Затем начались шестнадцать лет неудобств, мук и боли, сопровождаемых рецидивами заболевания и дальнейшими операциями. Огромный протез, разновидность увеличенного зубного протеза, предназначенный для отделения рта от носовой полости, был ужасен, и его окрестили «монстром». Во-первых, его оказалось очень трудно извлечь или заменить, так как для Фрейда стало абсолютно невозможно широко открывать рот. Например, однажды совместные усилия Фрейда и его дочери по вставлению протеза окончились неудачей, и после получасовых совместных усилий им пришлось позвать для этой цели хирурга. Чтобы протез мог выполнять свою роль, его приходилось довольно плотно прижимать. Это, однако, вызывало постоянное раздражение и воспаление, пока его присутствие не становилось невыносимым. Но если протез вынимался на длительное время, то ткани сужались и протез невозможно было вставить назад.
С этих пор речь Фрейда существенно ухудшилась, хотя время от времени его дикция значительно улучшалась в зависимости от того, насколько удобно был пригнан протез. Звуки стали носовыми и низкого тона. Еда также являлась мучением, и Фрейд не любил есть в компании. Далее, повреждение евстахиевой трубы, совместно с постоянной инфекцией в близлежащей области, существенно отразилось на его слухе, пока он не стал почти что глухим на правое ухо. Этой стороной Фрейд обычно поворачивался к своим пациентам, так что пришлось изменить положение кушетки и кресла.
С самого начала своей болезни и до конца жизни Фрейд отказывался иметь какую-либо иную сиделку, кроме своей дочери Анны. В самом начале он заключил с ней договор, что не должно проявляться никакого сочувствия; все, что необходимо, должно совершаться спокойным, прозаическим образом, с отсутствием эмоций, характерным для хирурга. Смелость и твердость Анны позволили ей придерживаться данного договора даже в самых тяжелых ситуациях.
Фрейду очень повезло со вторым хирургом. Репутация Пихлера была самой высокой, и он сделал все, что было в его силах. Он имел лишь смутное понятие о значении Фрейда в мире, но он не смог бы служить Фрейду более преданно, будь тот сами императором. Пихлер принадлежал к одному из лучших типов людей германо-австрийского происхождения и являлся человеком высочайшей целостности. Никакая трудность не казалась чрезмерной для его обостренной профессиональной совести. Он был как раз таким врачом, какого желал иметь Фрейд и которому он мог абсолютно доверять, и все дальнейшее время их отношения оставались превосходными.
Нет ни малейшего сомнения в том, что на всем протяжении описанных нами событий Феликс Дойч руководствовался в своих действиях наилучшими мотивами и поступал абсолютно добросовестно. Некоторое время спустя он уверял Фрейда, что не жалеет о своих действиях и что в подобных обстоятельствах он снова поступил бы аналогичным образом. Однако Фрейду, который всегда был очень чувствителен к возможности обмана со стороны врачей, было трудно простить, что от него скрывалась настоящая правда, хотя это никак не отразилось на его дружеских чувствах или на его благодарности Дойчу. По всей вероятности, его особенно раздражал подразумеваемый в таком отношении подтекст, что он не захочет храбро взглянуть на действительность, тогда как смотреть любой правде в глаза было одним из его выдающихся достоинств. Дойч, конечно, чувствовал такое отношение Фрейда, поэтому несколько месяцев спустя после операции, когда нормальное существование Фрейда более или менее возобновилось, он смело сказал ему, что происшедшее препятствует полнейшему доверию, столь необходимому в отношении врача и пациента. Фрейд печально согласился, но сохранил за собой право в любое время позвать Дойча для оказания дальнейшей помощи. Полное примирение произошло в январе 1925 года.
После такого введения в эпическую историю страданий Фрейда мы возвращаемся к повседневной хронологии.
В феврале «Z 'Encephale», ведущий французский неврологический журнал, предложил напечатать фотографию Фрейда вместе с полным описанием его работ. С другой стороны, великолепная книга Раймона де Соссюра, «Психоаналитический метод», была запрещена во Франции под тем предлогом, что анализ сновидений Одье содержал в себе нарушение профессиональной этики.
«Verlag» пришлось к этому времени вести переговоры относительно громадного числа переводов работ Фрейда на разные языки. Две тысячи экземпляров русского перевода «Лекций по введению в психоанализ» были проданы в Москве в течение одного месяца. В те дни в России был широко распространен интерес к психоанализу; еще одно психоаналитическое общество только что начало свою деятельность в Казани. Когда психоанализ достиг Китая, Фрейд выразил сомнение, будет ли он на этом языке так же понятен, как на языке оригинала. Примерно в это же время было принято решение издать собрание сочинений Фрейда. Первым вышедшим в свет стал четвертый том, а три первых тома были готовы к показу на Зальцбургском конгрессе в апреле 1924 года.
22 февраля 1923 года Ромен Роллан написал Фрейду письмо, в котором благодарил его за лестные высказывания в адрес их общего друга Эдуарда Моно-Герцена. Это послужило началом интересной переписки между ними, из которой видно, что Фрейд был очень высокого мнения о Ромене Роллане. Роллан писал Фрейду, что следит за его работой уже в течение двадцати лет.
Летом Фрейд получил письмо от молодого еврея по фамилии Лейенс, восторженного германского националиста, который сражался в первой мировой войне и являлся последователем Ганса Блюхера. Он хотел, чтобы Фрейд развеял его изумление по поводу того парадокса, что Блюхер, ярый националист и антисемит, является восторженным почитателем Фрейда. В своем ответе от 4 июля 1923 года, который содержал несколько унизительных слов о Блюхере, Фрейд написал:
Я посоветовал бы вам не терять своей энергии в бесплодной борьбе против текущего политического движения. Массовые психозы являются хорошим доказательством против доводов рассудка. Именно немцы имели возможность выучиться этому во время мировой войны, но они, по-видимому, неспособны это сделать. Предоставим их самим себе… Посвятите себя тем вещам, которые смогут поднять евреев выше всей этой глупости, и не поймите превратно мой совет, который является результатом долгой жизни. Не слишком спешите присоединиться к немцам.
Во времена нацизма Лейенс уехал в Америку и оттуда написал Фрейду письмо, говоря, как тот был прав. Вот скромный ответ Фрейда, датированный 25 июля 1936 года: «Вы, конечно, не думаете, будто я горжусь тем, что оказался прав как пессимист против энтузиастов, как старый человек против молодого. Я желал бы оказаться неправым».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
