Небо унылым саваном, бесформенным и гнетущим, нависло над землей. Казалось, свет солнца истощился и померк и ничего не осталось от него на серых небесах, кроме бледно-молочной дыры.
Стужа покрепче затянула у горла свой отсыревший плащ, низко опустила голову, согнув плечи, — слишком несчастная, чтобы проклинать все на свете. Нескончаемая изморось промочила ее насквозь, тонкая струйка воды стекала с кончика носа по губам на подбородок и дальше вниз. Бедра онемели, она натерла ноги о влажное кожаное седло. Тело покрылась гусиной кожей от пронизывающего ветра, и ей казалось, что скоро она сама превратится в дрожащую, нахохлившуюся ворону.
Бедный конь чувствовал себя не лучше. Он опустил морду почти до самой земли, с отяжелевшей спутанной гривы стекала вода. Он еле тащился по скользкой траве и грязи, иногда спотыкаясь, иногда и вовсе отказываясь идти, и ей приходилось понукать его или подгонять ударами ног по бокам. Ей было жаль животное, дрожавшее все сильней, но им обоим ничего не оставалось, кроме как продолжать свой тягостный путь.
Ни одно дерево не могло служить им укрытием: со всех веток и листьев стекал дождь. Ни одного крестьянского дома не было видно, ни одного селения. Вода склеивала ей ресницы, но она не сводила глаз с плохо различимого горизонта.
Когда наконец опустилась мгла, всадница спешилась, найдя укрытие за небольшим холмом, натянула капюшон, закуталась в плащ как можно плотнее и села прямо на сырую землю. Надежно удерживая поводья в руке, она опустила голову на колени, сцепила пальцы вокруг ног и стала ждать, слишком окоченевшая, чтобы думать о чем-нибудь или что-нибудь чувствовать.
Она задремала, а потом провалилась в сон. Первые признаки серого рассвета пробудили ее, она встала и снова взобралась в седло. По крайней мере дождь прекратился. Она достала полоску сушеного мяса из мешка Амалки и стала жевать, не ощущая вкуса еды.
Солнце и не думало греть, тучи по-прежнему угрожающе обложили все небо.
Когда солнце достигло зенита, она была уже на берегу реки, опасно вздувшейся из-за дождя. Мутные воды пенились, перемешивая вязкие комки грязи с пучками травы, быстро унося их прочь. Но река не была глубокой, так как белая пена бурлила в тех местах, где из воды выступали на поверхность три камня.
Стужа прикусила губу, обратившись мыслями в прошлое.
Эта река была намного слабее двадцать с лишним лет назад — попросту ручеек. Они с Кимоном останавливались здесь, чтобы напиться — возможно, в этом самом месте. Тогда Ашур еще был с ней — огромный прекрасный черный единорог, который пронес ее через полдюжины войн, а уж всех приключений ей и не вспомнить. И он тоже пил с ними из этой Реки. Еще немного, и перед взором предстали загадочные глаза Ашура. Глаза совсем не обычные: два пятна пламени, которые мерцали, горели, но не обжигали… Они преследовали ее, эти глаза. Она видела их во сне, в своих ночных кошмарах. Даже теперь, вспомнив о них, она почувствовала нескончаемую боль утраты.
Стужа смотрела вниз, на бурлящую воду. Большой кусок дерева промчался мимо, вниз по течению, и скрылся с глаз.
Возможно, размышляла она, лучше было бы никогда не приезжать в Келед-Зарем, никогда не обзаводиться домом и не селиться в нем. Теперь же Кимон мертв, и Ашур исчез много лет назад. Одного сына убили, а другой сын — ее кровь и плоть — покинул ее, и только боги знают, где он сейчас.
Мысль о собственном одиночестве привела ее в уныние.
— Остались только ты да я, конь, — произнесла она, потрепав животное за холку, направляя его через реку. Это были первые слова, произнесенные вслух, и единственная речь, которую она услышала за несколько дней. — Только ты и я, — повторила она просто ради того, чтобы услышать человеческий голос.
Конь осторожно пошел вброд до середины реки и остановился. Наклонил голову, чтобы напиться. Вода доходила ему до груди, и хотя сапоги всадницы уже и так были сырыми, она высвободила ноги из стремян и приподняла их, чтобы не намочить еще больше. Ей хорошо было известно, что нельзя позволять коню пить слишком много, поэтому она слегка натянула поводья. Цокнула языком, заставив коня тронуться с места, и они вскарабкались на противоположный берег.
Стужа развернулась в седле и оглянулась. На самом ли деле это было то место, где они с Кимоном останавливались однажды? Да, она была в этом уверена. Просто время и дождь с тех давних пор смыли все их следы.
День клонился к вечеру, когда на юге неожиданно показались крыши небольшого городка. Соушейн, кажется так он назывался. Они с Кимоном через него тоже проезжали. Она остановилась и принюхалась. Воздух наполнился аппетитными запахами из кухонь, где жены и дочери принимались за приготовление ужина. Ветер доносил до нее эти ароматы, и она вдруг почувствовала, как пуст ее желудок. Она наклонилась вперед и, подняв нос, глубоко вдохнула. Ей казалось, она видит, как из печных труб ближнего к ней дома вьется дым, поднимаясь вверх. Это — таверна или прежде была ею. Она облизнула губы при мысли о теплом вине. Но все же придержала поводья и отвернула коня в сторону. Соушейн — это местечко, где обычно останавливаются дозорные патрули. Им тоже нравится посещать таверну. Она же сейчас в бегах. Весть о ее преступлении, наверное, еще не достигла этих мест, но с таким же успехом могла и долететь. Она еще раз понюхала воздух, наполняя ноздри чудесным, необыкновенным ароматом, и вздохнула. На ужин у нее сегодня будет немного сушеных фруктов из мешка Амалки, и вода, чтобы их помыть. О боги, сколько здесь воды!
Она объехала Соушейн стороной, чтобы остаться незамеченной. Келед-Зарем имел протяженную границу с Эсгарией и воинственным государством Ролароф. Границей служила река под названием Лите, бравшая начало где-то далеко к северу от Роларофа, в холодной, покрытой лесами земле Рианота. Она когда-то бывала в той далекой стране, но не знала, правдива ли легенда о том, что эта река извергается диким, неистовым ключом из огромной черной пещеры, которая ведет прямо в ад. «В который из кругов ада?» — спрашивала она наивно, будучи еще ребенком. Но ее мать лишь загадочно улыбалась, поднимая брови, как умела делать только она, и начинала рассказывать о чем-нибудь другом.
Река Лите была уже недалеко. Они с Кимоном когда-то перебрались через нее и доехали до Соушейна всего за два дня.
Теперь она проявляла еще большую бдительность. Там, где города, должны быть и крестьянские хозяйства. Там, где хозяйства, должны быть крестьяне, а у них есть болтливые языки. Ей не хотелось, чтобы ее видели.
И еще ей надо остерегаться дозорных. Непохоже, чтобы они несли службу так далеко от границы, но это могли быть отряды с провизией или с пополнением. Соушейн слишком маленький городок, чтобы вместить целый гарнизон, чего не скажешь о Кире, который окружен высокими стенами и находится в одном дне езды отсюда на север и на запад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
