— Тогда ко мне подойдите. — отрезал я.
На станции вовсю началось движение. Отправился в туннель Егорович с группой мужчин, кто-то помогал доктору. Кто-то просто сидел бездумно раскачиваясь. Стоявший в сторонке Серега с девушкой тихонько переговаривались, однако не забывая про контроль.
— Лейтенант Федеральной Службы Безопасности Иванов, — я предусмотрительно достал удостоверение и показал его стоявшим отдельно военным. — Представьтесь, пожалуйста.
Среди этой группы оказалось два моих коллеги, майор и подполковник, пять оперативных сотрудников уголовного розыска, проводившие во время бомбежки операцию по задержанию преступника.
— Преступника то задержали?
— Убежал, сука… Паника началась тут с объявлением и свалил по-тихому в туннель куда-то, — процедил мужик с жестким, как стальной прут, взглядом. Старлей Кравцов.
Остальные оказались военными и МЧСовцами. Кто ехал домой, кто на службу…. Война перечеркнула все планы, все разрушила. Казалось, еще недавно они были представителями государства, а сейчас просто уставшие мужики.
— Вот, что товарищи…. — я запнулся, уж очень глупо это прозвучало. — Нужно организовать защиту станции. Чтобы таких эксцессов не происходило. Кстати, вы что без оружия были, на операции?
— С оружием, — уныло отозвался майор ФСБ Телешенко. — Когда они начали палить и автоматами тыкать, пришлось отдать, слишком много людей на станции. Многих бы зацепили.
— Давайте тогда, займитесь оружием, соберите все и закройте где-нибудь. Товарищ подполковник, — я посмотрел на подполковника конторы. Он — то зачем поперся на задержание, вроде не похож на штабного…. — Предлагаю вам взять командование в свои руки.
— А тебя как зовут? — вдруг спросил подполковник.
— Алексей.
— Так и командуй, Леша. У тебя это неплохо получается. А я, если не против, займусь организационными вопросами. Это кстати, всех касается — он обвел взглядом притихшую толпу военных. — Подчинятся лейтенанту. Старший офицерский состав — со мной на совещание. Младший, те у кого звание ниже капитана, с майором Телешенко. Он подскажет, что делать.
Около десяти человек пошли в толпу людей прокладывая себе путь локтями. Кто-то получил от старлея Кравцова в челюсть за вовремя притыренный бесхозный пистолет, кто-то сам помогал группе военных и милиционеров.
— Товарищ подполковник…
— Владимир Иванович я. — он остановился.
— Владимир Иванович…. — я думал как спросить его про свое задание. Наконец, решившись, — Я ищу подполковника Киселева. У меня к нему дело.
— Киселя? — искренне удивился ФСБшник. — Так вон он лежит, с доктором. Его первого и подстрелили. Он хотел куда-то уйти, наверно в схроны свои. Он ведь до войны весь этот кусок метро держал. Не один метрополитеновец без его ведома сюда не устроился. Да и сам он часто тут ползал. Спрашивать, что за дело не буду, мне не нужно.
— Спасибо, то… Владимир Иванович, — мне был глубоко симпатичен этот человек.
— Скажи, Леша… там наверху… осталось что-нибудь? — он с надеждой посмотрел на меня.
Мне так хотелось ответить ему, что все нормально будет, что разрушения не такие страшные… Но не мог я его обманывать.
— Нет там ничего… — тихо ответил я, опуская глаза. — Камни остались только и зима началась.
— Понятно… — он как то сразу осунулся и ничего больше не сказав пошел к группе офицеров.
Станция шуршала и ворчала как громадный муравейник. Кто-то развел костры, один парень в черной кожаной куртке достал из чехла гитару и запел. Голос чистый и высокий отлетал от мраморного пола, терялся в арках потолка. Как-то сразу все притихло, каждый заново переживал миг краха, страха, безнадеги. Тихо плакали женщины, сурово молчали мужчины.
— Серега, давай этого черного в комнату запри. Потом решим что с ним делать.
— Понял. Марин, постой пока тут, я сейчас. — Серега оставил девушку одну. Глядя в ее счастливые глаза, я остро ощутил свое одиночество. Мотнув головой, отбросил плохие мысли. Я дойду.
Раненого Киселева уже отнесли в сторонку и около него сидела женщина, время от времени протирая ему лоб влажной тряпочкой.
— Как он? — спросил я замиранием сердца. Только от этого человека зависело- доберусь ли я домой. Он тут все знает, он поможет выбраться из этого ада.
— Бредит. — Тихонько ответила женщина. Вдруг она тихонько всхлипнула и затряслась в мелком плаче.
— Успокойтесь, пожалуйста. Он должен выжить.
— Он первый с этими схлестнулся. Когда они хотели меня избить. А потом у него пистолет нашли и в назидание нам прострелили ногу, — она смотрела полными слез глазами на подполковника.
— Все нормально будет… — я отошел к костру, присел на корточки и вытащил из рюкзака початую бутылку водки. Рядом опустился старлей угрозыска.
— Мы все собрали, автоматы и пистолеты. Сейчас там распределяют людей на посты. Дай сигарету, — он заметил у меня в руках пачку. Я отстраненно протянул ему сигарету. Все мысли сейчас были о Киселеве.
— Давай выпьем старлей. Хреново что-то на душе. — я протянул ему бутылку. Он сделал длинный глоток и затянулся.
— У тебя там кто-то остался? — угрозыск это судьба. Сразу догадался, что меня мучает. — Я угадал?
— Угадал… Парень дай-ка мне гитару. — я потянулся к гитаре. Взял, провел пальцами по струнам. Пару аккордов и кто-то внутри меня сам начал петь:
Я подниму бокал свой за друзейЗа искренность, за верность долгу.За нежеланье отпускать гостейЗа встречи и прощанья ненадолго.
За крепость рук, за света тесный кругЗа чай толпой и кое-что покрепче.За то чтоб не теряло слово другС годами свою честь и человечность.
Потихоньку начали подтягиваться остальные офицеры. Пришел Серега с Мариной, с ними пришла Герда и тихонько легла сбоку от меня. Кто-то достал еще бутылку. Все молчали.
Я подниму бокал свой за любовьЗа вечное желанье, за сердечность.За страсть кипеть заставившую кровьЗа блеск в глазах, за слезы, за беспечность
За ревность жгучую и за наивность словЗа праведность, за сладкую греховность.За красочность и краткость наших сновЗа вечный зов, за кроткую покорность
Я подниму бокал свой за детейЗа первые шаги и за паденьяЗа звонкий смех, как мартовский ручейЗа первый слог, за первое стремленье.
За детский сад, за школьные звонкиЗа бантики, за сбор металлолома.За двойки и за первые стихи,За выпускной и за прощанье с домом.
Я поднимаю свой бокал за ВасЗа тех, кто не побрезговал застольем.За тех, кто с нами в этот темный час,За тех, кто в этот час на бранном поле.
За память об ушедших и живыхЗа боль утраты и за радость встречи.За нас здоровых и за нас родных,За это место и за этот вечер….
Я поднимаю свой бокал….
Последние звуки замолкли в полной тишине. У многих мужиков стояли слезы в глазах — у всех остались родные наверху.
— Товарищ лейтенант, там раненый вас требует к себе. — раздалось над ухом.
Глава 17
Наконец то… Блин, я уже думал, что это никогда не произойдет. Возможно сейчас, в эти минуты и определится моя дальнейшая судьба. Останусь ли я в этом разрушенном городе или двинусь дальше. К родным, домой…
Киселев важно лежал на подобии подушек, собранных из чьей-то одежды. Нога перевязана бинтами, откопанными тут же, на станционном фельдшерском пункте. Набухшая кровью белизна резко контрастировала белым, как мел лицом. Белоснежное лицо на фоне бледных мраморных стен. Ранен он был довольно серьезно, если столько пролежал без сознания. И крови потерял порядочно.
На первый взгляд ничем не примечательное лицо. Но это только на первый взгляд. Лицо излучало какую-то внутреннюю уверенность и силу. Как будто светилось изнутри, даже будучи изможденным и усталым. Жесткие морщинки возле глаз и около рта выдавали в нем человека привыкшего командовать и самому не подчинятся приказам. Волосы чуть с проседью, четко очерченные бритвой виски, стрижка короткая. Все в нем выдавало, если присмотреться, человека военного. Но это только если присмотреться. Наверное, все оперативные работники ФСБ имеют такую незапоминающуюся внешность. Посмотрел, тут же забыл, как и не было…
— А вы особо не таились, лейтенант, — проговорил он, щуря глаза хотя и не было яркого света. Тоже отличительная черта комитетчиков. Вас как будто просматривают сквозь лупу. — Чурки вас не заметили в окна над станцией, а я то приметил… Хорошо сработали. Сколько вас пришло?
