способен в любой момент покинуть город… если не страну.
– Господин ротмистр. В отличие от вас, я знаю князя Старицкого почти пятнадцать лет, и за это время он показал себя настоящим человеком чести. И если бы вы повели себя, как и следует офицеру и представителю Особой канцелярии, а не ориентировались на подлые слушки и шепотки зажравшихся бездельников, этой дурной сцены попросту не было бы! Или вы думаете, что Его величество стал бы назначать на должность директора нового военного училища бесчестного человека? А может, вы считаете, что государь некомпетентен настолько, что способен подарить какому-то проходимцу половинный пай в каменградских верфях?
– И все же я вынужден настаивать на аресте. Господин Старицкий вспыльчив и может…
– Не более, чем вы, ротмистр. – Мне надоело, что разговор идет так, словно меня и вовсе нет в кабинете. – В конце концов, я услышу извинения?
– Виталий Родионович, прошу, держите себя в руках. Ротмистр Дорн просто стал жертвой слухов и домыслов. Ну же, не будьте столь злопамятны… – Толстоватый вновь взял на себя роль миротворца.
– Ла-адно, – протянул я. – Что ж, пойду вам навстречу, но… только из личного уважения, Вент Мирославич. А теперь давайте о деле.
– Вот и договорились. – Полковник коротко вздохнул и, одним взглядом заставив недовольного ротмистра сесть в кресло, заговорил: – Итак. По высочайшему повелению комиссия проводит проверку деятельности ваших предприятий в Хольмграде. Каменградскому же посаднику и главе здешнего отделения Особой Государевой канцелярии был отдан приказ о проведении такой же проверки на верфи.
– И это явно идет вразрез с тем, что вы говорили о доверии государя, – тихо, себе под нос пробормотал ротмистр, но Толстоватый, разумеется, его услышал.
– Вот ваши люди и займутся определением, было ли это доверие оправданным, – отрезал полковник, и глава отделения умолк.
– Ну да, крамолы и воровства не нашли, давайте поищем хищения, – проговорил я со вздохом, вспомнив визит князя Телепнева. Полковник вскинулся, но я только махнул рукой. – Черт с ним со всем. Ищите, что хотите. А лично я ухожу в отпуск. Сегодня же отобью телеграмму Ладе, пусть приезжает с детьми. Давно пора обживать дом…
– Хм… Виталий Родионович, право, мне неловко вам об этом сообщать, но… – Толстоватый неожиданно закашлялся и, оттянув пальцами жесткий от обилия золотого шитья воротник-стойку мундира, кисло улыбнулся. – Ох, и сложно же это…
– Да? И все же попробуйте, Вент Мирославич. – Нахмурился я, чувствуя, что сейчас мне скажут что-то очень-очень неприятное. И оказался прав.
Полковник с ротмистром переглянулись, но если последний остался равнодушен, то Толстоватый явно занервничал.
– Видите ли, ваше сиятельство… хм… Виталий Родионович… Тут такое дело…
– Вент Мирославич, ну что вы мнетесь, словно гимназистка перед гусаром? – не выдержал я. – Говорите, как есть.
– Ох, ладно, что уж тут. Но, Виталий Родионович, обещайте мне… – резко мотнув головой, заговорил Толстоватый. – Обещайте, что… э-э-э… будете держать себя в руках.
– Вент Мирославич, друг мой. Я могу обещать вам только одно, если вы немедленно не объясните, в чем дело, я просто вытрясу из вас то, о чем вы никак не соберетесь мне сообщить. Выбью, если хотите.
– В камеру однозначно, – вякнул не сдержавшийся ротмистр, но Толстоватый обжег его яростным взглядом, и глава отделения вновь постарался превратиться в невидимку.
– Итак. Я жду. – Вздохнул я.
– В общем-то, все не так страшно, конечно. – Кивнул полковник и, резко выдохнув, проговорил: – Лада Баженовна, как и некоторые сотрудники предприятия, находится под домашним арестом.
Я сидел в удобнейшем кресле, в отделанном дубовыми панелями кабинете главы Каменградского отделения Особой Государевой канцелярии… и молчал. А под моим взглядом мялся специальный представитель главы всей этой гребаной канцелярии, человек, имеющий право без суда расстрелять любого чиновника в этом долбаном городишке, от посадника и уральского воеводы до последнего золотаря, и вот этот, обладающий почти абсолютной властью человек мялся и не мог поднять на меня взгляд. Друг…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Виталий Родионович, не молчите. – Толстоватый облизнул побелевшие губы, а хозяин кабинета постарался слиться с обшивкой кресла и не отсвечивать.
– Хорошо. Не буду молчать. – Кивнул я, чувствуя, как накатывает знакомая красная пелена боевого транса. – Я бл… нах… вашу лавочку, через колено собачьим х… во все отверстия …!!! Вент, вы что там, на пару с Телепневым с дуба навернулись?! Или это еще одна развеликая идея этой хитровы… парочки?! Что, у Железного Эдмунда крышу от балтийского чая сорвало? Или государю моча в голову ударила?! СИДЕТЬ, С-СУКА!!!
Последняя фраза предназначалась охреневшему Дорну, начавшему лапать кобуру на поясе. Не послушал… и лег отдохнуть. Тут же в кабинет ворвались синемундирники караула, размахивая стволами и что-то крича. Разворот, подшаг, прямой в челюсть, подхватить руку особо резвого идиота и направить головой в резной шкаф у стены. Дубовый… лоб. Створку снес, словно фанерную, и тоже прилег. Следующий только взбрыкнул ногами, вылетая в открытый дверной проем. Звук взводимого курка, и руку последнему караульному придется собирать по частям.
В уши врывается вой синемундирника… Мягкий, почти нежный удар по шее, и он затихает. Оглядываюсь, вижу секретаря, но он далеко, и уже целится из штатной «дуры». Легкий ментальный посыл из Переплутовой техники, и бедняга засыпает раньше, чем успевает вжать спусковой крючок. Стоя. Шум из-за спины, но там только Вент. Друг… Но тут взвывает чувство опасности, пытаюсь обернуться. Поздно.
Удар и темнота…
Прихожу в себя и, не открывая глаз, пытаюсь прочувствовать пространство вокруг. Хм. Странно. Очень знакомый фон. Можно сказать, домашний. И никого рядом… Однако. Если память мне не изменяет, то сейчас я должен был бы оказаться в подвалах того самого здания, на третьем этаже которого я изрядно набедокурил… но хоть не убил никого, и то хлеб.
Но тут наваливаются воспоминания о причинах того самого летнего «ледового побоища», и снова чувствую, как в груди разгорается ярость. Бешеная, лютая… Нет, не сейчас. Нужна холодная голова, иначе, чую, такими темпами очень скоро переселюсь в пресловутые подвалы. Вдо-ох. Вы-ыдох. Безумие отступает, и сердце успокаивается, перестает изображать из себя боевой там-там. Осторожно открываю глаза и оглядываю знакомую обстановку своей собственной спальни в новом доме… Уже неплохо.
Приподнимаюсь на локтях и вижу аккуратно повешенный на специальной вешалке вицмундир и пару моих бессменных барринсов, в не менее аккуратно вывешенной на специальном крючке сбруе. О как! Даже оружие не отобрали? Интересно-о.
Встав с постели, наконец, обращаю внимание на темноту за окном. Что ж, значит, провалялся я почти полдня. Взгляд на часы, и стрелки подсказывают, что в бессознательном состоянии я провел чуть больше девяти часов. Ну Вент, ну сука, удружил. Друг, называется…
Взяв с прикроватного столика колоколец, звоню. Через минуту в дверях появляется Грегуар. Как всегда, невозмутимый и исполненный достоинства.
– Домашний костюм. Кофе, коньяк, газеты, – коротко бросаю и морщусь от боли, внезапно прострелившей виски. – И обезболивающее.
– Сию минуту, мессир. – Кивает Грег и бесшумно скрывается за дверью. Ха, оказывается, дворецкий не так уж и спокоен. Иначе не обзывался бы на французский манер. Примета верная. Помнится, на эту особенность нашего дворецкого мне указала Лада, года три назад. Лада… вот, уроды! Запереть мою жену, словно преступницу… Это они лишку хватили. Ну ладно, разберемся.
Я с трудом разжал сведенные челюсти, и в этот момент вернулся Грегуар с подносом. Приняв пилюлю от головной боли, я с облегчением ощутил, как проясняются мысли и исчезают последние ошметки розового тумана перед глазами. Благодарно кивнув Грегу, взял с подноса бокал коньяка и, не чинясь, забросил ароматную жидкость в глотку. Лечиться лучше комплексно. Хм… а чем меня так Толстоватый «приласкал»? Что-то из менталистики, или… хм, надо будет узнать. Все одно, чувствую, без еще одной беседы с телепневским адъютантом дело не обойдется.
