— Я думала, что ты могла хотя бы попытаться, — прошептала Джулиана.
— О, мой ангел… — начала прерывающимся голосом Изабелла, но громкий стук в дверь прервал ее, и Джулиана поспешила открыть, лишь бы только прервать этот мучительный разговор.
Она сразу узнала слугу мастера Николаса, стоявшего за дверью, — смуглолицего, опасного на вид человека, который являлся прекрасным дополнением к хитрецу, называющему себя дураком.
— Отец Паулус зовет вас, миледи, — произнес он хриплым голосом, при этом сам он выглядел явно недовольным. — Я отведу вас к нему, прежде чем проведаю своего хозяина.
— Ваш хозяин в полном порядке, Бого, — сказала Джулиана. — Он только что насладился холодным купанием.
Она хотела смутить или озадачить его своими словами, но вместо этого ужасное лицо слуги озарилось веселой улыбкой.
— Что вы сделали с ним, миледи? Но, что бы это ни было, это все неважно, если хотите знать мою точку зрения. Вы очень ему подходите.
— Я подхожу ему? — повторила она потрясенно. — Да я не желаю иметь с ним ничего общего!
И прежде чем Изабелла захотела бы задать не слишком удобные вопросы о том, как ее дочь оказалась наедине с шутом, Джулиана поспешно продолжила:
— Мы сами найдем путь в покои аббата, а вы больше нужны своему мастеру Николасу.
— Ну да, конечно, вы же его уже повидали, — отозвался Бого. Он посмотрел через плечо Джулианы на леди Изабеллу, и его манеры тут же изменились.
— Вам не нужна моя помощь, леди Изабелла? — почтительно спросил он.
Она улыбнулась ему. Такая улыбка могла очаровать любого мужчину, подумала Джулиана. Были времена, когда она сама обладала такой же чарующей улыбкой, что и ее мать. Она могла превратить мужчину в своего раба с помощью одного лишь нежного слова или ласкового взгляда, но лишь до того момента, когда поняла, что больше не хочет, чтобы ее окружали рабы. Она хотела лишь одного — чтобы все оставили ее в покое.
— Благодарю тебя, Бого, — тихо сказала Изабелла. — Не беспокойся. Отец Паулус исповедует в большой часовне? Я хорошо ее знаю. Я провела много часов в молитвах в ее благословенных стенах.
— Вы молитесь о прощении своих грехов? — спросила Джулиана, ненавидя себя за ту мелочность, которая не позволяла ей придержать язык.
Изабелла повернулась к ней со спокойной улыбкой.
— В отличие от тебя, моя дорогая, я далеко не безупречна.
Она поднялась, отложила рукоделие на деревянное кресло позади себя.
— Так мы идем, — обратилась она к Джулиане. — Чем скорее мы покаемся в своих грехах, тем скорее их нам отпустят. Разумеется, для тебя это будет совсем недолго.
Джулиана прикусила губу. Нежный голос Изабеллы заставлял ее чувствовать себя капризным ребенком, требующим луну с неба. Но на самом деле она не хотела луну. Ей была нужна только ее мать.
— И в самом деле, — сказала она.
Она следовала за легкой фигуркой матери в полутемный каменный холл замка Фортэм, отчаянно желая, чтобы она сама умела двигаться с таким же изяществом и легкой грацией. Спуск по винтовой лестнице показался Джулиане бесконечным, и она начала зевать к тому времени, когда они достигли обширной часовни замка.
Аббат ждал их с выражением крайнего нетерпения на бледном, бесцветном лице. Его тонкие губы кривились от раздражения. Этот маленький худой человек казался на первый взгляд совершенно безвредным, но Джулиана видела, что сотворили эти худые руки со спиной шута, и уже не могла обманываться насчет аббата.
— Дочери Евы! — приветствовал он их громким голосом. — Падите ниц и слушайте свою епитимью.
— Но, отец Паулус, — попыталась возразить Джулиана. — Мы ведь еще не исповедались…
— Не смейте указывать мне, миледи! Господь говорил со мной, он послал меня в это гнездо разврата, и я не потерплю неповиновения! Если хотите заслужить прощение за свои многочисленные грехи, распростритесь у ног его, на виду у всех, кто войдет сюда.
К ужасу Джулианы, ее мать опустилась на колени, а затем легла, вытянувшись во весь рост на холодном каменном полу часовни, готовая с покорностью принять епитимью. Отец Паулус перевел свой пронзительный взгляд на Джулиану:
— На пол, леди! Или я позову слуг, которые заставят вас быть покорной!
У Джулианы были некоторые сомнения по поводу того, что священник обладает таким влиянием на здешних обитателей, но она решила не проверять этого. Она легла на пол лицом вниз рядом с матерью, дыша в ледяные камни возле своей щеки.
— Вы сами знаете свои прегрешения! — монотонно начал отец Паулус, возвышаясь над ними. — Сластолюбие, похоть, греховные желания, которые вы скрываете в своих сердцах, в своих душах и мыслях.
Джулиана не собиралась признаваться в своей похоти, поскольку одна только мысль об этом вызывала у нее дрожь гораздо более сильную, чем ледяные камни часовни. В углу она заметила жаровню, но та не горела. Ясно, что отец Паулус считает правильным умерщвлять плоть при любой возможности, будь то плеткой или холодом.
— Дочери сатаны! — продолжал завывать громким голосом священник, и каменные стены часовни отзывались ему многоголосым эхом. — Вы рождены, чтобы смущать и соблазнять мужчин, сбивать их с пути истинного, калечить их души и жизни. В вас заключено все зло! Зная об этом, я защищен от ваших злых намерений и желаю защитить всех, кто меня окружает. Я покажу им истинный путь и заставлю вас обеих свернуть с дороги идолопоклонства и похоти, которую вы избрали.
Джулиана издала было непроизвольный возглас протеста, а Изабелла лежала совершенно безмолвно и даже ни разу не пошевелилась.
— Мир погряз во зле и пороках, а женщина — причина всех зол, инструмент дьявола, посланный на землю, чтобы погубить цветок добра и благочестия в мужчине. Единственная надежда на спасение — это целомудрие, смиренность и покорное молчание.
Смиренность не проблема, размышляла Джулиана, слушая эти безумные речи, но что касается целомудрия, тут уже возникали некоторые сложности. А о покорном молчании вообще говорить не приходится, это совершенно неприемлемо.
— Моя мать завтра выходит замуж, отец Паулус, — сказала Джулиана, поднимая голову. — Как она может принять клятву целомудрия? Разве не церковь учит нас, что брак нужен для того, чтобы плодиться и размножаться?
— Молчи, несчастная! — загремел над ее ухом голос аббата. — И ты, и твоя мать давно показали свою бесплодность и бесполезность в глазах церкви! Не смей учить меня церковным доктринам и добавлять грех ереси к своим бесчисленным прегрешениям! Наказание за ересь — костер! А я никогда не уклоняюсь от своего долга!
Вот тут уж Джулиана поняла, что молчание и в самом деле благо. Она ни на минуту не усомнилась в словах отца Паулуса. Тот, кто мог так исполосовать кнутом беднягу Николаса, без колебания отправит на костер еретика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
