Дружное «а-ах!» пронеслось над толпой, когда сосуд вдруг ожил. Плавно заскользил он то вверх, то вниз, приближаясь то к одной, то к другой ладони грайанца.
Белые Львы в смятении накренили щит, на котором восседала Ахса-вэш. Супруга Светоча соскользнула на нижнюю гранитную ступень и осталась сидеть там, от волнения даже не поняв, что произошло.
Главный жрец, ошарашенный не меньше прочих, шагнул к грайанцу, чтобы поближе рассмотреть летающий сосуд. Но тут звездочет, словно вспомнив, где находится, резко свел ладони и повернулся к жрецу, протягивая ему сосуд. Раздался хруст стекла, на пол посыпались осколки, перед лицом жреца закачался, разворачиваясь, небольшой кусок пергамента.
— Ну? — воскликнул грайанец в полный голос. — Что здесь написано? Читай, слуга Единого!
Жрец вздрогнул от резкого горького запаха. Мелькнула мысль: «Не яд ли?»
Пергамент был влажен, желт и абсолютно чист.
— Ничего здесь не написано! — закричал растерянный и обозленный жрец. — Ни единой буквы! В какую игру ты с нами играешь, старик?
И отшатнулся: пергамент прямо в руке звездочета вспыхнул жарким прозрачным пламенем.
Толпа всколыхнулась. Ахса-вэш вскочила на ноги, чтобы лучше видеть.
Пламя быстро погасло.
— А теперь? — спросил звездочет. — Читай, жрец! Вслух!
В руке его был целый, ничуть не обгоревший кусок пергамента, на котором теперь красовались четкие коричневые буквы.
Жрец попятился, лихорадочно соображая, что делать. Он не прочел еще ни слова, но знал: нельзя подчиняться этому опасному чужеземцу.
— Ну же! — торопил его грайанец. — Прочти всем, пусть люди узнают волю Единого!
И тут, непочтительно раздвинув первый ряд верующих, на ступени взошел человек в скромном темном кафтане:
— Позволь, чужестранец, я прочту! Мое имя Хайшерхо...
— Из моих рук! — повелительно бросил грайанец. — Нельзя касаться письмен, начертанных Отцом Богов!
Жрец хотел вмешаться и сказать, что Отец Богов пишет на небесах, а не на вонючем пергаменте, но мерзавец Хайшерхо уже читал громко и внятно:
«Смертные, склонитесь пред высшей волей! Человек этот — посланник Гарх-то-Горха! Кто причинит ему вред — будет жестоко наказан. Кто окажет ему помощь — будет взыскан небесной милостью».
Пергамент свернулся в трубку и исчез в рукаве грайанца, а Хайшерхо перевел прищуренный взгляд на жреца:
— Ты спрашивал, кто вызвал гнев Единого... А не твои ли люди, жрец, рассердили бога тем, что шпионили за этим святым человеком и в конце концов схватили его?
Главный жрец сумел бы достойно ответить на этот бесстыжий выпад, но тут из строя младших служителей храма донесся панический возглас:
— Это грайанское черное колдовство!
Глаза Хайшерхо сверкнули нехорошей радостью, но жрец не дал врагу воспользоваться глупостью одного из крысоголовых. Поспешно обернувшись на голос, жрец закричал:
— Как твой язык повернулся брякнуть такое? О каком колдовстве может быть речь под этими священными сводами? Или слуги Единого так слабы, что позволили колдуну отвести себе глаза?
— Значит, ты признаешь, что этот человек — посланник бога? — с самым простодушным видом спросил Хайшерхо.
Жрец не ответил, тоскливо переводя взгляд с учтивого Хайшерхо на спокойного грайанца: «Злорадствуют, подлецы!»
Он был совершенно прав. Айрунги в этот миг действительно думал: «Что, получил, укротитель крыс? То-то! Наш балаган не хуже вашего!»
Схожие чувства обуревали и почтенного Хайшерхо: «Ну, каково со мной спорить, старый ты прохвост? Потянул из моей печи лепешку — и обжегся? Жаль, Светоч не видит этого позора... Ничего, Ахса за двоих порадуется!»
И будто нашло отклик мысленно произнесенное Хайшерхо имя: по ступеням прошелестел белый шелк. В круг жрецов гневной орлицей влетела невысокая женщина с тремя длинными косами. На ней не было вуали — никто не прячет лица во время моления.
Бывшая жрица не забыла торопливо поклониться в сторону занавеса, скрывающего статую божества. Затем Ахса-вэш подбежала к отцу, ухватила его за локоть, заставила нагнуться и прошептала несколько слов на ухо. После этого супруга Светоча спустилась по ступенькам и на скорую руку отвесила несколько оплеух раззявам охранникам — задаток до возвращения во дворец. Оплошавшие Белые Львы поспешили вновь поднять свою госпожу на щит.
Главный жрец, мысленно поблагодарив свою мудрую дочь, обернулся к грайанцу:
— Я поверю, что ты послан богом, если сумеешь сказать, как выглядит статуя Единого, что скрыта за этим занавесом!
— Ты действительно хочешь, чтобы я сказал это вслух? — мягко удивился звездочет. — Здесь, при всех?
Жрец прикусил язык, поняв, что неосторожно произнес слова, которые можно счесть святотатством. А загадочный грайанец продолжал:
— Не хочу пользоваться твоей оговоркой и не уклонюсь от испытания. Пусть мне дадут бумагу или пергамент. Я напишу, как выглядит статуя, а ты прочтешь и скажешь, прав ли я...
Жрец побелел и пошатнулся. Обиженная невниманием священная крыса соскользнула по его одежде на пол и знакомым путем затрусила прочь. Никто этого не заметил.
Из толпы передали лист бумаги, чернильницу и перо. Грайанец опустился на пол, положил бумагу на мозаичные плитки и начал быстро писать.
Крысоголовые возбужденно перешептывались. Неужели так просто?! Неужели этот необыкновенный человек сам отдает победу им в руки? Ведь что бы он там ни написал — кто помешает главному жрецу сказать, что все это вздор, что статуя выглядит иначе... Проверить-то нельзя!..
Хайшерхо тоже не скрывал удивления. Но его явно беспокоило что-то еще.
Когда грайанец закончил писать и поднялся на ноги, Хайшерхо спросил:
— Как твое имя, чужеземец?
— Айрунги Журавлиный Крик, — последовал вежливый ответ.
— Как-как? — переспросил Хайшерхо. — Но разве ты не...
Он не договорил, жрец шагнул к ним и выхватил у Айрунги бумагу.
Жрец читал записку долго, очень долго. А когда он поднял глаза, все ужаснулись перемене в его лице — словно старик получил известие о гибели всех своих близких.
Безжизненным голосом жрец произнес:
— Этот человек совершенно точно описал статую Единого, я подтверждаю это.
В ошеломленной тишине Айрунги властно повернулся к толпе:
— Я не окончил молитву. А ну, все за мной... хором!
И начал с того места, где остановился:
— И как создал ты этот мир, так когда-нибудь его и разрушишь...
Толпа покорно подхватила:
— Но молим тебя: не при нас, не при наших детях, не при наших внуках...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
