— Да ладно, — хмыкнула она.
— Хорошо, ладно. Я умею стрелять из боевого оружия. Это делает меня агрессивным человеком?
— Это делает тебя способным на агрессию, — выдала с умным видом, и Шаурин улыбнулся. А Алёна, снова напустив на себя сосредоточенный вид, продолжила: — Белые стены и нет острых углов. Объединенные зоны, все так обтекаемо. Ты такой, конечно, душка, — скользя пальцами по черной каменной столешнице, прошлась вдоль барной стойки, которая огибала стену с плазмой и уходила на кухню. — Но этого не заметно, это не ощущается. Черный пол. Черный фактурный… — Перекатилась с пяток на мыски и обратно. — Снова глянец, блеск, он поглощает эту мягкость и белизну стен.
— Может быть уравновешивает?
— Это тебе уравновешивает, а по мне, так он все поглощает. Где спальня?
— Пошли.
В прихожей Ваня указал на те самые широкие стеклянные двери, но не тронул их, позволяя ей самой войти в комнату.
— Приват, полный приват, — промурлыкала Алёнка, раздвигая двери. — М-мм, как у тебя здесь тепло и шоколадно.
— Так спальня же. Чтобы спалось хорошо.
Алёна подавила смешок и шагнула в комнату. В спальню ее потянуло. При том, что комната была решена в темноватых тонах, совсем не чувствовалось в ней мрачности, — больше тепла и уюта. Больше спокойствия. Стены в текстильных фисташково-шоколадных обоях. На полу массивная доска с неярко выраженной текстурой.
— Это крокодил? — коснулась ладонью высокого коричневого изголовья кровати.
— Угу, — Ванька кивнул.
Алёнка рассмеялась:
— Нет, Шаурин, все-таки ты белый и пушистый. Без сомнения! — снова рассмеялась. — У тебя изголовье кровати обито крокодиловой кожей, но ты вообще не агрессивный, ты добрый и понимающий. Разодрал крокодила над кроватью и добреешь с каждым днем все больше, и больше.
— Это декор, — ухмыляясь, сказал Иван.
— Ага, декор. Да у тебя все исполнено в таком стиле, что даже если какая-нибудь девица разбросает по квартире розовые лифчики и расставит рамочки с фотографиями, здесь ничего не изменится. Эти розовые лифчики потеряются на фоне этого брутального интерьера. Такое тут явное мужское доминирование.
Снова окинула спальню беглым взглядом. Наверное, если задернуть шторы, то в комнате станет темно даже днем, очень уютно для сна.
Шаурин обнял Алёну сзади и почувствовал, как она вздрогнула. Так приятно и беззащитно вздрогнула в его руках, но не возмутилась, а так чуть высокомерно глянула через плечо.
— Ты ко мне пристаешь?
— А у тебя по этому поводу остались еще какие-то сомнения?
Так близко ее губы. С ума сходил от этих губ. Да и вообще от нее с ума сходил. Не помнил, когда в последний раз испытывал такое бешеное влечение к девушке. И Алёнка сегодня такая очаровательно-загадочная и, как всегда, невозмутимая. С распущенными волосами, в узких белых джинсах и просторной футболке-тельняшке, оголяющей одно плечо. Только поблескивающие светло-голубые глаза выдавали ее явную заинтересованность в происходящем. И видеть это, ощущать, было безумно приятно, невероятно просто.
Ее округлая грудь дрогнула под его ладонью, – от рваного вздоха. Не смог сдержаться и не тронуть, это выше его сил. Осознание того, что под футболкой на ней нет белья, будоражило, лишало способности трезво мыслить. Едва себя контролировал, чтобы не раздеть ее и не завалить в спальне на кровать.
— Если ты ждешь, что я покраснею и стану возмущенно ахать, то не дождешься.
— Ты посмотри, и правда не краснеешь. И чтоб ты знала: я не пристаю, я с тобой знакомлюсь. Мы же должны узнать, удобно ли нам обниматься. Мне кажется, что нам очень удобно, — говорил на ухо вполголоса, почти шептал.
Ни в каком другому месте его низковатый глубокий голос не производил бы такого ошеломляющего эффекта, как здесь, в его квартире, в полной тишине. Дрожь побежала по спине. А Ваня не отпускал и, наверно, прекрасно чувствовал реакцию ее тела.
— А, может, ты музыку включишь? — понимала, что несет чушь, тем не менее сказала, чтобы хоть как-то разбить эту ошеломляющую интимность.
— Нет, — коснулся губами шеи и замер.
Дышать ей становилось все труднее, грудь вздымалась все чаще, ноги предательски слабели.
— Познакомился? — легко спросила, когда он развернул ее к себе.
Боялась, что начнет целовать в губы, жутко боялась, ужасно. Сама не знала – отчего и почему. Может, себя боялась, своей реакции – что не сумеет себя контролировать. Или потому что безумно хотелось, чтобы наконец поцеловал.
— Да, — слегка самодовольно прозвучало.
— Понравилось?
— Очень. Божественно.
— Я или моя грудь?
— Не могу в своем воображении отделить одно от другого.
Крепко ухватив ее за талию, легко приподнял. Алёна, не задумываясь, обхватила его ногами.
— Какой чудесный рефлекс, видишь, как мы хорошо подходим друг другу. Мне даже не нужно тебе подсказывать, ты сама все знаешь.
— Так как насчет музыки? — сцепила руки на его плечах и чуть отстранилась, чтобы не касаться его грудью, хотя хотелось наоборот – крепко прижаться всем телом.
— Нет. Не хочу, чтобы ты расслаблялась. Мне нравится твое напряжение. И ты такая нормальная ханжа… — мягко улыбнулся и переместил руки, подхватывая ее под ягодицы. — Не носишь мини-юбок и чего еще там… прозрачных блуз… но зато приходишь ко мне без лифчика под футболку и так запросто даешь себя облапать. Да, ты нормальная ханжа.
Про напряжение Ваня прав. Напряжение между ними колоссальное. Даже дышать трудно, невероятных усилий стоило вести себя непринужденно и не дергаться в его руках. Не отвечать на провокации, но и не шарахаться, как невинная школьница.
— Я могу к тебе даже голая заявиться. Мы же просто дружим.
— Ты даже представить себе не можешь, как много я вкладываю в это понятие.
— Да? Что – неужели все так тривиально? Ты меня к себе привел, чтобы просто затащить в постель?
— Какая пошлость. Кошмар просто. Как ты можешь обо мне так думать? Если бы я хотел с тобой просто переспать, я бы сначала повел тебя в шикарный ресторан. Пил бы тебя, гулял, танцевал…
— Развлекал бы меня всякими разговорами…
— Зачем? Я же сказал: пил, гулял, танцевал. Для постели этого хватит.
— А ты вообще собираешься водить меня по ресторанам? По таким шикарным, чтобы я ахнула.
— Вообще, собираюсь. По таким шикарным, чтобы ты ахнула.
— И на Багамы свозишь?
— И на Багамы свожу. Куда угодно. Куда ты только пожелаешь, — улыбнулся и отпустил ее, Алёна глубоко вздохнула. Показалось, что и Ваня сделал шумный вдох.
— Пойдем. Твой чай с апельсином уже остыл.