— Но лица его никто не видел?
— Никто. Но если бы это была женщина, то было понятно, да? Ну, по движениям… В общем, он после этого исчез, а твое тело так и не нашли. Одни считали, что ты провалился в глубину гейзера, другие, что уполз… но тогда нашли бы следы? Ты просто пропал — и вот теперь я вижу тебя снова, невредимого, только в синяках и ссадинах, утверждающего, что потерял память. — Она посмотрела на небо. — А что, если ты потерял память, после как упал в гейзер?
Я покачал головой.
— Нет, не получается. Мира сказала, что я был в Херсон-Граде. Оттуда уехал с отрядом в экспедицию к южным склонам Крыма, прислал почтового ворона, назначил встречу, но не пришел в указанное место.
— В той экспедиции ты и нашел что-то древнее, из времен до Погибели?
— Да. Сестра решила, что меня захватили в плен кочевые мутанты и пытали, поэтому я потерял память. Повезла меня обратно в Херсон-Град, но по дороге я вывалился из термоплана. Выходит, карлик расстался с Мирой, прилетел в Инкерман и все доложил Лонгину.
— Не то чтобы доложил… — начала она, и тут на край корзины села белуша. Сложила крылья, повернула уродливую голову, глядя на нас немигающим черным глазом-бусиной.
— Пошла! — Лада взмахнула руками.
Белуша захлопала крыльями и улетела. За разговором мы не заметили, как наступило утро.
***Солнце поднялось над горизонтом, но высоко над землей было по-прежнему холодно.
Перегнувшись через борт, я разглядывал трещину на корзине. Из плетеной обшивки торчали лохмотья войлока — вот почему осколок брони не пробил стенку насквозь.
— Воевода вез меня в Инкерман, — сказал я, нагнувшись за флягой. — Стоило сбегать от него, чтобы прилететь туда же.
Лада молча смотрела вперед.
— Эй, — позвал я, облокачиваясь на борт. — Поешь, там кусок мяса остался.
В ответ она махнула рукой.
— Смотри!
Отпив, я повесил флягу на плечо, потер ушибленный бок и выглянул.
Правый склон Инкерманского ущелья состоял из трех уступов, рассеченных белой полосой водопада. Левый был почти отвесным, его усеивали мшистые островки растительности, среди них чернели входы в забои, под которыми приткнулись площадки из бревен.
Между этим склоном и уступами протянулись три пологие арки — знаменитые мосты Инкермана.
Они находились точно друг над другом. Расстояние между мостами было такое, что там спокойно мог пройти транспортный дирижабль, главное, не зацепить толстые электрокабели, провисавшие под арками. Кабели соединяли шахты в отвесном склоне и гудящие на уступах рядом с водопадом турбины-генераторы.
Со дна ущелья поднимались белые столбы пара — десятки, если не сотни гейзеров били там.
— Это и есть кварталы Инкермана? — Я показал на усеянные крошечными постройками уступы. — Три квартала, правильно?
Лада кивнула.
С возвращением в ущелье она переменилась, стала неразговорчивой, да и смотрела на меня иначе. Казалось, девушка о чем-то напряженно раздумывала.
Самым удивительным в открывшейся взгляду картине было сооружение далеко за водопадом, висящее прямо над ущельем. Поначалу казалось, что тяжелая конструкция парит в воздухе благодаря силе восходящих горячих потоков, но потом ветер разогнал серую дымку, обнажив громадный скальный выступ, наискось выпиравший из правого, населенного склона. На конце кривой скалы и стоял завод по добыче чензира, который гетманы выцеживали из воды в меловых бассейнах. Больше на Крыме никто не умел добывать чензир, потому-то жители ущелья так богаты. Инкерман — самый сильный клан на Крыме и, в конце концов, может подчинить себе всю гору. Кочевые племена слишком малы и плохо вооружены, многочисленные банды, рыщущие по равнинам, никогда не объединятся, а в Херсон-Граде даже нет своего войска, только ополчение, которое созывают при необходимости. До сих пор такой необходимостью становились редкие атаки банд или больших стай панцирных волков, но не крупная война. Против Инкермана херсонцам не выстоять.
Хотя ведь были с Мирой омеговцы. Откуда взялись солдаты-наемники в окружении моей сестры?
Ветер нес эвакуатор над ущельем, и я достал оптическую трубу.
Основание завода лежало на железных сваях, рядами забитых в скалу. На сваях — плиты перекрытия, а на тех галереи из вертикальных балок, между которыми стоит оборудование. К заводу под острым углом примыкала рельсовая ветка, вверх по ней катились вагонетки, заполненные размельченной в каменоломнях породой. С конца ветки они попадали на эстакаду, полумесяцем опоясывающую завод, пробегали по ней и ныряли в широкую трубу, которая насквозь пронизывала галереи. Примерно посередине к трубе было подвешено здоровенное железное корыто — бункер, из днища которого выходили три желоба.
Я подался вперед, поставив локти на бортик. Стенки бункера ритмично вздрагивали каждый раз, когда очередная вагонетка ныряла в трубу, протянувшуюся сквозь лес балок. Вместе с водой измельченная порода лилась по желобам в меловые бассейны между сваями под основанием завода. Вдоль бассейнов сновали люди, длинными шестами тыкали в мутную воду — наверно, прочищали дренажную систему, которую забивала щебенка. Похоже, трубы прячутся прямо в скале, по ним вода отводится на одно ущелья, там часть стекает в подземную речку, а часть уходит в гейзеры, возвращаясь в виде пара, которым гетманы отапливают свои жилища с наступлением холодных сезонов. Цикл, наверное, длится несколько дней, потом бассейны осушают и собирают накопившийся в нем чензир, который отделился от породы под действием воды.
Опустив трубу, я покосился на Ладу. Девушка с гордостью рассматривала ущелье и завод на скале — да, гетманам надо отдать должное, на Крыме больше никому не под силу создать такое. Сколько лет у них ушло на то, чтобы все это построить и организовать? И сколько рабов погибло на строительстве? Без рабского труда Дома никогда бы не стали сильнейшим кланом горы Крым. Напасть на них вряд ли кто осмелится, армия Инкермана самая крупная. Наверняка в Раде это давно поняли и не прочь завладеть Крымом, сделав кочевников, фермеров и херсонцев рабами. Выходит, я хотел взорвать Раду, чтобы спасти Херсон-Град? Устроить в ущелье гражданскую войну, ослабить гетманов и напасть на них? Вот потому-то омеговцы и появились в окружении Миры — мы наняли их для будущей схватки с гетманами.
Я еще раз осмотрел завод. От дальнего края вниз полого сбегала вторая рельсовая ветка, по которой на дно ущелья скатывались пустые вагонетки. Внизу она круто поворачивала возле огромной серой горы щебня, над которой высилась стрела рокочущего двигателем экскаватора. На конце ее вращалось колесо, издали напоминающее зубастую шестерню. Ковши-зубья на колесе черпали щебенку, опрокидывались над бункером в форме конуса, висевшим на сваях горловиной к эстакаде, по которой катили вагонетки. Они заполнялись щебнем и, разгоняясь, уезжали вверх. По насыпи, урча моторами и плюясь белыми клубами, ползали два трактора, сгребали к шестерне породу, которую подвозили грузовые самоходы, выезжавшие на дно ущелья с включенными фарами из пролома в отвесном склоне.
Рокот, грохот и дребезжание становились все громче.
— А где встречающие? — спросил я, поворачиваясь к жилым кварталам Инкермана, потянувшимся справа от эвакуатора. Они были так близко, что пришлось опустить трубу.
Лада показала в другую сторону:
— Не туда смотришь. Вон.
По длинным вертикальным штангам, прилипшим к левому склону, вверх ползла платформа с низким ограждением. На платформе стояли вооруженные гетманы… много гетманов.
Эвакуатор приближался к мостам. Скоро мы пролетим над верхним, а подъемник с гетманами уже миновал средний, и я понял: они перехватят нас, добравшись до последней арки. Мы пройдем над их головами, и гетманы смогут зацепить корзину баграми.
— Где швартуются небоходы? — спросил я.
— Стрелу видишь? Позади завода.
Я прищурился. Из марева, клубившегося над кривой скалой, выступала тонкая, как игла, мачта.
— Что-то не видно там «Каботажника». Хотя Чак ведь стравил весь газ, когда кочевники продырявили емкость.
— Значит, свою машину он поставил на площадке под стрелой, — пояснила Лада. — Там можно и баллон заправить.
Платформа с гетманами замедлила ход, приближаясь к бревенчатой площадке, в которую упирался мост.
— Как вообще устроен Инкерман? — спросил я, прикидывая, на какой высоте корзина пролетит над аркой.
Лада молчала. Гетманы на платформе засуетились, готовясь выбраться на площадку, и я повернулся к девушке. Она в упор смотрела на меня, кусая губу.
— Что?
Приняв какое-то решение, Лада переступила с ноги на ногу и пристукнула кулаком по борту.
— Ну хорошо, я помогу тебе. Я чувствую себя предательницей из-за этого… В общем, в двух верхних кварталах живут горожане.
