откинуться на спинку и едва не свалился. Встал и размял спину.
– Приятной наружности человек разъезжает посреди ночи в белом фургоне и убивает санитара… Спасибо, ты мне очень помог.
– Без проблем. Чем-то еще я могу помочь?
Йенс похлопал программиста по плечу.
– Мне нужен номер фургона.
– Без шансов. Все претензии к фотографу.
– Он мертв.
– Тем хуже для него… и для тебя.
Йенс покинул технический отдел и, прежде чем пройти в приемную – владения Ребекки, – достал из кармана маленькую упаковку шоколадных конфет с марципаном, которые купил по пути в управление. Он знал, что Ребекка их очень любит, и не раз видел их у нее на столе. Она то и дело сокрушалась по поводу лишнего веса, но не могла отказать себе в удовольствии.
– С наилучшими пожеланиями, верная подруга! – воскликнул Йенс, распахивая дверь, и едва не налетел на свою начальницу.
Марайке Баумгартнер, советник криминальной полиции, окинула его недоверчивым взглядом.
– Боюсь, несколько поздновато, – сказала она. – Или рановато, как посмотреть.
– Это не для вас, а для фрау Освальд.
– Да что вы говорите…
Йенс посмотрел на фрау Баумгартнер, невольно вспомнил о золотом сечении идеального лица, о котором говорил Линус, и задумался, связана ли эта демонстративная неприступность с хорошей внешностью. С первого дня Йенс машинально сравнивал свою начальницу с новеньким холодильником, глянцевым снаружи и холодным внутри. Впрочем, он недостаточно хорошо ее знал, и, возможно, в жизни она была совсем не такой. Однако опыт подсказывал, что лицевая сторона, как правило, была красивее изнанки.
– Как продвигается дело Кината? – спросила фрау Баумгартнер.
– Пока не сдвинулось.
– То есть подозреваемых нет?
– Нет.
– Но вы делали в этой связи запрос по заявлениям о пропаже. Мы получили такое заявление. Пропала молодая женщина из Хайденхайма.
– Это в Баварии?
– Баден-Вюртемберг, – поправила фрау Баумгартнер. – Вероятно, последним местом ее пребывания был Гамбург.
– Почему вероятно?
– Вы задержались, а у меня нет времени посвящать вас в детали. Информация передана вам на почту, ознакомьтесь. Я уже должна быть на совещании с мэром.
С этими словами она развернулась и вышла за дверь.
Ребекка между тем сидела за своим столом и смотрела на Йенса сияющими глазами.
– Я же говорила, что она не в духе, – сказала она и выехала из-за стола на инвалидном кресле. – Конфеты? Для меня? Как это мило… – Взяла коробку из его рук. – Да еще с марципаном… Мне добрать еще пару кило?
– Просто оставайся такой, какая ты есть. Будь здорова.
– Спасибо.
Йенс прошел в свой кабинет, закрыл за собой дверь и выдохнул с облегчением. Такое обилие контактов прямо с утра не шло ему на пользу. Он не мог ясно мыслить, когда его торопили. Как будто чужие мысли и чувства переплетались с его собственными, и все скатывалось в один клубок без начала и конца.
Заявление по пропаже, о котором сообщила ему фрау Баумгартнер, разбудило в нем любопытство. Он открыл документы коллег из Хайденхайма и внимательно прочитал.
Яна Хайгель. Двадцать шесть лет. Не замужем. Студентка. Проживает в Хайденхайме. В настоящий момент находится в путешествии по городам Германии. Последнее известное место пребывания: Гамбург, где Яна предположительно сняла комнату через «Эйрбиэнби». При этом коллеги писали, что последняя публикация на «Фейсбуке» сделана с главного вокзала, откуда она собиралась ехать в Берлин.
Йенс зашел на «Фейсбук» и нашел страницу Яны Хайгель. Последняя фотография была опубликована три дня назад. Яна Хайгель на фоне информационного табло на главном вокзале. Табло указывало время отправления поезда в Берлин. Она оставила под фотографией короткую подпись:
«Снова в путь! Берлин, жди меня».
13
– Вечер будет что надо, поверь! Сколько же парней мы с тобой охмурим…
Вивьен в красном кружевном белье, совершенно не стесняясь, скакала по своей комнате. Лени сидела, скрестив ноги, на кровати и ждала кульминационного момента. Вивьен вытащила ее, чтобы она оценила ее добычу после похода по магазинам – как будто Лени подходила для этой роли. Она предпочла бы отдохнуть у себя в комнате, почитать книгу и поразмыслить. Но с подругой вроде Вивьен это казалось несбыточной мечтой.
Та подхватила бумажный пакет и вытряхнула на кровать красную юбку с белой блузкой.
– Магазины у них тут невероятные, а это я отхватила почти за бесценок.
Энтузиазм и восторг Вивьен были столь заразительны, что Лени вдруг почувствовала, что и сама, против воли, с предвкушением ждет вечера.
Вивьен проворно влезла в обновки. Юбка была узкая и очень короткая. За исключением цвета, она в точности напоминала ту, которая была на Вивьен прошлой ночью, когда Лени впервые увидела ее в машине. Блузка оказалась свободнее, но без рукавов и с глубоким до непристойности вырезом на спине.
В довершение Вивьен надела подходящие туфли на высоких каблуках, уперла руки в бедра и покружилась.
– Та-да-ам! Ну что скажешь?
– Сзади видно лифчик, – заметила Лени.
– В том и смысл. Парни с ума сходят, когда видят застежку и не могут ее тронуть.
– А если наклонишься, видно, что у тебя под юбкой.
Вивьен звонко рассмеялась:
– Ах, Простушка… прости… Лени-Лени, тебе еще столько нужно усвоить, чтобы вскружить голову мужчине…
– Может, мне это и не нужно.
– Станет нужно, когда встретишь того самого, поверь… А если так, что скажешь?
Вивьен открыла шкатулку перед зеркалом и поднесла к мочкам ушей серебряные серьги в форме перьев.
– Выглядят чудесно, – сказала Лени. – Я и в первый раз заметила их на тебе. Откуда они?
– Это мои любимые… отчим подарил на день рождения. И умер в тот же год.
– Сочувствую. Как это произошло?
– Погиб в автокатастрофе. Вместе с мамой. Оба, на месте.
Вивьен стояла перед зеркалом, к ней спиной, и Лени не видела ее лица, но этого и не требовалось, чтобы понять, сколь болезненным был для нее такой удар судьбы. В ее голосе сквозила скорбь, плечи поникли. Хорошее настроение улетучилось.
– Ох, – выдохнула Лени. – Когда это случилось?
– Два года назад.
– Вивьен… мне так жаль…
Вивьен кивнула и, поджав губы, отступила от зеркала. Села на край кровати.
– Мне уже лучше. Понемногу с каждым днем.
Она смотрела на серьги в своих руках и поглаживала их большим пальцем.
На этот раз Лени не пришлось себя заставлять. Поддавшись порыву, она обняла Вивьен и погладила ее по плечу. Но от дурацких фраз, вроде «все будет хорошо», все же воздержалась. В книгах подобные банальности всякий раз вызывали у нее раздражение, и сама она никогда не стала бы к ним прибегать.
– Вы были в хороших отношениях? – спросила вместо этого Лени.
Вивьен, сглотнув, кивнула:
– Он любил меня больше, чем родной отец. Замечательный человек.
Лени едва не сказала, что многим повезло куда меньше, в том числе ей, но и в этот раз сдержалась. Не следовало перетягивать на себя сочувствие, когда подруга открывала душу. Да и какое значение имел тот факт, что отец никогда не любил Лени? Он никого не любил, даже себя, и для нее это было своего рода извинением.
– Мне всегда помогают слова Роберта Фроста
