— О боги, — пробормотал слуга и попытался взять себя в руки. — Но… но… требуется пригласительный…
Шнобби извлек пачку пригласительных карточек.
— В ближайшее время я буду несколько занят, положение обвязывает и всякое такое, — сказал он, — но, если хочешь, потом мы сможем перекинуться в партию-другую «дуркера».
Слуга внимательно осмотрел его с головы до ног. До него уже дошли слухи — а до кого они не дошли? — что в Страже работает законный наследник трона Анк-Морпорка. Однако ничего особенного он не увидел. Впрочем, отметил слуга про себя, если бы надо было засекретить наследника трона, то лучшей маскировки, чем лицо С.В.Сн.Дж. Шноббса, придумать было невозможно.
А с другой стороны… слуга немножко увлекался историей и потому знал: за долгое время монархии трон занимали самые разные личности — и горбатые, и одноглазые, и калеки, и ужасные, как демоны. Исходя из этого, Шнобби был так же достоин трона, как и они. Да, горба на спине у него не наблюдалось, зато наблюдалось нечто похожее спереди да еще по бокам. «Но, как говорится, не в красоте счастье, — подумал слуга. — А уж счастье народа — тем более».
— Вы никогда раньше не бывали на подобных приемах, ваше лордство? — спросил он.
— Со мной такое впервые, — признался Шнобби.
— Ничего страшного, — слабым голосом откликнулся слуга. — Вот увидите, кровь себя проявит.
«Надо уходить, — думала Ангва, шагая сквозь туман. — Нельзя вечно жить сегодняшним днем, стараясь не думать о дне завтрашнем.
Не то чтобы его не за что любить. Более заботливого человека надо еще поискать.
Но в том-то и проблема. Ему есть дело до всех и вся. Невзирая на вид, невзирая на рост. Он все обо всех знает, потому что его интересует все, и забота его всегда общая и никогда — личная. Личное — это что-то личное, думает он, а стало быть, не важное.
О, если бы у него были хоть какие-то низменные человеческие страсти, тот же самый эгоизм.
Но то, что я вервольф, смущает его и беспокоит, это видно, хотя он вряд ли отдает себе в этом отчет. Ему не все равно, что говорят за моей спиной, а что делать, как справиться с ситуацией, он не знает.
Взять, к примеру, тех недавних шутников-гномов. „А почему у нее такие большие зубки?“ — спросил один. А другой и отвечает: „Это чтобы лучше тебя съесть!“ Я заметила, как изменилось лицо Моркоу. Я-то что, я привыкла и уже не обращаю внимания… ну, по крайней мере в большинстве случаев… а он реагирует слишком болезненно. Хоть бы дал кому-нибудь в зубы. Проблему это не решило бы, но стало бы чуточку легче.
А дальше… дальше будет еще хуже. Рано или поздно меня поймают в чьем-нибудь курятнике — это в лучшем случае. И тогда все мы будем по уши в неприятной штуке. Но это цветочки, а вот если меня поймают в чьем-нибудь доме…»
Она попробовала не думать об этом, однако ничего не вышло. Оборотня можно только контролировать, но приручить нельзя.
«Это все город. Слишком много людей, слишком много запахов…
Может, было бы лучше, если бы мы жили где-нибудь еще, но если я заявлю: „Или я, или город“, он ни секунды не задумается, перед тем как сделать выбор.
Рано или поздно мне придется вернуться домой. Так будет лучше для него».
Ваймс шагал сквозь сырую ночь. И был слишком сердит, чтобы мыслить логично.
Он зашел в тупик: шел к своей цели очень, очень долго — и оказался в тупике. У него на руках целая телега фактов, и он все делал правильно, руководствуясь логикой, но кто-то где-то сейчас хихикает над полным дураком Сэмюелем Ваймсом.
Теперь, наверное, даже Моркоу считает его дураком. Каждое Ваймсово гениальное озарение оборачивалось абсолютной глупостью. Он, Сэмюель Ваймс, настоящий СТРАЖНИК, бегал туда-сюда, кричал, предпринимал соответствующие меры — и что? И ничего. Никаких результатов. Они разве что повысили общий уровень собственного невежества.
Образ старой госпожи Ветерок призраком встал перед его глазами. Ваймс помнил ее очень смутно. Он был тогда сопливым мальчишкой, одним из толпы таких же сопливых мальчишек, а она была еще одним обеспокоенным лицом, маячившим где-то над передником. Типичная жительница Заводильной улицы. Госпожа Ветерок едва-едва сводила концы с концами благодаря своему шитью, всегда выглядела опрятно и, как и все обитатели улицы, шла по жизни, никого ни о чем не прося и никогда ничего не получая.
Ну что еще МОЖНО сделать? Разве что ободрать эти дурацкие обои со сте…
Ваймс внезапно остановился как вкопанный.
В обеих комнатах одинаковые обои. Во всех комнатах на этаже. Кошмарные зеленые обои.
Но… нет, это невозможно. Витинари спал в той комнате уже много лет — ну, если он вообще спит. Туда нельзя было проникнуть и переклеить обои так, чтобы никто не заметил.
Перед Ваймсом клубился туман. В окне соседнего дома звездочкой замерцала свеча, но очередное туманное облако быстро скрыло ее.
Туман. Да. Сырость. Наползает, оседает на обоях. Старые, пыльные, заплесневевшие обои…
Проверил ли Шельма обои? А ведь и действительно, ты их не замечаешь. Их как бы нет в комнате, потому что они и есть комната. Могут ли стены убивать?
Невероятным усилием воли Ваймс запретил себе думать об этом. Он уже боялся, что одной мыслью может все разрушить. И очередная гениальная гипотеза рухнет, уйдет в небытие.
«Но… в том-то и дело, — сказал внутренний голос. — Вся эта беготня с подозреваемыми и уликами предназначена для того, чтобы занять чем-то тело, в то время как шестеренки в голове крутятся, работают. Любой настоящий стражник знает: чтобы найти Того, Кто Это Сделал, вовсе не обязательно рыть землю в поисках улик. О нет, начинать надо с Подходящей Кандидатуры. И тогда ты поймешь, какие улики следует искать».
Все, хватит, с озарениями и гениальными идеями надо заканчивать. А то даже Задранец начал как-то странно на него поглядывать.
Вспомнив свое очередное предположение, Ваймс поморщился. Мышьяк ведь металл, правильно? Так, быть может, столовые приборы подменили? Он никогда не забудет выражение лица Шельмы, когда тот принялся объяснять, что да, такое вполне возможно; главное — чтобы никто не заметил, как ложка почти сразу начинает растворяться в супе.
Нет, на сей раз он хорошенько подумает, прежде чем говорить.
— Его лордство граф Анкский, капрал лорд С.В.Сн.Дж. Шноббс!
Шум разговоров моментально затих. Головы повернулись. Кто-то в толпе хихикнул, но на него тут же зашикали соседи.
Навстречу Шноббсу вышла леди Силачия, высокая, угловатая женщина с острыми чертами лица и орлиным носом, который был отличительной родовой чертой ее семейства. В общем и целом она производила впечатление летящего в вас топора.
Леди Силачия присела в глубоком реверансе.
Со всех сторон послышались возгласы удивления, но она так посмотрела на своих гостей, что по толпе мигом прокатилась волна поклонов и реверансов.
— Но ведь этот тип абсолютный чур… — донесся из задних рядов чей-то голос, однако говорящему очень быстро заткнули рот.
— Вы что-то обронили? — нервно осведомился Шнобби. — Я могу помочь найти, если хотите.
У его локтя возник слуга с подносом.
— Что будете пить, ваше лордство? — поинтересовался он.
— Э-э… Пинту «Ухмельного», пожалуйста, — ответил Шнобби.
У толпы отвисла челюсть, но леди Силачия быстро перехватила инициативу.
— «Ухмельного»? — переспросила она.
— Это такой сорт пива, госпожа, — пояснил слуга.
Леди Силачия сомневалась только миг.
— Насколько я знаю, дворецкий пьет пиво, — сказала она. — Что ты стоишь как столб? Не слышал графа? И мне тоже пинту «Ухмельного». Как оригинально! Это нечто НОВЕНЬКОЕ.
Те гости, которые точно знали, на какой стороне их бутерброда намазан паштет, быстренько сориентировались в ситуации.
— Конечно! Великолепная идея! Мне тоже пинту «Ухмельного».
— У-у! Чудненько! «Ухмельного» мне!
— Всем «Ухмельного»!
— ВЫ ЧТО, НЕ ВИДИТЕ? ОН ЖЕ ПОЛНЫЙ ИДИ…
— ЗАКРОЙ РОТ!
Ваймс, пересчитывая гиппопотамов, осторожно пересек Бронзовый мост. В конце моста стояла девятая фигура. Прислонившись к парапету, она что-то бормотала себе под нос — что-то неразборчивое, но весьма безвредное, насколько это было известно Ваймсу. Легкий ветерок принес Запах, с которым не могли соревноваться даже ароматы Анка. Человека неопытного этот Запах недвусмысленно предупреждал: то, что вы сейчас увидите и учуете, лучше бы вам никогда не видеть и не чуять.
— …Разрази их гром, разрази вас, говорю, стоять всем, тянуть конец! Десница тысячелетия и моллюск! А я говорил, говорил! Суньтесь — и…
— Добрый вечер, Рон, — поприветствовал Ваймс, даже не повернув головы.
Старикашка Рон засеменил за командором.
