Новые крюки взлетали вверх и цеплялись за край парапета, один из них зацепил сражавшегося солдата, пронзил его и притянул к камню. Несчастный как раз перестал вопить в предсмертной агонии, когда виновник его гибели взобрался на стену и уселся на парапетный зубец уродливой горгульей. Для воина своего народа он был не так уж и велик, многие зуланы смогли бы посмотреть на него свысока, кабы не боялись лишиться мужского придатка, а следом и головы. Его покрытое шрамами тело украшали также и особые татуировки на груди, левом бицепсе и правом бедре, которые говорили всем, что их хозяин — вождь не одного, но трех зуланских родов. Большой символ священного Ока Неба покрывал его спину поверх слоев краски, защищающей от чар, необработанные рубины были вставлены в грубые железные пряжки на ремнях, а голову зулана венчал убор, объединивший в себе черты и боевого шлема, и короны, кривовато выкованный из темного железа. В правой руке он держал длинный кривой клинок, в левой же покоилось зуланское боевое копье.
Только увидев Травеора Альдемарка, Крон спрыгнул с парапета, одним ударом нанизал на копье сразу двоих защитников и играючи перебросил их через край, в реку, где они сгинули, смертельно раненные. Размах его меча перекрывал всю настенную галерею, и великий вождь двинулся по ней, не останавливаясь, легко и с удовольствием отнимая жизни. Он был подобен змее, быстрый и гибкий, а еще сильный и неудержимый, как атакующий зубр, смех рокотал в его горле, когда люди, закованные в металл, падали разрубленными, словно птичьи тушки под ударами мясницкого тесака. Два арбалетных болта поразили Крона, глубоко засев в его мясе, но вождь и не заметил их, он прорубал себе путь к рыцарю, чей стяг реял над крепостью, отмахивался от всего, что ему мешало, окровавленным железом, порой даже убивая собственных воинов, если они не уступали дорогу в пылу схватки.
Айонна оказалась за спиной вождя и, видя, что тот почти добрался до сира Травеора, вознамерилась ударить его исподтишка, прорасти в его тело, раздавить сердце живыми побегами. И она бы смогла его убить, если бы со стороны западного берега не прилетела вдруг огромная скала. Второй циклоп наконец-то добил своего взбесившегося сородича и набрался сил, чтобы вновь начать метать камни. Он выбрал скалу поистине большую и бросил ее так метко, что снаряд врезался прямо в стену и вырвал из нее кусок, попутно убив около сорока людей и нелюдей. Вместе с кусками стены, трупами и самой айонной скала рухнула в южный двор, а Крон добрался до коменданта и вступил с ним в бой.
Тобиус, успевший увидеть происшедшее, разразился тирадой проклятий и поспешил на помощь Альдемарку.
— Керубалес, убей этого проклятого урода! Никаких больше летающих скал! Никаких летающих скал! — кричал он, зная, что огэбо слышит его.
— Брат мой, ты изможден, ты потратил много сил…
— Делай, что я тебе говорю!
Воля огэбо смялась подобно мокрой глине, подчинившись железной воле мага.
— Я попытаюсь.
Тем временем схватка между Кроном и сиром Травеором стремительно завершилась. Комендант был измят, избит и многократно ранен еще до встречи с вождем зуланов, и неистовый натиск Крона сокрушил человека. Тело сира Травеора не было отковано из стали, в отличие от его воли. Но даже рухнув на обагренные кровью камни с разбитым в щепы щитом и сломанной левой рукой, комендант предпринял последний отчаянный выпад — когда копье зулана пронзило его панцирь и кольчугу, добравшись до плоти, он с криком нанес удар Крону в подбрюшье. Будь на клинке рыцаря острие, вождь зуланов познакомился бы с ним своими потрохами, но острие меча осталось в груди одного из одноглазых, валявшихся вокруг, и людоед отделался лишь сильной болью и кровоточащей ссадиной. Он вскинул свой кривой меч, чтобы разрубить человека пополам, когда пульсирующий красный луч Расщепления отсек его руку. Тобиус появился рядом, схватил раненого коменданта и перенесся в лабораторию мэтра Гастона.
Алхимик был трезв. Пожалуй, впервые за все время знакомства Тобиус увидел его не в ленивом запое или похмельных муках. Он стоял возле узкого окошка-бойницы и следил за битвой на стенах. Маг уложил истекающего кровью коменданта на свое ложе, не слушая стонов и проклятий, достал ритуальный нож и начал срезать поврежденные латы. Зачарованный бронзовый клинок резал сталь, как тонкую ткань. Вспоров кольчугу, кожаную куртку и поддоспешник, сорвав бурую от крови рубаху, маг наложил руки на рану и стал извлекать засевший в груди наконечник копья — длинный железный шип, пробивший легкое, из-за чего сир Травеор захлебывался собственной кровью. Волшебник просунул руку, мерцающую нежно-зеленым свечением, в рану и стал исцелять поврежденный орган, сращивать рассеченные ткани, распространять потоки силы, изничтожающей грязь, чтобы предотвратить сепсис. С его лица стекали многочисленные ручейки пота, когда края раны сошлись в одном темно-фиолетовом рубце. Алхимик помог перевернуть рыцаря на живот, наполовину свесить его с невысокого ложа и заставить выкашлять всю оставшуюся в легких кровь.
— Несправедливо, волшебник… — Сир Альдемарк едва отошел от булькающего кашля, похожего на рвотное харканье, и кровь на его губах еще шла пузырями. — Скольким моим людям ты позволил умереть от ран, потому что должен был сражаться? Почему… почему ты возишься со мной здесь, а не убиваешь этих тварей там?
— Немногих я подвел, сир. Зуланы горазды убивать с одного маху, так что раненых не остается. Немногих. — Тобиус выпрямился и подхватил посох: время для скорби будет потом, если вообще будет. — Но вас я должен был спасти. Человек, удостоившийся любви настоящего божества, — это особенный человек, ему нельзя погибать до срока.
Когда перенесся на стену, он обнаружил, что битва превратилась в бойню еще более безумную, чем прежде, и причиной тому стал Крон. Вождь, утратив руку, с потерей не смирился, он поднял конечность, которая поистине мертвой хваткой вцепилась в меч, и стал размахивать ею. Впав в бешенство, он стал еще хуже различать людей и зуланов, убивал всех подряд с неистовой яростью, воя и рыча. В его теле угнездилось с полдюжины стрел и несколько пуль, из ран текла густая до черноты кровь, но чудовищный воитель будто не замечал их и, роняя пенистую слюну, нападал на все, что шевелилось вокруг него. Лишь увидев Тобиуса вновь, он замедлился; выпученный и налитый кровью глаз его, до того безостановочно вращавшийся, замер. Крон узнал своего обидчика.
— Ты… умрешь! — рявкнул вождь на гроганском языке.
Он совершил прыжок, но волшебник ударил по врагу Толчком, простейшим телекинетическим заклинанием, а потом придавил к галерее Черным Прессом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
