— Цинизм вам явно не идет, хотя, полагаю, он неотделим от вашей профессии. Я вспыхнула, сообразив, что он подумал.
— Вы не поняли… Думаю, моя реакция объяснялась тем, что мне пришлось пережить в детстве, — сказала я, мысленно добавив: «…Когда я постоянно испытывала чувство неуверенности, не зная, что это такое — когда тебя любят». — Семья моя была далеко не образцовой, так что у меня есть некоторое представление о том, как вы должны были себя чувствовать.
— Не представляю, какое может быть сходство между вашей семьей и моей.
— Ваша мачеха сбежала, когда вам было, сколько, девятнадцать?
— Семнадцать. И что из этого следует?
— Готова поспорить, — продолжала я, не ответив на его вопрос, — вы до сих пор не можете простить и своей родной матери, что она покинула вас, уйдя в мир иной. — Необходимо было заставить его понять самого себя, прежде чем я могла надеяться, что он увидит, почему его женитьба на Пруденс была бы огромной ошибкой.
— Это неправда, — запротестовал он и отвернулся, но я успела увидеть, как черты его лица исказились от боли.
Я подошла и положила ему руку на плечо. Он мгновенно вздрогнул и весь сразу же напрягся.
— Я хорошо знаю, что это такое — потерять кого-то, кого ты любишь, — сказала я тихо, и на мгновение перед моим мысленным взором возник Алекс. Поспешно упрятав болезненное воспоминание в самый дальний уголок памяти, я продолжала: — Во всяком случае, согласно «Ал-Анон»note 5, те, кто выросли в неблагополучных семьях, почти всегда испытывают затруднения в создании длительных связей.
Натаниэль шагнул к модели аэроплана, загородив ее от меня спиной.
— Я не слова не понял из всей той ерунды, которую вы здесь только что болтали. Какой-то Ал и нефунк…. как вы назвали эти семьи. Итак, вам удалось проникнуть в мой глубоко скрываемый от всех черный секрет. А теперь оставьте меня.
Я подошла к нему и внимательно посмотрела на модель.
— Прекрасный аэроплан. Я видела их много, хотя и не совсем таких.
— Вы видели?
— Вы строите где-то настоящий аэроплан? — ответила я вопросом на вопрос.
Молчание.
У меня екнуло сердце от радостного предчувствия.
— Ведь так? Признайтесь! Он летает? Мне бы хотелось на нем полетать до того, как я отсюда уеду.
У него буквально отвисла от изумления челюсть.
— Вы хотите на нем полетать? Вы не считаете все это… глупостью?
— Нет, — ответила я твердо, тронутая до глубины души выражением его лицо. Он выглядел таким беззащитным в эту минуту. — Нет, я так не считаю.
К моему несказанному удивлению он вдруг схватил меня за руку и потащил к столу; от его прикосновения вверх по моей руке мгновенно поднялась волна жара. У стола он отпустил мою руку и встал у меня за спиной.
— Это вариант модели, созданной Орвиллом и Уилбуром Райтами в 1903 году, — произнес он дрожащим от волнения голосом, и я почувствовала на шее его теплое дыхание. — По существу я начал работать над своей моделью задолго до полета их «Китти Хок», который длился меньше минуты. Эта идея завладела всеми моими мыслями с тех пор, как я прочел роман Жюля Верна о летательных аппаратах.
— Не он ли также написал «Машину времени»? — закинула я удочку.
— Ерундовая книга, — он пренебрежительно махнул рукой. — Путешествие во времени… абсурд!
Я вздохнула. Да, убедить его будет явно нелегко.
— Как бы там ни было, — продолжал он, — моя модель отличается от аппарата Райтов по некоторым аэродинамическим показателям. Мощность у нее тридцать пять лошадиных сил, двигатель восьмицилиндровый, и я также сделал ее двухместной. — Взмахом руки он показал на чертежи, задев при этом меня слегка по плечу. — Ив довершение, я изменил угол наклона крыльев и форму пропеллера, чтобы увеличить скорость.
— Отлично, — воскликнула я, все более воодушевляясь с каждой минутой, заставив себя не обращать внимания на вызванное его прикосновением жаркое покалывание в плече. — Как я понимаю, вы уже испытали ваш аэроплан в полете.
— Да, я поднял его в воздух, хотя и с трудом, но эта чертова штука продолжает заваливаться, когда я сбавляю скорость.
Я вгляделась в чертежи.
— Похоже, с пропеллером здесь что-то не так. — Я прищурилась, мысленно представив Алекса в биплане, на котором он когда-то постоянно летал. — Угол неверен. Вам нужно его изменить… вот так. — Взяв карандаш, я быстро проиллюстрировала свою мысль. Он посмотрел на меня так, словно я только что сказала ему, что прибыла с Марса.
— Откуда, черт побери, вам столько известно о летательных аппаратах?
— От брата. Он был летчиком, выполнявшим фигуры высшего пилотажа для Голливуда.
— Голливуда? Никогда о таком не слышал. Я даже не подозревал, что кто-то еще, кроме Райтов, добился успеха в создании летательных аппаратов.
— Никто и не добился. Ну, не совеем… — Я поспешно переменила тему разговора. — И с кем вы летаете на вашей машине?
Он мгновенно сник.
— К сожалению, пока я совершаю все свои полеты в одиночестве. Я надеялся, что Пруденс присоединится ко мне, но она не одобряет моей «глупости», как она это называет. Хочет, чтобы я все это бросил, когда мы поженимся. Полагаю, она боится, как бы я не сломал свою дурацкую шею и не оставил бы ее богатой вдовой.
— Вы не можете вот так, просто, отказаться от своей мечты.
На его лицо легла тень.
— Это уж моя забота.
— Но это неверно. К тому же, вы могли бы установить новый рекорд.
Мгновение он смотрел на меня так, будто видел впервые, затем задумчиво улыбнулся.
— Вы совсем непохожи на женщин, которых я когда-либо знал.
Интересно, сколько же было этих женщин?
— Вы тоже непохожи на мужчин, которых я когда-либо знала, — ответила я честно. Чем больше я узнавала о Натаниэле Стюарте, тем сильнее он меня интриговал. Как и его сестра — только намного больше.
Я вспомнила, что миссис 0'Хара сказала мне о болезни Виктории, и упомянула об этом.
Он нахмурился.
— Странно. Виктория ничего мне не сказала, хотя и выглядела немного бледной, когда, после вашего ухода, спустилась в гостиную. Она хотела поговорить о чем-то наедине с Пруденс. Похоже, ребенок начинает испытывать теплые чувства по отношению к своей будущей мачехе. Хорошо.
Теплые чувства по отношению к этой ледышке! Я едва не фыркнула. Лед и пламя…
Пламя. Я содрогнулась, увидев на мгновение мысленным взором объятую пламенем Викторию. Как могла я остаться в стороне, допустив, чтобы эта невинная маленькая девочка едва не сгорела во время землетрясения…
— Натаниэль, — я порывисто вздохнула. Он поднял голову.
— Вы побледнели. Вам нездоровится?
— Я не больна. Но я не та, за кого вы меня принимаете, — начала я торопливо. — Видите ли, дело в том…
