— Только то, что он один из знаменитых портретистов в Европе, — сухо отозвался Николас. Повернувшись к ней, он заметил изумление Петы. — Ты не знала? Но ведь наверняка…
Он замолчал, и Пета почувствовала, что краснеет. Какой же невеждой Николас должен ее считать! Она действительно не осознавала, что Ричард знаменит… но своими глазами видела, как невероятно он талантлив!
— Для меня не имеет значения, известен он или нет! Мне нравятся люди за то, какие они есть, а не за то, чего достигли!
— Ты абсолютно права, — одобрительно кивнул Николас.
Пета смотрела на него с подозрением, но он сохранял невозмутимость. Ей хотелось поговорить о Ричарде Мэйне, но они въехали в город, и Николас сосредоточился на дороге. Он заговорил, только остановив машину на больничной стоянке.
— Ты должна выяснить, в какой он палате. Хочешь, я пойду с тобой?
Пета гордо вздернула подбородок.
— Я могу справиться сама, спасибо.
Он взглянул на часы.
— Там висит расписание. Судя по всему, сейчас время посещений. Тебе могут разрешить его повидать, а может, и нет. В любом случае тебе незачем спешить… когда уйдешь, я позвоню в Грейлингс и объясню, что случилось. Мне вдруг пришло в голову, что мы должны объяснить твоей тете Энн, почему нас нет дома.
Он имеет в виду Лориол, подумала Пета. Хочет, чтобы Лориол знала, где он.
— Энн не ждала меня домой к обеду. Но, возможно, всем интересно, что с тобой случилось. Там есть телефонная будка, ты видел?
— Да, видел. После звонка я подожду тебя в машине.
В регистратуре девушка выяснила, что Ричард лежит в отдельной палате в восточном крыле. Войдя в помещение, она протянула чемодан дружелюбной, жизнерадостной медсестре.
— Мистер Мэйн отдыхает. Может быть, уже спит. Полюбуйтесь на него через окно, если хотите. Но не беспокойте. Вы его дочь?
Пета покачала головой:
— Нет. Просто друг.
Она на цыпочках прошла по коридору и заглянула в окно маленькой комнатки. Как и предполагала медсестра, Ричард спал и выглядел значительно лучше. «Один из самых знаменитых портретистов в Европе…» Почему он предпочел покинуть привычный мир и удалиться в маленькую деревушку? О, Ричард был болен, это любой мог заметить… Но тогда его решение казалось еще загадочнее. Неужели до него никому нет дела, неужели он никому не нужен, не как знаменитый художник, а как человек?
Пета вернулась к машине, полная грустных размышлений. Николас курил свою любимую турецкую сигарету. Увидев девушку, он погасил ее и отбросил окурок.
— Все в порядке? — Николас открыл ей дверцу машины и включил двигатель.
— Да, спасибо. Я не разговаривала с мистером Мэйном, он спал. Но сестра сказала, что ему уже лучше. О, и она сказала, что Ричард будет ужасно рад получить свои вещи.
— Хорошо. — Николас включил сцепление, и автомобиль тронулся.
Пета, усталая и поглощенная мыслями о художнике, не сразу поняла, что они движутся к центру города.
— Мы едем не в том направлении! — всполошилась девушка. — Надо было свернуть на светофоре направо.
Николас покачал головой.
— Я пока не повезу тебя домой, — спокойно ответил он. — Думаю, прежде мы должны перекусить.
— Нет! — Измученная напряжением, Пета почувствовала, как ее сердце екнуло в нелепой панике. — Нет, Николас, мы не можем! Энн будет нас ждать! Ведь ты позвонил ей?
— Позвонил, и она не будет. Нас ждать, я имею в виду. Я сказал, что повезу тебя обедать, и, кажется, она подумала, что это очень хорошая мысль. — Николас говорил так же спокойно, как раньше.
— Но я не хочу есть!
Больше Николас не произнес ни слова, пока не остановил машину перед большим отелем, освещенным неоновыми огнями. Потом повернулся к Пете и посмотрел на нее сверху вниз с легкой мрачной улыбкой.
— Чушь, моя дорогая, и ты это прекрасно знаешь. Понимаю, может быть, я так не нравлюсь тебе, что ты ждешь не дождешься, когда же избавишься от моего общества. Разве мы не можем договориться забыть о наших разногласиях на ближайшие полчаса? Лично я умираю от голода и ты наверняка тоже, хоть и не признаешься. — Он помолчал и вдруг в его глазах вновь промелькнуло веселье. — Запомни, нельзя драться на пустой желудок!
В одном Николас был прав. Она действительно страшно проголодалась, хотя поняла это только сейчас. Но в остальном он ошибался. Пета не хотела соглашаться на его предложение не потому, что он ей не нравился. Ее мучила совесть.
Покраснев, она грустно призналась:
— Ты не понимаешь. Я… сегодня вечером ты был… ужасно добрым, а я чувствую себя просто червяком!
Она увидела изумление в его глазах. Николас рассмеялся, но Пета глубоко вдохнула и упрямо продолжила:
— Я… сегодня на реке… это ты из-за меня упал и разбил голову. Нет, я не хотела, чтобы ты ушибся, и мне ужасно жаль, что так вышло, но я хотела, чтобы ты потерял равновесие и почувствовал себя глупо. Я… я нарочно накренила ялик. Я ужасно поступила и заслуживаю, чтобы меня уволили, но… но ты смеялся надо мной, а я не могла этого вынести. — Девушка помолчала, потом добавила с несчастным видом: — Я бы сказала тебе правду и извинилась, даже если бы ты не был со мной таким милым сегодня вечером, но теперь, когда ты так себя вел, все стало еще хуже. Ты смеялся, когда я… но это правда — я действительно чувствую себя червяком, мерзкой ползучей тварью!
В наступившей тишине раздался спокойный голос:
— Тебе необязательно было рассказывать. Я догадался. Но ничего не имел против. Даже почувствовал, что получил по заслугам.
Она покачала головой:
— Ты был моим учеником. Я поступила ужасно.
— Ну, если ты чувствуешь себя такой виноватой, я разрешаю тебе это компенсировать. Будь за обедом со мной очень, очень милой, — смеясь, предложил Николас.
Он говорил весело и тепло поглядывал на нее. Да ведь он милый, недоверчиво подумала Пета. Странно, что она не поняла этого раньше. Или, может, не так уж странно. Ей врезалась в память их первая встреча, и каждый раз, когда он улыбался или дразнил ее, она изначально считала это чем-то недобрым или обидным.
Отель, выбранный Николасом, очевидно наугад, мог похвастаться красиво обставленной гостиной и уютными столиками в нишах. Светильники на стенах освещали мягким розовым светом белый дамаст, сверкающее серебро и расписные вазы на столиках, полные хрупких благоухающих цветов.
— Красивые, правда? Я рада, что они не искусственные. — Пета осторожно коснулась бархатистого цветка.
— Или настоящие, или никакие? Я думаю так же, — улыбнулся Николас. Он протянул ей меню. — Хочешь выбрать?
— Только если оно не на французском языке. Я его не очень хорошо знаю. Выбери сам. Мне нравится все, кроме устриц. Может, они бы мне тоже понравились, если бы я их ела с завязанными глазами!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
