Впереди замаячил просвет в кедрачах. «Скоро озеро. Даже, как утки крякают, слышно».
Кончились кедры. Но вместо озера - широкое, кое-где поросшее чахлыми сосенками болото. Тонкой извивающейся змейкой вбегала в него речушка, пропадая за буйной зеленью растущей по кочкам осоки. За болотом опять темнели кедрачи.
«Надо посмотреть и их». Росин шагнул на мох, оплетенный тонкими красноватыми стеблями клюквы. Как пружинный матрас, закачался под ногами зыбун. «Тут надо осторожней».
Очистил от сучьев прочную жердину, взял ее поперек и пошел дальше.
Волнами перекатывался под ногами зыбун. И вдруг прорвался! Росин ухнул в торфяную жижу. И сразу же по грудь. Ушел бы с головой - спасла жердина.
Опираясь на нее, Росин выкарабкался из трясины и ползком пробрался до твердой земли.
За болотом речушка бойчее и шире. «А как она бежит? Может быть, в озеро? А может, в другую речку, побольше? - думал Росин, отмывая коричневую торфяную грязь. - А что, если попытаться сообщить все-таки о себе? Кто знает, куда течет эта речка?»
Вадим выбрал подходящий обломок сухого дерева, обстрогал его и вырезал:
«Щучье. Помогите. Ф. Суров».
Покачивая, течение понесло дощечку. Росин провожал ее глазами, держа в руке второй обломок. Но уже на первом повороте речку перегородил завал. «А сколько впереди таких завалов», - безнадежно подумал Росин и вернулся к своей работе.
За работой время шло незаметно. Пора на ночлег.
Из еловых лап Росин устроил постель. Вместо подушки - толстый корень кедра. С мягкой прослойкой мха это даже удобно. Ворох сухой прошлогодней травы - одеяло…
Зашуршали прошлогодние листья, и Росин увидел забавную лесную сценку. Впереди взрослая землеройка, размером с пару наперстков, а за ней гуськом тянулись маленькие землеройки. Каждая держалась зубами за шерсть впереди идущей, а первая за шерсть матери.
Когда уже изрядно сгустились сумерки, в куст рядом с Росиным влетела небольшая птичка. Села на ветку и распушилась, устроившись на ночлег. Вдруг она заметила Росина. С недоумением смотрела на него, но не улетала. В темноте Росин даже не разобрал, что это была за птичка. А та, посидев немного, решила перебраться в более спокойное место, вспорхнула и пропала в темноте.
В сумерках небольшой заливчик речушки напомнил Росину пруд в лесу, неподалеку от их поселка, пруд, в котором мальчишкой ловил корзиной карасей. Там же он нашел ответ на не такой уж простой для себя вопрос.
И дома, и в школе все говорили: Бога нет. Нет никаких чертей, ведьм, водяных. А тетя Даша говорила - есть, и рассказывала страшные истории. Он, конечно, не верил ни в Бога, ни в черта, ни в водяных. И вот тогда-то пришел он ночью один к лесному пруду, разделся и вслух сказал: «Если есть водяной - схвати меня!»
Потихоньку вошел в воду и поплыл. Доплыл до того берега. Вылез по тине. Пошел краем к своему белью, все еще ожидая, что вот-вот кто-нибудь схватит. Подошел к белью, взял его и торжествующе сказал: «Ага, значит, тебя нет! И никого, значит, нет!» Оделся и напрямик зашагал через лес к дому, не боясь трещать ветками.
Засыпая, Росин улыбнулся этим воспоминаниям.
Вдруг в темноте раздался непонятный звук. Казалось, треснула ветка. Росин приподнял голову… Ничего не слышно. Опять лег… Снова шорох. Теперь с другой стороны… Росин стряхнул с головы траву. Кто-то бродит неподалеку. Медведь?… Лось?… А может, росомаха или рысь?
Комары сразу налипли на лицо и шею. Пришлось опять зарыться в траву.
«Может, все-таки медведь? И вдруг не из пугливых? Есть же в енисейской тайге такие, что сами ищут встречи с человеком… Ладно, как будто первый раз в тайге ночую…»
Наутро по когтистым следам у выворота Росин увидел, что приходил всего-навсего мирный барсук.
«Ну что же, пора опять за дело. Теперь прямо отсюда к озеру, - решил Росин. - Будет второй маршрут».
…Сумрачная вечерняя тайга. Бурелом, бороды на деревьях. Все кругом похоже на декорацию к сказке про Берендея. Над деревьями всплыл желтый, как свет в деревенском окошке, месяц…
На ветке устроились на ночлег синичата. Они прижались друг к другу и распушились так, что не сосчитаешь, сколько же их сидит.
Росин вышел к затуманившемуся, притихшему озеру.
Мрак постепенно густел.
Засверкали звезды. Чем больше загоралось звезд, тем меньше света оставалось в тайге, как будто звезды - это собирающийся в блестки, уходящий с земли свет.
В черно-синих тростниках ворочались караси, время от времени всплескивали щуки. Бесшумно, почти коснувшись крылом лица, пролетела сова и тут же пропала в ночи. То и дело мелькали над водой летучие мыши.
Наконец мелькнул и пропал в темноте огонек. Единственный огонек на сотни километров укрытой мраком тайги. Дорога здесь и в темноте знакома.
Росин поправил туес с объемистой пачкой исписанной бересты. «Побольше бы таких деньков. Целая кипа наблюдений. Жаль, что столько времени приходится тратить на всякие хозяйственные дела… Ну ничего, и то, что сделаем, не надо будет делать другим».
Огонек вспыхнул опять, и теперь его уже не скрывали невидимые в темноте деревья. «Там Федор. Сейчас и я буду там. А со стороны вот так же будут глядеть ночные звери». Росин даже нагнулся и посмотрел сквозь кусты на огонек. «Вот так будет видеть окошко рысь… А если приподняться - медведь». Росин заторопился к избушке. Вот и она. Открыл дверь, щурясь от яркого света, шагнул через порог. В избушке разгром, на полу лежал Федор.
Глава 14
Только утром Федор смог рассказать, что случилось.
– Как ты ушел, походил малость - нога ничего. И спина только чуть поламывает. Вышел, прошел возле избушки. Ладно все. Гляжу, пихтовый обломок лежит, метра всего полтора. Дай, думаю, к избушке подтащу, сожгем. Поднял на плечо даже. Ничего вроде, совсем не тяжелый. Вот, думаю, и ладно, теперь хоть дрова могу собирать. Шагнул - и света невзвидел! И ногу и спину как прострелило. Упал, хоть землю грызи! Отлежался, к избушке пополз. Вроде рядом, а полз дотемна. Думал, в чу вале огня не застану. Взгляну на трубу - не дымит, воздух только теплый дрожит, угли, значит, остались. Вполз в избушку - и все, с места не сдвинусь. Так на полу сутки и пролежал. Брошу в чувал палку, которая полегче, и опять лежу. А двинуться хошь - так круги в глазах.
– Удивляюсь, Федор, ты же взрослый человек!
Росин прошагал из угла в угол и, придвинув корягу к Федору, опять сел.
– Говорил же, лежи, лежи, Федор! Рано вставать. А он - на тебе, дрова таскать вздумал!
– Сам бы побыл без дела, другое бы говорил.
– Сейчас-то как у тебя?
– Ничего, терпит.
