– Вторая, – через силу, но все-таки улыбнулся после небольшой паузы Артем.
– Слава Богу, – с облегчением вздохнул отец. – А то я уж думал, что ты… это… Бубен Верхнего Мира услышал… Мистика – это дело такое, серьезное. Головой ебануться очень легко… А что касается моих, из отделения, – просто на реверансы для Лехи людей нет. У нас сейчас как раз серия – развратные действия по малолеткам. И она – под сукном. Но – вчера поймали эту мразь. Сейчас из него выколачивают душу. Доказательств – ноль. Ты сам понимаешь, какие приметы и опознания у испуганных детей в 10–12 лет…
Потому – либо выбьют и закрепятся, либо – могут быть проблемы.
– Понимаю…
Больше к истории с Лешей Суворовым не возвращались. Артем понемногу успокоился, умом приняв правоту отца. Самое странное заключалось в том, что опытный розыскник Токарев действительно интуитивно угадал в одной из двух своих с ходу выдвинутых версий. Но Артему стало бы по-настоящему жутко, если бы он узнал, какая из этих версий действительно – реальная…
Тульский10 сентября 1979 г.
Ленинград, В. О.
Артур жмурился на сентябрьском московском солнышке, раскинув руки на деревянной изрезанной перочинными ножами скамье. На душе было легко и ровно, клонившийся к оконцовке день не обещал неприятных сюрпризов, а вечером он собирался с ребятами завалиться на дискотеку в университетскую общагу – там у Тульского появилась знакомая, первокурсница с экономического. Девушка приехала в Питер из Новгорода, Артура по наивности тоже принимала за студента… Короче, планы были самые что ни на есть добрые…
– Эй, Артур! – со смехом окликнул чуть придремавшего в тепле Тульского Вася Пряник, занявший в их ватажке место ушедшего в армию Гоги. – Тут маменькина сопля интересные набои дает. Хочешь постебаться?
Артур лениво отлип от скамейки. Рядом с Васей стоял щуплый паренек лет 15–16, по виду типичный очкарик – «интеллигент в маминой кофте» – нескладный, чистенько одетый и действительно в смешных очках – на резиночках между дужками.
– Из Крупы, что ль, – поинтересовался Тульский – не у незнакомого очкарика, разумеется, а у Васи.
Тот мазнул рукой:
– Какое – пришлый с Линии.
– Дожили, – вздохнул Артур. – Ну, тащи сюда провокатора…
– Цып-цып-цып, – тоненько пропел Вася Пряник, и очкарик, растерянно озираясь, подошел к Тульскому.
– Здравствуйте…
– Здоровее некуда, – ухмыльнулся Тульский, рассматривая паренька в упор. – С чем пришел? Небось двадцать копеек, которые мама на завтраки дала, отобрал кто? Так мы – пас, мы в опасные истории не вписываемся.
– Ага, – подхватил Вася. – Нас в комсомол принять обещали, у нас – испытательный срок, понимаешь…
– Не, – совсем застеснялся мальчик. – Я по другому делу. По серьезному.
– По серьезному? – ужаснулся Артур, а Вася, возмутившись, враз огрубел голосом:
– Да ты куда нас втравливаешь?!
– Никак рубль у тебя отняли? – догадливо прищурился Тульский.
У паренька задрожали губы, но он сделал усилие над собой и как мог твердо пролепетал:
– Нет, я по другому делу.
– Ладно, выкладывай, все равно – скучно, – милостиво махнул рукой Артур.
Парнишка глубоко вздохнул, как перед нырком, и вдруг выпалил:
– Только дослушайте до конца…
– Не обещаем, – развел руками Тульский. – Может, ты сквернословить будешь?
– Я не понял, – набычился Пряник. – «Только» – это что, угроза?
Очкарик смешался вновь, но тут же поднял голову, демонстрируя решимость идти до конца, несмотря ни на что:
– Родители заставляют меня заниматься музыкой…
– Аналогичная история произошла на Минской пересылке, – серьезно сказал Артур Васе. Пряник понимающе кивнул.
– Я прошу вас, дослушайте, – в голосе маленького интеллигента послышались нотки отчаяния. – Только вы мне можете помочь… Я хожу к репетитору, тут недалеко, на Второй линии, первый этаж…
– Рояль не белый? – прищурился с подозрением Тульский.
– Нет…
– Это меняет дело, – облегченно вздохнул Вася. Парнишка покрутил головой, нервно сжал пальцы и продолжил:
– Меня тошнит от музыки, от преподавателя и вообще… Я хочу… чтобы вы их ограбили… Не перебивайте, пожалуйста… Я все продумал. Когда буду у них пить чай на кухне – открою аккуратно щеколду на окне – оно выходит во двор… Форточку они не закрывают… У них семья приличная – муж какой-то ученый – книги, вазы, картины… Жена – учитель музыки… Там везде шкатулки, ящички. Я точно буду знать, когда они уедут на дачу. Дача, кстати, тоже – будь здоров. Заберите все – и им… ей, то есть… не до занятий со мной будет… какое-то время… А мне – отдайте спортивный велосипед, он в кладовке стоит. Все.
Парнишка шумно выдохнул, нервно вытер лоб. Какое-то время обомлевшие Артур с Васей не могли нарушить тишину…
Тульский потряс головой и уже абсолютно серьезным тоном, без прежней дурашливой издевки, сказал очень тихо:
– Похоже, действительно все…
Резким, неуловимым движением Артур схватил очкарика за волосы и пригнул к земле. Интересно, что сначала тело мальчишки инстинктивно среагировало, выгнулось, но мгновение спустя страх, видимо, победил – упругое сопротивление исчезло, парнишка рыхло осел, стукнулся коленками об асфальт. Вывернув мальчику голову, Тульский наклонился к нему вплотную, так, что почти дотрагивался своими губами до перекошенного лица:
– Я сейчас тебе глаз высосу… Опер по детям из 37-го послал?
– Какого 37-го? – запинаясь, чуть не заплакал юный ненавистник музыкального образования.
– Быстро… Князев подослал? Говори тихо и быстро – останешься зрячим…
Мальчишка захлебнулся не слезами и болью, а, скорее, – страхом и нервами.
– Уткт, уткт, – заходил по горлу его кадычок, глаза начали закатываться.
– Ладно, вставай, – Артур отпустил его, сунул руки в карманы и задумчиво наблюдал, как «интеллигенция» судорожно пытается прийти в себя…
– Ученый, говоришь?..
Мальчишка кивнул. Тульский цыкнул зубом, сплюнул и задал новый вопрос:
– Велосипед, значит? Ногти у твоей учительницы красивые?
– Да… Не очень длинные, такие – розово-голубые, пахнут…
Артур покивал:
– А муж курит «БТ»?
– Да… – удивление в голосе мальчишки нарастало.
– И телевизор – ненашенский?
– Да… черного цвета…
– И сыр режут тонко и кладут в одну тарелку?
Паренек широко распахнутыми глазами изумленно смотрел на Тульского, ничего не понимая:
– А вы… Вы что, их знаете?
Артур вспомнил квартиру Дины, несостоявшейся своей любви, и ухмыльнулся жестко:
– Профессура… За границей бывали, публичные дома видали… Так когда они на дачу едут?
Парнишка оживился:
– А вы… Я – узнаю, узнаю точно.
– Как тебя найти, пианист?
– В 11-й школе… Точнее… лучше у школы с трех до четырех, мы там почти каждый день в «минус пять» играем…
– Ну ладно, – подытожил беседу Тульский. – Рисковый ты, я смотрю, паренек… Иди. Настроение будет – потолкуем. Да, про глаза – помни, Князев один, а нас – много.
– Кто такой Князев? – не удержался от вопроса мальчишка, уже готовый припустить прочь с высокого старта.
– Тебе не грозит, – дернул уголком рта Тульский. – Исчезни.
Понукать дважды очкарика не пришлось – улепетнул он шустро, как воробей от вороны. Артур, прищурившись, смотрел ему вслед, а потом перевел взгляд на Васю, не проронившего во второй половине «допроса» ни слова. Пряник почесал в затылке:
– Ну что? Есть тема?
Тульский покачал головой:
– Порожняк, пустые хлопоты… А пацаненок забавный, даром что очкарик… Есть в нем что-то… Такой подрастет, злобу подкопит – и учительницу свою прям на рояле отдрючит, а потом струной от того же рояля ей же и горло распахтает… Варшава говорил, что интеллигенты, когда до края доходят, – зверствуют поболе простых – с выдумкой и фантазиями… Начитаются в своих книжках… Ладно, забудь. Постебались маленько, атмосферку колыхнули – и хорош…
Вася спорить не стал, хотя видно было, что мнение Тульского он разделяет не до конца. Но Артур был для Пряника авторитетом практически непререкаемым, а стало быть – забыли так забыли…
На самом же деле Тульский ничего забывать не собирался – он, что называется, вполне «закусил тему». Просто Артур сразу же вспомнил слова Варшавы о том, что, чем меньше людей в теме, тем меньше и риска запалиться. А Вася – он пацан, конечно, свой, но языком почесать любит, да и пуд соли с ним еще не съели. Пусть забудет, от греха, так оно спокойнее.
Варшаву Тульский нашел примерно через час у Андреевского рынка – вор сидел в будочке у своего приятеля, глухонемого айсора-сапожника, ждал, пока тот поставит набойки ему на ботинки. Варшава новую обувь страсть как не любил, предпочитал донашивать старую до последнего. При этом за ботинками своими вор следил почти по-офицерски, они всегда у него были начищены до какого-то невероятного глянца.
