Лабёф ему:
— Если доставим живым, эти пятнадцать сотен я разделю с тобой пополам, а себе заберу награду штата. Если же придется его убить, я отдам тебе треть денег Биббзов. Это пятьсот долларов.
— И ты собираешься все денежки штата прикарманить?
— Я на это уже почти четыре месяца потратил. По-моему, мне причитается.
— А семья раскошелится?
Лабёф ему:
— Кривить душой не стану, Биббзы прижимисты. Они к деньгам липнут, как холера к негритосу. Но я прикидываю, что раскошелиться им придется. Они уже и на людях выступали, и объявления в газетах печатали. У Биббза имеется сын, Толстяк, так он метит на стариковское место в Остине. Он просто вынужден будет платить.
Из пальто своего плисового Лабёф достал объявления о награде и газетные вырезки, разложил на столе. Кочет их несколько времени перебирал. Потом спрашивает:
— Ну так что ты на это возразишь, сестричка? Откажешь мне в лишнем шальном заработке?
Я говорю:
— Этот человек желает увезти Чейни в Техас. А мне этого не надо. И мы так не договаривались.
А Кочет:
— Но мы же все равно его сцапаем. Ты хочешь, чтоб его поймали и наказали. Это мы и намерены сделать.
— Я хочу, чтоб он знал — наказывают его за убийство моего папы. И мне без разницы, сколько собак и толстяков он прикончил в Техасе.
— Вот ты ему это и сообщишь, — говорит Кочет. — Прямо в лицо и выложишь. И плюнуть в него можешь, а то и песок дорожный пускай жрет. Можешь пулю в ногу ему засадить, а я его тебе подержу. Только сначала его надо поймать. И тут нам подмога не помешает. Ты какая-то насчет этого несговорчивая. Молодая потому что. А пора учиться, что не может выходить по-твоему в самой малейшей частности. У других людей тоже есть интересы.
— Коли я что-то купила и заплатила за это, оно по-моему и будет. Думаете, почему я вам плачу? Чтоб не по-моему было?
Тут опять Лабёф встревает:
— Она все равно никуда не поедет. Не понимаю я вообще, о чем вы толкуете. Это неразумно. Я не привык в своих делах советоваться с детьми. Беги домой, малявка, мама заждалась.
— Сами бегите домой, — отвечаю. — Вас никто сюда не звал с этими вашими шпорами.
— Я ей уже сказал, что может тоже поехать, — говорит Кочет. — Я за ней сам присмотрю.
— Нет, — отвечает Лабёф. — Она будет только мешать.
А Кочет ему:
— Многовато на себя берешь.
А Лабёф:
— От нее будут только хлопоты и путаница. И ты сам это прекрасно знаешь. Сядь подумай. Она тебя совсем затуркала своим нахальством.
Кочет говорит тогда:
— А может, я сам поеду тогда, и один этого Чейни поймаю, и все денежки себе заберу.
Лабёф задумался.
— Доставить-то ты его, может, и доставишь, — говорит. — Да только я лично прослежу, чтоб ты за него ничего не получил.
— И как же ты это сделаешь, арестант?
— Оспорю твою заявку. Воды намучу. Им немного понадобится, чтобы отступиться. И когда все закончится, тебе, может, руку пожмут и спасибо скажут за труды, а может, и нет.
— Только попробуй, тут тебе и конец, — говорит Кочет. — И в чем тут твоя выгода?
— А твоя? — спрашивает Лабёф. — Я б не стал сильно рассчитывать, что смогу обставить незнакомого человека.
— Тебя-то я обставлю как пить дать, — говорит Кочет. — Не встречал я еще таких техасцев, которых не мог бы обставить. Только попробуй мне дорогу перейти, Лабёф, опомниться не успеешь, на тебя воз кирпичей обрушится. Пожалеешь, что в Аламо с Трэвисом не остался.[45]
— Стукните его, Кочет, хорошенько, — не выдержала я.
А Лабёф смеется:
— Сдается мне, — говорит, — она опять тобою помыкает. Послушай, мы уж довольно с тобой цапались. Давай вернемся к делу. Ты, как мог, постарался вот этой дамочке угодить, аж из кожи вон лез, а она все равно упорствует. Отправь ее восвояси. Поймаем мы ей этого типа. Ты на это и подписывался. А если с ней что-нибудь случится? Ты об этом подумал? Родичи вину на тебя же и повесят, а то и закон привлекут. Чего ты о себе-то не думаешь? Или считаешь, она будет за твои интересы переживать? Да она тобою пользуется. Надо быть тверже.
И Кочет ему:
— Мне очень бы не хотелось, чтобы с ней что-нибудь произошло.
— У вас всё награда эта из головы нейдет, — говорю тогда я. — А это кот в мешке. От Лабёфа один звон пока, а я вам живые деньги уплатила. Если вы хоть единому его слову верите, сомневаюсь, что в вас хоть капля рассудка осталась. Поглядите, как лыбится. Он вас надует.
Кочет на это мне говорит:
— Так я ж и о себе, сестренка, иногда думать должен.
— Ну и что вы делать собираетесь? — спрашиваю. — На двух табуретках-то и не усидеть, пожалуй.
— Мы его тебе достанем, — отвечает он. — Вот что главное.
— Отдавайте двадцать пять долларов обратно. Вот прямо сейчас, давайте.
— Я уже их потратил.
— Ах вы жалкий мерзавец!
— Постараюсь тебе их вернуть. Почтой вышлю.
— Так я вам и поверила! Если думаете, будто сможете меня так облапошить, вы ошибаетесь! О Мэтти Росс вы еще услышите — и не раз!
Я так разозлилась, что чуть язык себе не откусила. Стерлинг Прайс — кот этот — почуял, в каком я настрое, уши прижал и прыснул у меня с дороги, чтоб не попадаться под ноги.
Наверное, я даже поплакала по пути, только ночь стояла холодная, и когда я дошла до «Монарха», гнев мой остыл до того, что можно было думать без помех и строить планы. Времени нанимать другого следопыта уже не оставалось. Скоро сюда приедет адвокат Дэггетт — меня искать, вероятно, завтра же и приедет. Не пожаловаться ли главному исполнителю? Нет, это и потом можно. Адвокат Дэггетт спустит червивую шкуру с Кочета Когбёрна и приколотит ее к стене. Самое важное — не упускать из виду цели, а цель — поймать Тома Чейни.
Я поужинала и стала собираться. Попросила миссис Флойд наделать мне маленьких сэндвичей из бекона и галет. Хотя не такие уж и маленькие получились — из одного сэндвича миссис Флойд вышло бы два маминых. Только у нее галеты совсем плоские — она в них соды недокладывает. Еще у нее я купила клинышек сыру и сушеных персиков. Все это я положила в мешок.
Миссис Флойд вся просто изводилась от любопытства, и я ей сказала, что отправляюсь с судебными исполнителями на Территорию поглядеть, кого это они там арестовали. Ее это вообще никак не удовлетворило, но я сказала, что никаких подробностей не знаю. И добавила, что меня не будет, скорее всего, несколько дней, а если мама или адвокат Дэггетт станут спрашивать (наверняка), то пускай она их заверит, что у меня все хорошо.
Я свернула одеяло в скатку, мешочек с продуктами сунула внутрь, а потом обмотала все дождевиком и перевязала бечевкой. Поверх своего пальтеца надела папин тяжелый пыльник. Рукава пришлось подвернуть. У меня шляпа была не такая толстая и теплая, как у него, поэтому я поменяла. Она, конечно, мне слишком велика оказалась, поэтому я взяла несколько страниц из «Новой эры», скомкала и затолкала внутрь под ленту, чтобы шляпа на голове хорошо сидела. Затем взяла узел, мешок с пистолетом и пошла на конюшню.
