На площадь полезли жуткие, окровавленные демоны. Многоголовые, многорукие, многоногие, с шевелящейся кожей и зубами, между которыми застряли куски человеческих тел. При виде их половина стражей врат предпочла не вступать в битву с монстрами и покончила с собой. Оставшиеся осмелились сопротивляться, но сражение длилось ровно столько, сколько понадобилось демонам, чтобы поотрывать людям головы.
Мечи у стражей врат были простые и не обладали чародейскими силами, способными выстоять против тварей из преисподней не имели. В противоположность этому обычному оружию, мечи стражей Тайных покоев и телохранителей царицы отливали благородной голубизной.
— Отец! — закричала Аринна, высунувшись из паланкина. — Отец! Возьмите и его!
— Умолкни! — прикрикнул Ривал из своего паланкина. — Иначе я оставлю тебя здесь! — Он говорил зло и решительно.
Аринна взглянула вперед, на жирующих демонов, и все слова застряли у нее в горле. Испугавшись, они уперлись кончиками знаков в гортань, и не захотели вылезать наружу.
Аринна побледнела и отшатнулась назад, в глубину паланкина. На мягких шелковых подушках, набитых пухом, в розоватом свете, пробивающемся сквозь тонкую ткань, вдыхая изысканные благовония, которыми все было пропитано, царица немного пришла в себя и снова произнесла: — Отец!…
Но больше не посмела высунуться.
Она чуть раздвинула плотное покрывало И опустила внутреннюю занавесь из полупрозрачного муслина. Сердце ее замирало от ужаса, но она не могла заставить себя оторваться от жестокого зрелища.
Ее телохранители храбро сражались с существами из преисподней, полагая две-три человеческие жизни на одну демонскую. Капли красной и черной крови иногда долетали до паланкина и пятнали муслин.
Аринна вцепилась в ткань пальцами. Занавесь дрожала. Гортань девушки пересохла, язык превратился в толстое, чужое существо с шершавой кожей, которое боялось пошевелиться.
Процессия направилась к северным воротам. На углу улицы, где жил министр Линфань, творилось что-то ужасное. Демонов было так много, что они образовали в начале улицы огромную шевелящуюся кучу. Среди черных щупалец, ртов, суставчатых ног мелькали иногда части человеческого тела. Некоторые из несчастных казались еще живыми. Бледная рука, окольцованная перстнями — голым оставался только большой палец — двигалась с быстротой бегущего паука, пальцы сгибались во все стороны.
Увидев царский кортеж, крайние демоны полезли из кучи, и она распалась. Телохранители погибали по нескольку человек за каждый удар сердца царицы.
Растерзанный паланкин пурпурного цвета валялся под шевелящейся кучей.
Пурпурная ткань была пятнистой от свежей крови. Ткань шевелилась. Аринна с трудом сдержала крик, когда из-под ткани выбралась человеческая голова и направилась в ее сторону.
Голова, без сомнения, когда-то принадлежала Линфаню. Приближаясь, она становилась больше. Вдруг лоб ее лопнул, и оттуда выпал мелкий демон. Мгновенно голова словно взорвалась — и мелкие демоны со звуком, подобным хихиканью, бросились во все стороны. На мостовой осталась лшйф растерзанная кожа.
* * *
Конан освободился от пут и прикончил тюремщика, который было застонал и вознамерился прийти в себя. Конан взбежал по лестнице и встретился с бегущими ему навстречу людьми. Они завопили прежде него, и киммериец узнал в одном из бегущих второго тюремщика. Ради давнего знакомства Конан убил его первым.
Бедняга пытался запихивать свои внутренности обратно в рассеченный живот, а два его сообщника в ужасе отступили.
Что-то вверху привлекло внимание киммерийца. На мгновение он поднял взгляд. То, что он увидел, очень ему не понравилось.
На потолке имелись плоские черные жилы. Если бы они не двигались, их можно было бы принять за рисунок.
Замешательством Конана поспешили воспользоваться недруги. Оба стражника бросились к нему с занесенными для удара мечами. Клинки у них были длиннее, чем у киммерийца.
Конан отбил один из клинков и полоснул по лицу его обладателя, проделав тому второй рот на щеке. Этот рот был намного более красным. Кровь с белыми крошками зубов выплеснулась сквозь отверстие, и человек стал заваливаться в сторону Конана. Удар грузного тела сбил Конана с ног.
Другой стражник зарычал от ярости, видя, что враг повержен, и прыгнул к нему через тело соратника, занеся меч. Жилы на потолке обрели рельефность и быстро опустились на голову незадачливого стражника. Он замешкался с ударом, чувствуя, что что-то не так. Подняв взгляд, стражник заметил спускающиеся к нему жилы. Рот его открылся. Он намеревался закричать, но копчик одной из жил сразу же проник ему в горло. Кадык стражника вздулся и лопнул, взорвавшись жутким фонтаном крови.
Конан пришел в себя.
Стражник весь уже был пронизан жилами, ставшими красными от крови. Ноги его оторвались от пола и мелко задрожали.
Конан похолодел от ужаса и быстро побежал на четвереньках. Воину это не пристало и, опомнившись, Конан вскочил. Спиной он чувствовал хищное шевеление на потолке. Конан стремительно побежал по коридору дальше. Он видел выход на следующую лестницу, на которой, вроде бы, еще блестел солнечный свет.
Поднявшись по лестнице, Конан очутился в коридоре, по одну сторону которого под потолком имелись узкие окна. Потолок был здесь чист. Стражников тоже не было. Точнее, живых стражников. Два мертвых тела лежали поперек прохода. Лица погибших были страшно бледными — ни кровинки. Киммерийцу это сильно не понравилось.
Мертвецы лежали слева от лестницы, Конан пошел направо. Коридор закончился входом в ярко освещенный солнцем зал, но когда киммериец приблизился ко входу, сверху начала опускаться каменная дверь. Сыпалась пыль, и дверь дрожала.
Сзади послышался какой-то неприятный звук… Дверь вдруг ускорила свое движение. В несколько прыжков Конан достиг входа и перекатился под дверью. Она опустилась с грохотом сразу вслед за киммерийцем — он едва успел отдернуть запоздавшую руку с мечом. Кончик меча сломался.
* * *
В зале стоял тошнотворно-сладкий запах. На стенах висело оружие.
Среди мечей разных времен и стран Конан обнаружил собственный меч. Голубоватая благородная сталь выделялась на фоне остального оружия, словно оазис в пустыне. Конан отбросил чужой сломанный клинок и схватил свой. Он почувствовал, что меч отозвался на руку избранного и прильнул к ней, как преданный пес к ноге хозяина.
Запах в зале стал сильнее. Конан огляделся, но ничего, способного издавать такой запах, не обнаружил. Он двинулся к высоким зарешеченным окнам, сквозь которые проникал утренний свет, и понял, что запах доносится с улицы.
