Стр. 329. Беневент — город в Южной Италии, к северо-востоку от Неаполя.
Стр. 344. Два доблестных монарха… обнялись затем как братья… — Ричард I и Саладин действительно обменивались подарками и пытались договориться о личной встрече. Однако встреча эта в действительности не состоялась. Упоминание о ней в романе является вымыслом Скотта.
Стр. 345. Уэстминстер-холл — здание в Лондоне, где в средние века заседал английский парламент.
Стр. 348. Эскалибар (или Эскалибур) — так назывались два меча легендарного короля Артура. Один из них он вытащил из скалы, другой ему вручила фея озера. Средневековые предания приписывали Ричарду I обладание одним из этих мечей, якобы доставшимся ему по наследству от предков.
Стр. 351. Ширазское вино. — Шираз — город в Южном Иране.
Стр. 356. Грей Томас (1716–1771) — английский поэт.
Стр. 369. Сент-Ниниан — знаменитое в середине века аббатство близ города Стерлинга в Шотландии.
Язычники Боруссии — литовские племена, жившие на юго-восточном побережье Балтийского моря. Боруссия — старинное название Пруссии.
Стр. 370. Синедрион — высшее государственное учреждение и судилище древних евреев в Иерусалиме. В данном случае — божий суд.
Сгр. 375. …с кровью, хлыну вшей из вен. — Скотт воспользовался здесь сообщением историка крестовых походов Бернарда Казначея о том, что Саладин собственноручно казнил пленного крестоносца — герцога Рейнольда, запятнавшего себя насилиями над мирным арабским населением. Обстоятельства этой казни были весьма сходны с описанными в романе: Саладин ударом сабли обезглавил своего врага, когда тот подносил к губам чашу с шербетом.
…им был заколот… Конрад Монсерратский… — В действительности Конрад был убит рукой араба-фанатика. Современники подозревали, что подстрекателем убийства был король Ричард Львиное Сердце.
Ю. ПЕТРОВСКИЙ
ПОЭМЫ И СТИХОТВОРЕНИЯ
Для большинства советских читателей Вальтер Скотт — прежде всего романист. Разве что «Разбойник» Э. Багрицкого — блестящий вольный перевод одной из песен из поэмы «Рокби» — да та же песня в переводе И. Козлова, звучащая в финале романа «Что делать?», напомнят нашему современнику о Вальтере Скотте-поэте. Быть может, мелькнет где-то и воспоминание о «Замке Смальгольм» Жуковского — переводе баллады Скотта «Иванов вечер». Пожалуй, это и все.
Между тем великий романист начал свой творческий путь как поэт и оставался поэтом в течение всей своей многолетней деятельности. В словесную ткань прозы Скотта входят принадлежащие ему великолепные баллады, и песни, и стихотворные эпиграфы. Многие из них, обозначенные как цитаты из старых поэтов, на самом деле сочинены Скоттом — отличным стилизатором и знатоком сокровищ английской и шотландской поэзии. Первая известность Скотта была известность поэта. В течение долгих лет он был поэтом весьма популярным; Н. Гербель в своей небольшой заметке о поэзии Скотта в книге «Английские поэты в биографиях и образцах» (1875) счел нужным напомнить русскому читателю, что поэма «Дева озера» выдержала в течение одного года шесть изданий и вышла в количестве 20 тысяч экземпляров и что та же поэма в 1836 году вышла огромным для того времени тиражом в 50 тысяч. Когда юный Байрон устроил иронический смотр всей английской поэзии в своей сатире «Английские барды и шотландские обозреватели» (1809), он упомянул о Скотте сначала не без насмешки, а затем — с уважением, призывая его забыть о старине и кровавых битвах далеких прошлых дней для проблематики более острой и современной. Скотта-поэта переводили на другие европейские языки задолго до того, как «Уэверли» положил начало его всемирной славе романиста.
Итак, поэзия Скотта — это и важный начальный период его развития, охватывающий в целом около двадцати лет, если считать, что первые опыты Скотта были опубликованы в начале 1790-х годов, а «Уэверли», задуманный в 1805 году, был закончен только в 1814 году; это и важная сторона всего творческого развития Скотта в целом. Эстетика романов Скотта тесно связана с эстетикой его поэзии, развивает ее и вбирает в сложный строй своих художественных средств. Вот почему в настоящем собрании сочинений Скотта его поэзии уделено такое внимание. Поэзия Скотта интересна не только для специалистов, занимающихся английской литературой, — они смогли бы познакомиться с нею и в подлиннике, — но и для широкого читателя. Тот, кто любит Багрицкого, Маршака, Всеволода Рождественского, кто ценит старых русских поэтов XIX века, с интересом прочтет переводы поэм и стихов Скотта, представленных в этом издании.
Объем издания не позволил включить все поэмы Скотта (из девяти поэм даны только три). Но все же читатель получает представление о масштабах и разнообразии поэтической деятельности Скотта. Наряду с лучшими поэмами Скотта включены и некоторые его переводы из поэзии других стран Европы (баллада «Битва при Земпахе»), его подражания шотландской балладе и образцы его оригинальной балладной поэзии, а также некоторые песни, написанные для того, чтобы они прозвучали внутри большой поэмы или в тексте драмы, и его лирические стихотворения.
Скотт-юноша прошел через кратковременное увлечение античной поэзией. Однако интерес к Вергилию и Горацию вскоре уступил место устойчивому разностороннему — научному и поэтическому — увлечению поэзией родной английской и шотландской старины, в которой Скотт и наслаждался особенностями художественного восприятия действительности и обогащался народным суждением о событиях отечественной истории.
Есть все основания предполагать, что интерес к национальной поэтической старине у Скотта сложился и под воздействием немецкой поэзии конца XVIII века, под влиянием идей Гердера. В его книге «Голоса народов» Скотт мог найти образцы английской и шотландской поэзии, уже занявшей свое место среди этой сокровищницы песенных богатств народов мира, и — в не меньшей степени — под влиянием деятельности поэтов «Бури и натиска», Бюргера, молодого Гёте и других. Переводы из Бюргера и Гёте были первыми поэтическими работами Скотта, увидевшими свет. О воздействии молодой немецкой поэзии на вкусы и интересы эдинбургского поэтического кружка, в котором он участвовал, молодой Скотт писал как о «новой весне литературы».
Что же так увлекло Скотта в немецкой балладной поэзии? Ведь родные английские и шотландские баллады он, конечно, уже знал к тому времени по ряду изданий, им тщательно изученных. Очевидно, молодого поэта увлекло в опытах Гёте и Бюргера то новое качество, которое было внесено в их поэзию под влиянием поэзии народной. Народная поэзия раскрылась перед Скоттом через уроки Гёте и Бюргера и как неисчерпаемый клад художественных ценностей и как великая школа, необходимая для подлинно современного поэта, для юного литератора, стоящего на грани столетий, живущего в эпоху, когда потрясенные основы классицизма уже рушились и когда во многих странах начиналось движение за обновление европейской поэзии. Недаром молодой Скотт выше всех других родных поэтов ценил Роберта Бернса. В его поэзии Скотт мог найти поистине органическое соединение фольклорных и индивидуальных поэтических средств.
