Они расстались, а уже через час Панкратов услышал пси-зов Грехова:
«Мы ждем тебя, возвращайся».
Даже не переодевшись, как был в «бумеранге», Ставр преодолел миллионы километров и вышел из метро в доме Габриэля.
Здесь его ждал сюрприз. Едва он вошел в коридор, как наткнулся на трехметровую черную глыбу чужанина, до пояса завернутую в дырчатую, отблескивающую золотом фольгу. Остановился. Чужанин «смотрел» на него — в псидиапазоне — с каким-то определенным интересом, потом сказал на своеобразном, ломаном пси-огненном языке, слова которого высвечивались в сознании собеседника в форме трепещущих струй северного сияния:
«Раддость видение… ощущалност… понимание?»
— Спасибо, взаимно, — ответил слегка растерявшийся Ставр. Приветствие чужанина было полно доброжелательности, отчего на душе стало теплее.
Чужанин шевельнулся и с глухим «тумм-тумм-тумм» зашагал по коридору к своим апартаментам, скрылся за дверью. Интересно, подумал Ставр, сколько на самом деле внутри его живет существ? Двое, семья, племя?
— Проходи, — раздался голос Грехова. — Тут тебя с нетерпением ждет еще парочка знакомых.
Ставр вошел в гостиную и увидел в креслах за столом множество людей: самого хозяина, Яна Тота, его отца Пайола Тота, Велизара, своего отца, Барковича, Железовского, Забаву Боянову и незнакомого молодого человека с улыбчивыми глазами, крепкого на вид, круглоголового и лысоватого. Кого-то он напоминал, этот парень. Но Ставру не дали вспомнить. Молодой человек встал и протянул руку, приятно улыбаясь:
— Не узнаете? А ведь мы знакомы.
— Это Диего Вирт, — буркнул Грехов, проверяя работу пси-фильтра, жестом указал на свободное кресло. — Присаживайся.
Ошеломленный Ставр сел, даже не поприветствовав остальных. Конечно, он все понял: Грехов перенес личность своего бывшего друга Диего Вирта в память витса, так сказать, «оживил» его. Но все же встретиться с Диего лицом к лицу не как с инком было непривычно.
Диего посмотрел на него понимающе, подмигнул, и Ставр опомнился, быстро окинув взглядом компанию, не обращавшую на него внимания. Только отец глянул недовольно да Ян Тот пошевелил пальцами в знак приветствия.
Видимо, гости находились здесь давно, потому что половина напитков была выпита, закуски съедены, и все перешли на сладкое, чай, кофе, лунный мед и горячие ягодные взвары. Ставр не сразу сообразил, что это прощание, поначалу он принял всех за команду, уходящую на поиски Сеятелей и Конструктора, поразившись, что она так велика.
— Если бы мы знали, почему Архитекторы и Конструкторы создали именно такой тип вселенной, — прогудел, очевидно заканчивая беседу, Железовский, — именно с таким набором констант, нам была бы ясней стратегия Игры.
— Вы напрасно приписываете им функции творцов нашего метагалактического домена, — возразил Ян Тот; разговор шел на звуке, а не в мыслесфере. — Принципы формирования фундаментальных постоянных, физических законов, установила воля «генома» Универсума, все остальные — исполнители.
— Откуда это? «Кто создал эту природу в то время, когда не было ни чего бы то ни было, ни ничего, и мрак покрывался мраком?{101}» — продекламировал Велизар. — Древние мыслители тоже задавались теми же вопросами, что и мы, а разгадки как не было, так и нет. Голос Пустоты не зря советовал «искать забытые следы чьей-то глубины». Кто мне ответит, по какой причине Универсум воюет с другим таким же Универсумом, с другой, равноподобной ему Вселенной?
— Для него это может быть не Война, а Игра.
— Суть дела термины не меняют. Я понимаю, что концепция совершенства природы — иллюзия, но война, в которую втягиваются, помимо их воли, целые цивилизации, какие бы цели она ни преследовала, — отвратительна!
— Люди, глядя на Вселенную с поверхности Земли, — обронил Грехов, — напоминают мне ученого, рассматривающего картину в микроскоп. Что он может увидеть? Только текстуру краски. Чтобы увидеть картину целиком, надо взглянуть на нее издали. Так и в нашем случае: чтобы оценить стратегию Игры-Войны Универсумов, надо выйти за пределы Вселенной.
— Вы выходили? — спросил Ян Тот с жадным любопытством.
Габриэль засмеялся:
— Для этого надо стать Конструктором или хотя бы ФАГом. Нет, за пределами Универсума я не был, за границей домена — был.
— И что там?!
— А ничего, — под общий смех ответил Грехов. — В языке человеческом нет слов, чтобы описать ту метавселенную. Могу лишь сказать, что Игрок-ФАГ добивается, судя по всему, упрощения континуума нашего мира, вырождения сложных форм взаимодействий, что ведет к «короткому замыканию» домена и к выходу его из Игры. Естественно, при этом выбываем из Игры и все мы, живущие в домене.
Наступила тишина.
Потом Баркович сказал, по своему обыкновению задрав голову и глядя на Грехова поверх носа:
— Но кто может поручиться, что Конструктор выступит на нашей стороне, а не на стороне ФАГа? Ведь он легко может уйти в другую метавселенную.
Грехов погрустнел.
— Конструктор — символ мира, который давно не существует, чьи законы нам неизвестны — я имею в виду этические нормы, законы морали. Конечно, он может принять сторону Игрока, обладая собственной оценкой этических состояний, но он родился здесь, в Системе, и наш дом — его дом, а мы — его меньшие братья, странным образом ставшие приемными родителями. Да и не в нас, собственно, дело. Конструктор, как до него — Архитекторы, рожден Универсумом, который не враг самому себе. Я не знаю, заложены ли в его геноме этические принципы типа «не навреди» или это уже наше, человеческое, изобретение, но все положительное, духовное, что мы создали за все время существования Вселенной, наверняка передается выше, из домена в домен через поле Сил в «мозг» Универсума, изменяя матрицу мира. Любое другое изменение есть насилие, что и демонстрирует ФАГ. А Конструктор насилия не любит. Это все, что я знаю.
Снова короткая тишина повисла в комнате. Потом встал Пайол Тот, за ним Велизар и Баркович.
— Пора за работу, друзья. Счастливого вам пути!
Они пожали руки Грехову, Вирту и Ставру, ушли. Железовский, Боянова и Прохор Панкратов задержались, и было понятно, какие чувства их обуревают.
— Если бы не обстоятельства, — пробасил Железовский, — я бы пошел с вами.
— Да и я тоже, — кивнул смущенно Прохор. — Да что уж там, не люблю я долгих прощаний. Ни пуха вам ни пера! — Он повернулся к сыну. — Забежишь на минуту домой?
Ставр кивнул.
— Не забывайте, что он в розыске, — сказал Железовский. — Иранцев не оставляет надежды заполучить «террориста» и устроить показательный судебный процесс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
