— Что ты ему писала? — Занесенный кулак разжался. Избитая Анаис ползала под ногами. Кровь капала на голубой шелк королевского платья.
— Про дела в королевстве. Ничего такого!
— Где тело?
— Я не знаю.
— Она точно умерла?
Гуго поднял Анаис, намотав волосы на кулак. Ее лицо быстро наливалось синевой. Кровь хлестала, пачкая руку.
— Я спрашиваю: она точно умерла?
— Я не зна…
Анаис обмякла. Гуго выпустил волосы. Тело сползло на пол. Она потеряла сознание. Но Гуго не ушел. Он опустился в кресло возле холодного камина и уставился в черную топку. Белый платок со следами крови и старой булавкой — все, что осталось от Тейт. Были еще брошка с мутным стеклышком и кусочек серой замши. Еще — кошель с империалами. Гуго посмеивался тому, сколь беспечно девушка с ним обращалась. Она, кажется, не представляла цены тяжелых золотых дисков с изображением солнца.
Анаис завозилась на полу. Гуго спокойно смотрел, как она пытается сесть. Когда стало ясно, что Наста более или менее соображает, он спросил:
— Каким образом маг сумел предать тебе облик той девушки?
— Он набросил ей на лицо платок и пошептал. Мне следовало никогда не выпускать его из рук.
— Где тело?
— Я правда не знаю.
— Скалениус знает?
— Наверное. Я ушла, — шамкала Наста, с трудом разлепляя губы, — он остался. Про укол спицей, придумал тоже Скалениус.
— Для чего?
— Я не знаю.
— Ты врешь. Сейчас я сломаю тебе руку. Только не говори, что рыцари так не поступают с невинными девушками. Я это сделаю.
— Маг не верил, что в гробу лежала королева.
Воля Анаис казалась сломленной. Гуго знал, что уже не сможет ее убить. Но как поступить? Для всех она оставалась его женой.
— Где живет Скалениус?
— Я не знаю. К нему летал ворон.
— Тебе придется выяснить, куда Скалениус дел тело девушки.
— Ворона нет. Если сам маг найдет способ со мной связаться, я обязательно его спрошу. Но, Гуго, мне для этого нужно оставаться королевой. В другом качестве, я его не интересую.
Король швырнул в лицо Анаис платок, вышел из будуара и замкнул дверь на ключ. Двое гвардейцев остались на страже до прихода доктора. Еще долго потом Анаис не появлялась при дворе. При ней состояла только черно-белая парочка. Другим фрейлинам было приказано покинуть покои королевы.
Анаис Наста осталась жить во дворце. Но это была уже почти не жизнь. Ею никто больше не интересовался. Для Гуго она умерла. За ней пристально следили. Любые контакты любовницы Алекса, которая год потешалась над всеми, дотошно изучались. С нее не спускали глаз.
Копыта коня выстукивали какое-то слово. Чтобы в тысячный раз не прокручивать в голове одно и то же, Гуго начал вслушиваться. Ту-да, ту-да, ту-да…
Куда? Он направлялся в Пьятту. Время данное Катану для раздумий заканчивалось. Если он не согласится добром, Гуго притащит его в столицу на веревке. Катан нужен. Гуго и сейчас ехал не только по делу. Ему надо было хоть с кем-то поговорить о Тейт. Вскрывшийся обман так жестоко ударил по нему, что Гуго серьезно подумывал о казни Насты. Пусть все увидят, что бывает за предательство. Но тогда он не узнает, куда делось тело любимой. Оговорилась Наста или нет, когда крикнула, что не знает, умерла ли девушка вообще? Сам Гуго больше не расспрашивал Насту. А доверить свой секрет посторонним ушам не мог. Тайна имела такую позорную подоплеку, что короля скручивало от стыда, когда он вспоминал прошедший год.
Отряд гвардейцев рассредоточили по соседям. Капитан засомневался, можно ли королю оставаться одному в доме Катана, на что Гуго послал его в направлении известном любому наемнику. С нынешним начальником гвардии они когда то состояли в одном отряде. Тот понимал короля с полуслова, и не обижался, когда получал директивы в не самой куртуазной форме.
— Двое гвардейцев у ворот, двое на задворках? Вы позволите, Ваше величество?
— Но чтобы меня никто не беспокоил!
— Слушаюсь.
Пьятта высыпала на улицу вся до последнего человека. Слух, что Катан вскоре станет мэром столицы, гулял уже давно. И приемник вроде определился. Но люди до последнего не верили. Они молча кланялись королевскому эскорту и не расходились.
Катан стоял в центре площади. Все внешние атрибуты были соблюдены. Король подал руку, мэр поцеловал, встав на одно колено. Можно было идти в дом. Но молчаливая толпа за спиной не давала, наплевать и заняться своими печалями.
— Жители города Пьятты, — обернулся Гуго к людям. — Мы определяем ваш округ в отдельный домен. К вам отходят окрестные леса и королевские парки. Через ваш домен пойдет торговый тракт в предгорья и горные селения. На вас будет возложена охрана торговых путей, королевской милостью.
Это означало, что из захолустного поселка Пьятта превращается в самостоятельный город, которому будут выдаваться субсидии на ремонт дорог и благоустройство парков. Плату за охрану торговых обозов так же брала на себя казна.
— У-р-р-ааа!!! — жители городка орали и кидали в воздух шапки. Со стен домов сыпалась штукатурка.
В приемники Катана, кстати, прочили его старшего сына.
— Ну, ты — политик! — восхищался бывший браконьер, сидя за столом.
По просьбе короля из дома выставили всех кроме Житаны. Она поздоровалась и ушла к себе. Хозяин настороженно ждал, чем завершится столь необычно начавшийся визит. От волнения он время от времени начинал ерзать на лавке.
— У тебя геморрой? — спросил Гуго. Он и сам не знал с чего начать.
— Прости, но это у тебя где-то свербит. Не пойму только где, если не в заднице? Прошу простить мне мой исключительно народный язык, только слуг не выгоняют, если собираются говорить о насморке.
Они знали друг друга двадцать лет. Два очень молодых, безумно храбрых и страстно влюбленных юнца одолели тогда в открытом бою чужое черное зло. Это связало их лучше любой клятвы.
Гуго начал рассказ с их прошлого посещения — бой за единорогов, парки, горы, Лекс, пещера со сломанной печатью…
Гуго переживал заново то путешествие: огонь, боль, страх, стихию, ослепительное счастье, смерть…
Король мыслил масштабами. Бывший браконьер копался в мелочах. Он долго молчал, утрясая в себе новости. А промолчавшись, спросил:
— Вещи Тейт ты у Насты забрал?
— Все, кроме платка. Пусть пользуется. Ей это уже не поможет.
— Понятно. А золотые?
— Анаис их либо спрятала, либо Скалениус унес.
— Есть у меня одна странная вещичка. Давай позовем Житану, она лучше расскажет. Я знаю эту историю с ее слов.
— Как-то в конце лета, — начала Житана, — я пришла на рынок. Какой у нас рынок, ты знаешь: десяток торговцев, да пара ремесленников — один ножи точит, другой обувку чинит. Так вот, я пришла, вижу — переполох. Народ галдит, что торговцы, что покупатели. В углу у ограды стоит нищенка, а против нее мясник Эльрик с палкой. Я спрашиваю, что случилось. Мне объясняют, дескать, нищенка хотела на фальшивую монету еды купить. Почему фальшивую? А ты сама посмотри.
Житана протолкалась сквозь небольшую толпочку, оттеснила Эльрика, и подошла к невысокой женщине, замотанной до глаз, в измазанную фиолетовую накидку. Жена мэра по ходу отметила, что накидка шелковая. Такая может стоить очень дорого. Как она опала к нищенке? Скорее всего, та ее украла. И золото — тоже. Тогда оно может и настоящее.
При появлении Житаны чужачка перестала вжиматься в забор, осмелела и сама протянула ей половинку желтой монеты. Таких тут никогда не видели. По обрубку разбегались лучи располовиненого солнца. Одинокий глаз светила смешно подмигивал. Монета действительно больше всего походила на подделку. В последний год на дорогах появилось много воров, мошенников, и всяких иных проходимцев, которые не раз и не два облапошивали доверчивых жителей Пьятты. Не мудрено, что люди с палками кинулись на подозрительную девку. Житана уже готова была вернуть монету нищенке, да и оставить ее на расправу, но всмотрелась повнимательнее. Странные, светло-серые, удлиненные глаза женщины были полны такой тоски, что Житану будто в грудь кто ударил. Не важно, откуда фальшивка, важно, что женщина рискнула идти с ней на базар. Значит, иного выхода не видела. Может, она и не знала, что совершает преступление? И еще Житану поразили руки женщины. Лицо она видела только выше повязки. Левый висок бугрился безобразным шрамом. Глаз слезился. Нос, кажется, был перебит, или тоже изуродован рубцом. А руки — чистые, тонкие, с длинными нежными пальцами. Даже грязь не смогла скрыть их красоту.
— Эта женщина пойдет со мной и останется в доме Катана до особого разбирательства, — объявила жена мэра.
Народ забурчал, дескать, и сами бы все порешили. Мясник Эльрик разочарованно опустил палку. Хорошо, хоть не с топором выскочил.
Дома Житана отвела нищенку на задний двор и поставила перед ней ведро воды. Та, дождалась, пока останется одна, разделась, и начала остервенело мыться. Она терла кожу жесткой рогожей так, будто собиралась вовсе ее содрать. Обмылок кончился очень быстро. Женщина просто поливала и поливала себя водой, доставая понемногу из колодца. Полное ведро срывалось. Худой слабой нищенке оказалось не под силу его вытащить.
