Это был поцелуй — знакомство. Поцелуй — изучение. Поцелуй, дарящий легкую надежду на что-то большее. Поцелуй — обещание. Не знаю, как я это чувствовала.
Но мы словно разговаривали беззвучно. Одними лишь легкими касаниями, прикосновениями губ, языков. И его руки обнимали бережно. И мои пальцы изучали его лицо на ощупь. Визуально-то я его знала уже как свое собственное отражение. А его — перебирали мои волосы, легко касались плеч.
Оглушающая нежность первого поцелуя.
И, кажется, я пропала.
Ой, Ирка, беда! Втюрилась за несколько дней в неизвестного мужика с амнезией.
Я первая прервала поцелуй. Испугалась своих эмоций. Вскочила неловко, постояла, заломив руки… И сбежала в кухню.
А в спину меня провожал ласковый, чуть ироничный взгляд сильного, уверенного в себе человека. Не человека, конечно, но это неважно.
Кер не пошел за мной, дав возможность успокоиться и выпить кофе. Терпкий сильный запах и горечь напитка помогли вернуть самообладание и смыли с губ сладость поцелуя.
Что делать-то? А? Как дальше жить?
Прокралась на цыпочках к двери в комнату и заглянула. Мой инопришеленец стоял у окна, глядя с отсутствующим видом куда-то вдаль, в снежную зиму. Машинально почесал по очереди рога. Передернул плечами досадливо и вздохнул.
— Ира, я тебе сегодня нужен для работы? — повернулся ко мне, будто зная, что я стою и рассматриваю его. Я покачала головой, и он продолжил: — Ты не против, если я прогуляюсь один? Проветрю голову. И могу зайти купить что-то, если нужно. Только…
— Да, хорошо. Я напишу список того, что нужно купить. Сумеешь разобраться?
— Со списком-то? — сверкнул он улыбкой и проказливо хохотнул: — Со списком мне всё помогут найти и собрать.
Я тоже рассмеялась. Это да. Харизма у него бешеная. Девушки-продавщицы, администраторы зала и кассиры в магазинах просто млели и с радостью готовы были помочь импозантному красавцу-брюнету явно иностранной наружности.
Пришел он только вечером. Где был целый день, я не знала. Γулял, вероятно. Промерз, весь похож на сугроб, румяный и красноносый с мороза. Шапка и перчатки залеплены снегом. Ботинки промокли. Но принес все продукты по списку, ничего не забыл. Выгреб из карманов сдачу, высыпал в вазочку на полке.
А я за эти долгие часы в одиночестве успела успокоиться и принять решение. Я хочу быть с ним. Будем считать, что у нас… курортный роман. Не хочу терять то, что мне преподнесла жизнь.
Что будет дальше? Не имею ни малейшего представления. Но сейчас я постараюсь получить немного счастья и радости.
Кер не торопил меня, ни о чем не спрашивал, не совершал поползновений. Он дал мне время, как я поняла сейчас, и ждал, пока я приму решение. Смотрел внимательно и ласково, с нежностью, от которой хотелось улыбнуться и расправить плечи. В его глазах я видела мужское восхищение, которое он больше не прятал.
И я тоже перестала отводить глаза.
Нет, мы не набросились друг на друга как оголодавшие юнцы. Но когда я пошла вечером в душ, через пару минут щелкнул тихонечко замок, и зашелестела одежда. Я стояла под теплыми струями, смежив веки. Легкий шорох шторки, и я почувствовала прохладу, что просочилась в мой нагретый паром маленький закуток.
Открыв глаза, я смело встретила мужской взгляд. Кер не входил ко мне в ванну, не лез напролом. Ждал. И я приглашающе опустила ресницы и сделала крохотный шажок, приглашая и давая место рядом с собой.
Будь что будет.
И было… Мне хотелось плакать от этой необъятной нежности. От прикосновений, плавящих тело. Душ. Всего лишь совместное омовение. Крупные шероховатые ладони, скользящие по коже с ароматным гелем. Круговые движения. Касания. Легкий массаж напряженных спины и плеч.
Господи боже. Я прожила три десятка лет, была замужем и родила ребенка, но не знала, что… может быть так. И уж конечно, никогда у меня не было оргазма от того, что меня просто мыл мужчина. И никогда у меня так не тряслись руки, когда я всего лишь касалась широкой спины, на которой не осталось и следа от ранений.
Это даже не секс. А просто, черт побери, принятие душа. Вместе. Омовение — знакомство. Изучение. Привыкание. Слияние, но нe телами, а кончиками пальцев. Губами, которые собирают капли влаги с разгоряченной чистой кожи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне кажется, я в какой-то момент потеряла сознание, настолько остро всё ощущалось. Наверное, это какая-то магия. Чародейство. Потому что не бывает так, чтобы настолько хорошо от одних лишь прикосновений. Просто оттого, что он рядом, близко. Что я позволяю ему касаться меня, а сама могу трогать и целовать его.
КЕРИН
То время, что я дал Ире, нужно было и мне самому. Понять. Прочувствовать. Принять.
И, наверное, осознание несостоятельности своей личной жизни пришло окончательно во время приезда родителей Ирины. Видно, что это любящая семья, что они дорожат друг другом. И после слов Полины, что нет, я не ухажер ее мамы. Слово-то какое смешное. И что дома у меня нежить, упыри и зомби, и они ждут меня… Это неожиданно сильно царапнуло.
Девчушка и раньше что-то похожее говорила своим друзьям-малышам. Но в этот раз я как-то остро почувствовал и понял, что да. Меня никто нигде не ждет. Ни женщина, ни дети, ни родители. Одни лишь упыри.
Это оказалось больно.
Прожить сотни лет — рано или поздно вспомню, сколько точно — и не нажить ничего дорогого и ценного. Работа, служба у какого-то высокопоставленного лица, снова работа и… пустота в душе.
И если сначала я не хотел обижать Иру и Полю своим возможным вниманием, понимая, что, вероятнее всего, скоро вернусь домой… Как-то, каким-то образом, когда всё вспомню. То именно в эти мгновения, стоя у окна в крошечной кухоньке иномирной женщины, приютившей меня, я понял…
Да не хочу я без нее возвращаться в свой мир! Не хочу и не могу оставить за спиной эти дни и вечера, полные теплых разговоров, улыбок, совместных трапез, когда приходится сидеть, почти соприкасаясь локтями, так мало тут места для нас троих. И что мне будет приятно, если эта светловолосая девочка захочет называть меня папой. Приемным, пусть. И что ее мать я хочу видеть рядом с собой в качестве своей половинки. Я готов надеть ей на палец обручальное кольцо, назвать своей женой, своей судьбой, своей леди.
И отвечать за нее и за малышку не по долгу клятвы крови, а по… любви. Пора уже признать очевидное. Сердца́ и душа́ это уже поняли, а вот разум мой тупит и тормозит, как говорит Поля. Верно она называет меня «стукнутым в голову инопришеленцем». Меня, и верно, много били в голову, раз мне потребовалось столько времени, чтобы признать свои чувства.
Понимаю, что сейчас я ничего не могу предложить Ирине. Ни дома, ни статуса, ни состояния, ни возможности их обеспечить. Это… странно и трудно.
И то, что она позволила себя поцеловать, не оттолкнула… Боится, я вижу. Как вижу и то, что я ей не безразличен.
Сложно двум взрослым людям, у которых за спиной многое, решиться на серьезное и новое. Я готов рискнуть.
А она?
Весь день гулял под снегом. Думал. Смотрел на жителей этого мира. Такие разные. Добрые и злые. Спокойные и нервные. Обеспеченные и бедные. Деловые и ленивые. Жизнь кипит.
Помог мужику у соседнего дома откопать и вытолкать из сугроба занесенный и застрявший автомобиль. Получил в качестве благодарности крепкое рукопожатие и шоколадную конфету от его маленького сына.
Какому-то древнему скрюченному деду донес до дома пакет с покупками. Он всю дорогу цеплялся свободной рукой за мой локоть, второй крепко сжимая тросточку. И рассказывал, что жена его ждет. Готовит ему оливье. А он, старый болван, забыл купить горошек. Но зато сейчас взял ее любимый торт «Птичье молоко». Уж почти полвека живут вместе, а она так всю жизнь и любит этот, один-единственный торт. Уж на Новый год-то можно себе позволить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я слушал, и было на душе светло и грустно. Простые смертные, чей век недолог. А вот, поди ж ты… Еле ноги переставляет, скособочило всего, а несет своей жене торт, который она любит. Надо у Иры спросить, как такое возможно, что птицы дают молоко. Неужели тут живут млекопитающие птицы?
