Наконец один из рулей поддался усилиям пилота, и нос клипера задрался вверх на доли градуса. Вскрыв аварийную панель, Лето увидел, что его руки покраснели и покрылись желтоватыми волдырями ожогов. Вокруг бушевало пламя, жар становился все нестерпимее. Однако герцог сумел схватиться за красный рычаг и рванул его на себя, напрягая остаток сил. Он надеялся, что кабели экстренной катапульты еще действуют.
Температура в кормовой части клипера превысила точку плавления металла. Крепления расплавились, и покоробленный несущий корпус дирижабля освободился от своего груза, отсоединившись от кабины. Паруса оторвались и, частью скомканные, частью объятые пламенем, поплыли по ветру, как огненные воздушные змеи без корд.
Пассажирская гондола оторвалась и начала падать вниз, а несущий корпус, сбросив тяжесть, взмыл вверх, похожий на пылающую комету. Кабина продолжала круто падать вниз. Из ее боковых стен выдвинулись крылья и с металлическим щелчком встали на место, замедлив падение. Поврежденный подвесной механизм хоть и плохо, но продолжал работать.
Лето изо всех сил толкал вперед рычаг. Раскаленный воздух при каждом вдохе грозил расплавить легкие. На кабину стремительно неслись деревья, окаймлявшие берег островка посреди залитого водой рисового поля. Шипы деревьев торчали, как пальцы, унизанные острыми когтями. Лето издал беззвучный крик…
Даже старый герцог погиб не при таких живописных обстоятельствах…
В последний момент Лето сумел выжать остатки энергии из сломанных подвесок и двигателей и немного приподнял кабину. Она пролетела мимо заполненной людьми деревни, над соломенными крышами и рухнула на рисовое поле.
Кабина ударилась о плодородную землю, как древнее артиллерийское ядро. В воздух взвился столб грязи, воды и древесных стволов. Задержавшись на мгновение в вышине, все это с грохотом рухнуло на землю.
Сила инерции выбросила Лето в фонарь кабины, а потом сбросила на пол. Коричневатая вода хлынула сквозь пробоины внутрь, а остатки дирижабля, застонав, как живой человек, наконец остановились.
Лето погрузился в спасительную черноту беспамятства…
~ ~ ~
Самые большие и важные жизненные проблемы не могут быть решены. Их можно только перерасти.
Сестра Джессика. Личный дневник
С неба лил светлый тропический дождь. Оставшиеся в живых Оружейные Мастера шли по искореженной взрывами мостовой того места, которое так недавно было центральной площадью Школы Гиназа.
Среди старых ветеранов Школы был и Дункан Айдахо, теперь проверенный в битве воин. Дункан снял и выбросил свой разорванный китель. Шедший рядом с ним Хий Рессер старался прикрыться от дождя рубашкой, пропитанной кровью, по большей части чужой. Оба они стали полноправными Оружейными Мастерами, но не испытывали ни малейшего желания устраивать по этому поводу пышное празднество.
Дункан хотел только одного — поскорее вернуться на Каладан.
Хотя со времени молниеносной атаки грумманцев прошло больше суток, на развалинах продолжали работать спасатели и пожарные. Поисковые собаки и специально обученные хорьки, принюхиваясь, старались обнаружить в завалах признаки жизни. Но под завалами осталось лишь несколько выживших.
Величественный фонтан, бывший некогда украшением площади, был изрешечен шрапнелью до полной неузнаваемости. Вокруг громоздились лишь дымящиеся руины. Даже свежий морской бриз не мог развеять едкого запаха дыма и пепла.
Солдаты Моритани преднамеренно совершили молниеносную атаку; их задачей было ударить и бежать; нападавшие не были готовы ни морально, ни материально к длительным сражениям. Как только защитники Гиназа пришли в себя после первого потрясения, войска Моритани бежали с поля боя, бросая убитых и раненых. Были также брошены боевые машины и орнитоптеры. Выполнив свою задачу, грумманцы бежали с Гиназа на ожидавших их фрегатах. Не было никакого сомнения, что виконт Моритани уже успел выступить с самооправданиями по поводу этой подлой акции, но втайне праздновал победу, несмотря на кровь, которую пролили в этом бою его собственные люди.
— Мы изучаем и преподаем боевые искусства, но Гиназ — не воинственная планета, — сказал Уитмор Бладд. Его костюм сейчас не отличался изяществом. Покрытые пятнами крови и копоти камзол и сорочка превратились в безобразные лохмотья. — Нам так нравилось оставаться вне арены политических интриг и конфликтов.
— Мы стали пленниками своих предрассудков, и нас застали врасплох, — проговорил Дже-Ву, на этот раз направив свой обычный сарказм против себя самого. — Нам следовало бы убивать даже курсантов за такое слепое высокомерие.
Безмерно уставший Дункан смотрел на людей, которые когда-то едва не лопались от гордости за свое исключительное положение, и удивлялся тому, насколько жалкими выглядели они сейчас.
— Гиназ никогда не должен был становиться целью военного нападения. — С этими словами Ривви Динари наклонился, чтобы поднять с мостовой искореженный кусок металла, бывший когда-то элементом украшения башенных часов. — Мы полагали…
— Вы полагали, — жестко произнес Дункан, и никто из старых мастеров не нашел нужных слов для ответа.
* * *
Дункан и его рыжеволосый друг нашли тело Кроноса и бросили его в бушующий прибой недалеко от главного тренировочного центра — на том самом месте, где напавшие грумманцы выбросили тела четырех убитых ими курсантов. Этот жест был вполне оправдан, нес в себе символическое значение, но ни Дункан, ни Рессер не испытали ни малейшего чувства удовлетворения.
Собравшись вокруг разрушенного административного корпуса, воины сокрушенно качали головами, осматривая руины. Дункан мысленно дал себе клятву никогда не забывать уроков самомнения, проявленного Оружейными Мастерами Гиназа, которое навлекло на них самих столько бед. Даже древние понимали вред самодовольства и высокомерия, зная, что это кратчайший путь к падению. Неужели человечество ничему не научилось за прошедшие десятки тысяч лет?
Как и все его товарищи, Дункан был теперь одет в форму цвета хаки и носил на голове красную бандану — одежду Оружейных Мастеров. На левой руке, как и у других, была повязана полоса черного крепа — знак траура по более чем сотне Оружейных Мастеров, погибших при отражении нападения грумманцев Моритани.
— Мы надеялись на то, что имперский закон защитит нас, — слабым и бесцветным голосом произнес раненый Морд Кур. Сейчас он не был похож на того человека, который учил молодых курсантов драме эпической поэзии и исторгал у них слезы, зачитывая куски древних сказаний о подвигах героев. Обе руки Кура были перевязаны. — Но грумманцам было все равно. Они оскорбили самые святые традиции, наплевали на самые основы империи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
